— Умей набивать себе цену, — рассмеялся Гордеев.

— Шутите все, — расстроился Саша.

— Шучу, — согласился Юрий. — А ты, кстати, зайди ко мне после работы, сходим вместе — поедим лучшее в столице мясо, не все ж нам одними пельменями питаться.

Буквально на следующий день доверенность, составленная по всем правилам и подписанная Старостиным, лежала на столе Гордеева. Подивившийся такой скорости адвокат тотчас заключил договор на защиту и вступил в безраздельное владение врученным ему авансом.

Разумеется, первым делом нужно было поехать в офис Михаила Васильевича Соболева и побеседовать с его коллегами. Ведь, кто может дать объективную характеристику человеку? Разумеется, те, с кем он ежедневно связан по работе.

Гордеев выехал из дома около десяти часов утра. А между тем солнце уже жарило, как в полдень. Юрий вспоминал, как сильно он хотел жаркого лета этой зимой. «Вот и наступило, — подумал он, вытирая платком пот со лба. — Несколько жарких дней пролетят, как во сне, и ты даже не заметишь, что это было лето, потому что мысли уже направлены на то, чтобы скорее пошел дождь или наступил прохладный вечер… А потом снова зима… Прямо сразу. Как это у нас в России и бывает. Проснешься однажды, выйдешь из какой-то дремы, посмотришь в окно, а там — снег. И с удивлением подумаешь — а где же лето? Может, все-приснилось? И опять примешься ждать тепла, жары, надеясь, что уж теперь-то ты его не пропустишь мимо себя, как это случалось всю твою сознательную жизнь… И нескончаемо будет случаться до конца твоих дней, да и после твоей смерти… И почему я не родился в какой-нибудь замечательной географической точке, где и зимой, и летом умеренный, теплый климат? Ну, например, на острове Тенерифе! А ведь так всегда: все самое хорошее случается в жизни, но только не с тобой».

С этими бесполезными и беспросветными мыслями Гордеев подъехал к предприятию Соболева. Это было массивное здание в несколько этажей — «холодильник», как его обычно называли. Здание выглядело несколько зловещим, поскольку внизу не было ни одного окна. Здесь, по-видимому, и находились морозильные камеры.

Гордеев не без осторожности вошел в центральный подъезд здания. Его встретили не очень дружелюбные охранники. Но Гордеев сразу объяснил им, кто он такой и зачем пожаловал.

Главный охранник связался с кем-то по рации, и минуты через три Гордеев, вывернув наизнанку свою барсетку и пройдя металлоискатель, сидел в кабинете у заместителя директора, где в нос бил запах новенькой кожаной обивки мебели.

— Евгений Георгиевич, — представился заместитель Соболева.

— Гордеев Юрий Петрович, адвокат вашего генерального директору, — отрекомендовался Гордеев.

— Да, да, адвокат, — повторил Евгений Георгиевич. — Очень хорошо, что вы пришли. Очень хорошо!

Он всплеснул руками, что, видимо, было призвано изобразить крайнюю степень расстройства.

— А в чем, собственно, дело? — с солидным видом поинтересовался Гордеев.

— Вот вы, адвокат, и объясните мне, в чем, собственно, дело? За что арестовали Михаила Васильевича?

— Он подозревается в умышленном убийстве, — ответил Гордеев.

— Что вы! — схватился рукой за сердце заместитель. — Как же так? Этого не может быть!

Это был толстенький, маленького роста мужичок. Судя по его лицу, ему можно было дать тридцать пять лет с тем же успехом, с каким и пятьдесят пять. Только проплешина на голове выдавала его истинный возраст. Но глаза были живые, с хитринкой, под низкими бровями с редкими седыми волосками, и Гордеев мог дать руку на отсечение, что этот замдиректора не прочь приударить за какой-нибудь молоденькой работницей предприятия. Короче говоря, типичный портрет бюрократа, какого выводили на страницах своих памфлетов талантливые писатели-сатирики конца двадцатого века.

— Мне очень жаль, — сделал скорбный вид Гордеев, — но дело обстоит именно так.

— Какое убийство? Что вы говорите? Михаил Васильевич смог убить человека? Да он муху пальцем не тронет! — продолжал причитать заместитель Соболева. — А чтобы вот так, убить человека… Нет, никогда не поверю.

