– Тебе стоит прекратить встречаться с людьми статусом ниже тебя.

– Я спала с тобой.

– Именно это я и имею в виду.

Она засмеялась.

– Ты милый, – сказала она. – Лучше бы ты не был таким.

– Это проклятие. – Он улыбнулся ей. – Знаешь, могла сказать тому парню, что больше не будешь профессиональным сварщиком.

– Могла бы, ага. Но это неважно. Я не могу спать с парнем, которого не уважаю. Мужчина, который не может уважать женщину, которая занимается предположительно «мужской работой», так же не будет уважать женщину, которая занимается «женской работой». Я рада, что все закончилось до того, как стало серьезно.

– О нас ты думаешь то же самое? Рада, что кончилось до того, как стало серьезно?

– Все было серьезно уже до того, как ты меня поцеловал, Ян.

– Я не знал. Я не мог представить, что ты... Мне никогда не приходило в голову, что у тебя есть ко мне чувства, – признался он. – Кроме влечения. Его я заметил.

– Ты выглядишь замечательно в костюмах, как, впрочем, и без них, и это о чем-то говорит.

– Позволь пригласить тебя куда-нибудь, – предложил он. – На ужин. Потом можешь вернуться домой и помочь мне с камином. Мы просто сходим куда-нибудь. Будет весело. Все будет обычно. Мы можем закончить наши дела на хорошей ноте вместо того, чтобы чувствовать себя хреново по поводу того, что случилось.

– Или не случилось.

– Или не случилось, да.

– Я тебе хотя бы нравлюсь? – спросила она. – Как человек, имею в виду. Я тебя оскорбляю, я приварила гайки к твоей машине, я пугаю новичков и зарабатываю восемнадцать долларов в час, в то время как ты зарабатываешь восемнадцать долларов в минуту.

– Папа зарабатывает восемнадцать долларов в минуту. Я организовываю шестизначные цифры. Знаешь ли, у меня оклад. Я не владею компанией, я ей всего лишь управляю. Если я напортачу, у меня будут проблемы или меня уволят, как и любого другого, кто работает на моего отца.

– Только любой другой не является сыном сенатора, который однажды унаследует семейный бизнес, и, неважно, как сильно он напортачит.

– Отец – государственный сенатор.

– А твое шале – это развалина.

На мгновение они замолчали. Она понимала, что он ждал от нее немного гибкости, сказать «да» по поводу ужина, согласиться закончить все на хорошей ноте вместо этого... чем бы это ни было... на этой странной болезненной ноте.

– Я буду скучать, – произнес он. – Я честен с тобой.

– Я оскорбляю тебя. Часто.

– Кто-то ведь должен, правда? – усмехнулся он. – Все остальные мне лгут.

– Черт, это правда, – согласилась она.

– Пожалуйста? Проведи со мной вечер. Посмотри на камин и скажи, можно ли его отремонтировать. А потом можем пойти в пивную. Я угощаю. Благодарность за твою помощь. Мы можем притвориться друзьями на один вечер, ладно? И тогда, может, потом нам уже не надо будет притворяться?

– Почему ты не хочешь быть моим другом?

– Ты носишь сварочный аппарат в рюкзаке и мне пришлось заплатить пятьсот долларов, чтобы убрать те чертовы яйца с бампера, – сообщил он, наконец, встречаясь с ней взглядом. И первое, что она заметила, это его глаза, такие ярко-голубые, что можно было понять, какого они цвета из другого конца комнаты, другого конца мира. – Конечно, я хочу быть твоим другом. Это безопаснее, чем быть твоим врагом.

Ей пришлось улыбнуться после такого признания.

– Пожалуйста, Искра. Один ужин в честь извинений. Я даже заплачу.

Ян был сильным и умным, и это много для нее значило, что ему не стыдно немного унизиться. Настоящий мужчина. Он не боялся ее, даже если шутил, что боится. Вот почему ей не стоило этого делать, разговаривать с ним, думать об этом. Она уже много о нем думала. Он уже ломал ее и мог сломать снова. Ей абсолютно точно не стоит больше проводить время наедине с ним, если только она не хочет, чтобы ей стало больно, и, Бог знает, она не хотела этого. Ей до сих пор больно.

– Пойду возьму горелку, – сказала она. – Но тебе лучше выполнить обещание насчет пива, иначе я заварю тебе не только камин.