— Да нет, вы не поняли. Убил не он. Он нанял наемного убийцу. Якобы, — вовремя поправился Гордеев, потому что Евгений Георгиевич вытаращился на него такими невообразимыми глазами, что Юрий подумал о реальности выпадения их из орбит.

— Нанял убийцу?! Час от часу не легче… Нет. Он на такое тем более не способен. Вы что? Да и зачем?

— Вот я, собственно, и хотел поинтересоваться, если вы в курсе дела, конечно… Какие отношения были у Соболева с Колодным? Была у него причина убивать адвоката или нет?

— Ну, я не знаю. Я, вообще-то, мало что знаю об их отношениях. Знаю, что знакомы были. И, по-моему, достаточно близко. Но никаких подробностей.

— А при вас он говорил что-нибудь про адвоката? Как-нибудь о нем отзывался? Разъяренным вы его никогда не видели?

— Михаила Васильевича разъяренным?! — воскликнул заместитель. — Нет, никогда в жизни я не видел его разъяренным. Его вообще трудно вывести из себя. Он на редкость спокойный, уравновешенный человек. Ему, если хотите знать, нужно идти в шоу «Кресло», деньги зарабатывать…

— Ну, — протянул Гордеев, которому уже порядком надоели все эти восхваления. — Согласитесь, что у Соболева и без «Кресла» денег предостаточно.

— Да, но это я так, к слову… Образно выражаясь, — смутился заместитель.

— Ну, так как с Колодным дела обстояли? Какие у них были взаимоотношения?

— По крайней мере, насколько мне известно, — доверительно проговорил Евгений Георгиевич, — бизнесу он не мешал нисколько. Возможно, даже способствовал.

— А поточнее?

— Понимаете, свои личные проблемы Михаил Васильевич со мной не обсуждает. Не так воспитан.

— Хорошо. А как Соболев отреагировал на смерть Колодного?

— А вот этого я не знаю. Михаил Васильевич не успел поделиться со мной своими впечатлениями.

С минуту Гордеев молчал. Он понял, что разговор с этим человеком бесполезен. Он либо действительно ничего не знает, либо не хочет говорить.

— Скажите, — предпринял последнюю попытку Гордеев. — Вы хотите, чтобы Соболева выпустили на свободу?

— Странные вопросы вы задаете, — обиделся Евгений Георгиевич. — Намекаете на то, что я хочу его подсидеть? Между прочим, если бы я даже и хотел, у меня ничего бы не вышло.

— Почему? — насторожился Гордеев.

— Ну, — слегка замялся Евгений Георгиевич. — Не такой я человек. У меня сила воли слабая, если можно так выразиться. Не могу на себя слишком большую ответственность брать, понимаете. Замом работать, это пожалуйста. Но чтобы генеральным директором! Нет, мне самому этого не нужно. Тут нужна масштабная личность, инициативная! Вот именно такая, как Михаил Васильевич. Это такой человек!..

— Ясно, — перебил его Гордеев и разочарованно покачал головой. — Я, собственно, ни на что и не намекал. Я просто хотел сказать, что, если вы действительно хотите, чтобы Соболева быстрее освободили, то лучше бы вам рассказать мне все, что вы знаете.

Евгений Георгиевич с недовольным видом откинулся на спинку кресла.

— Вы говорите со мной, как с — он не мог подобрать нужное слово. — Как с ребенком, который ничего не понимает в этой жизни. Нет. Даже не как с ребенком. А Так, как будто вы меня в чем-то подозреваете! Как будто это я сейчас нахожусь на скамье подсудимых, и от того, что я сейчас скажу, будет зависеть, скостят мне срок заключения или нет! — у него дернулись губы, и ручка, выскочив из теребящих ее пальцев, упала на стол.

«Уф, какой нервный», — подумал Гордеев.

— Нет, поймите, я нисколько не хотел вас обидеть, — поспешил он. — Просто я адвокат, и мне нужно знать о моем подзащитном как можно больше.

— Я понимаю, — сдержанно ответил Евгений Георгиевич. — И я вам уже рассказал все, что я знаю. Чего я не знаю, я, естественно, вам поведать не могу. У вас будут еще какие-нибудь вопросы ко мне?

Сказано это было таким тоном, что Гордеев понял: тут ему ловить больше нечего. Он сухо попрощался с замом Соболева, испросил у него разрешение поговорить еще кое с кем из людей, наиболее приближенных к генеральному директору, на что Евгений Георгиевич усмехнулся и направил его к секретарше Соболева Динаре.