– Ты сексуальна, когда угрожаешь моим гениталиям, – признался он.

Она похлопала его по плечу.

– Расскажи мне о том, чего я не знаю.

Ян смотрел, как Искра возвращается в офис за оборудованием. Какого черта, о чем он вообще думает? Он думал о том, что не забыл Искру, вот о чем он думал. Ему нужно забыть, как это быть с ней. Ему, правда, нужно забыть, как это быть с ней.

И под ней.

И вокруг нее.

И в ней. Ему нужно это больше всего.

– Жалок, Эшер. Ты просто жалок, – пробормотал он себе под нос, пока рылся в карманах пальто в поисках ключей. Просить крохи у этой женщины, когда ему хотелось пировать. Но он так сильно все испортил, что понимал, что она никогда не ослабит защиту. Недостаточно, чтобы дать ему хотя бы надежду. И точно не ее любовь, хотя именно этого он хотел. Ничто другое не подойдет. И он понимал, что все кончено, точно кончено.

У него появилась надежда, когда она приварила металл к его бамперу. Только женщина, у которой к нему сильные чувства, могла подшутить так над ним. Но после этого - ничего. Даже молчание было лучше, чем то, как она с ним обращалась. Она вела себя с ним так же, как и с любым другим – с примесью черного юмора и крайнего презрения. А он не хотел, чтобы она вела себя с ним так же, как и с другими. Он хотел быть особенным. Но это была Вероника Искра Реддинг, и, если бы за умение заставлять мужчин чувствовать себя ничтожествами давали деньги, она бы поехала домой с миллионом долларов и новой машиной.

И сегодня она увольняется. Что означает, что он, скорее всего, никогда ее больше не увидит, если только не сделает что-то поспешное, радикальное и глупое, как, например, попросит ее помочь ему с ремонтом в доме и надеяться на еще немного времени с ней. Может быть, он сможет уговорить ее его простить. Может быть, он мог уговорить ее провести с ним ночь. А, может, смог бы уговорить ее сварить металлические крылья и слетать к солнцу. Он слишком много думал. В отличие от него Искра уже встречалась с другими. Он не ходил на свидания после первой их ночи. Почему?

Потому что ему нравились женщины, и он не хотел быть ублюдком по отношению к ним, а только ублюдок мог пойти на свидание с одной женщиной, а думать о другой. О женщине с панковскими розовыми волосами, идеальным лицом и телом, которое подходило ему так, что он считал, что она создана для него. Она носила свободные брюки и майки, которые открывали ее сильные плечи и тату на бицепсах. Она надевала видавший всякое бомбер каждый день, неважно какой была погода. Из коричневой кожи, не черной, потому что Искре не хотелось казаться крутой – она была крутой. Слишком крутой для него.

Но все еще… ему стоит попробовать еще раз, или он будет сожалеть об этом всю жизнь.

Искра появилась из офиса с огромной армейской сумкой через плечо. Будь это любая другая женщина, он бы просто взял у нее сумку и понес. Но он уже понял, что с Искрой этот номер не пройдет. Ее бесило не то, что он понесет ее вещи и станет джентльменом. Она не хотела, чтобы трогали ее инструменты.

– Поедешь со мной? – спросил он. – Моя машина проедет по снегу лучше твоей.

– У меня есть цепи, – ответила она. – Это не первая моя зима, помнишь? – Она открыла дверь своего грузовика и положила сумку на водительское сидение.

– Мой новый дом нелегко найти, поэтому следуй за мной. Если потеряешься, звони.

– Я не потеряюсь, – заверила она, закрывая пассажирскую дверь. – Показывай, Макбаф.

– В смысле Макбет? – уточнил он.

Она посмотрела на него, вздернув бровь, и хлопнула водительской дверью. Возможно, обсуждать сейчас «Полное Собрание Сочинений Шекспира» не стоит.

– Ты идиот, Эшер, – сказал он себе.

Ян сел за руль своего «Аутбека» и выехал с парковки на шоссе двадцать шесть. Его строительная компания располагалась в нескольких милях от Портленда, в Сенди, а Говермент Кемп в добрых тридцати милях на восток, прямо у заснеженной горы. В начале поездки температура была около четырех градусов, но сильного мороза не было. Но как только они поднялись, температура начала падать. Через двадцать миль она опустилась до трех градусов, а затем до минус одного, согласно табло на приборной панели.