– Их дочка.
– А вы кто? – спросил Кевин.
– Джек Хэммонд. Полицейское управление Напы.
Полицейский! Пенелопа улыбнулась, почувствовав облегчение, даже надежду.
– Слава Богу, в городе остался хотя бы один нормальный полицейский.
– Я ничего не понимаю. Ведь вы менада, не так ли?
Облегчение быстро испарилось. Глаза полицейского смотрели на нее холодно и оценивающе. Под этим взглядом Пенелопа почувствовала себя исключительно неловко.
– Все в порядке, Джек, – поспешно заговорил Холбрук, – она с нами. Я думаю, мы можем ее использовать, чтобы добраться до него.
Использовать меня.
Она подвинулась ближе к Кевину. Этот разговор ей не нравился.
– А где же остальные? – спросил Кевин. – Все там? – Он сделал неопределенный жест вверх.
Джек кивнул, и холодность в его глазах исчезла. Она сменилась усталостью, за которой угадывалась страшная изможденность. Пенелопа внезапно заметила на его коже кровоподтеки, а на порванном костюме потускневшие мазки засохшей крови.
– Сразу сюда я прийти не мог, – сказал он. – Пришлось укрываться в Главном управлении.
– Так где же все-таки остальные? – спросил Холбрук.
– Молодой человек прав – они все там. Пытаясь выбраться, Майк разделся догола и облился вином, но его тоже убили, как и остальных. – Джек глубоко вздохнул. – Им всем отрубили головы.
– Сволочи, – выдохнул Холбрук.
– Эти зомбированные безумцы еще там. Они вообще везде. У меня была только одна обойма патронов, поэтому я остался там и затаился. Только сегодня я сделал попытку выбраться.
Пенелопе было как-то не по себе. Как шпионка во вражеском лагере. Возможно, Холбрук да и Джек тоже ее ни в чем не обвиняют, но все равно она чувствовала себя виноватой.
Но она не была шпионкой. Она была целиком на их стороне.
Она была предательницей.
– У тебя сохранилась тога? – спросил Холбрук.
Джек покачал головой:
– Нет.
– Все в порядке. У меня есть одна для тебя. Пошли.
Они пошли по коридору к двери в подвал, чтобы спуститься туда.
Пенелопа посмотрела на Кевина, стоящего рядом. Он выглядел озабоченным.
– Час от часу не легче. Ты думаешь, что в данном случае, когда они двое, это лучше, чем Холбрук один?
– Может быть, сбежим отсюда, пока не поздно? – предложила Пенелопа.
– И куда? Ты что, не видишь, в каком состоянии этот парень? А ведь он легавый! – Он покачал головой. – Там очень опасно.
– Ты слышал, как Холбрук сказал, что они могут «использовать» меня?
– Мне это тоже не понравилось, – признался Кевин.
– И как по-твоему, что они могут придумать?
– Насколько я могу судить, у них вообще нет никакого плана.
– Так что же нам делать?
Кевин пожал плечами.
– Не знаю, – проговорил он. – Не знаю.
Джек оказался не таким уж плохим.
Конечно, он был легавым, при этом консервативным, практичным, неуступчивым, но та мрачная холодность, которую она почувствовала при первой их встрече, была результатом стресса, голода и недосыпания. Отдохнувший, насытившийся и расслабившийся, он оказался приятнее Холбрука и неизмеримо более человечным. Пенелопа с Кевином поняли, что с ним они поладят, и довольно легко.
Она бросила взгляд на Джека, который спал свернувшись на диване. Кевин сидел на полу напротив нее, откинувшись спиной на стену, читал что-то из записей Холбрука. Сам учитель, как всегда, находился в подвале.
Они все здесь начали потихоньку сходить с ума. Поначалу это выглядело даже забавно, и она уже не в первый раз подумала, что не лучше ли было, если бы они остались там, снаружи, путешествовали бы в машине, а не прятались здесь. В прежние времена она иногда думала о лежачих больных, прикованных к постели, которые только благодаря телевизору получают сведения о жизни вселенной. Они смотрят новости, информационные передачи, фильмы, сделанные специально для телевидения, «основанные на подлинных событиях», видят выстрелы, грабежи, насилие и уверены, что мир за дверями их палаты полон опасности, что за каждым углом любого поджидает насильственная смерть. Ведь безумие питает само себя. И вот теперь девушка вдруг задумалась: а не происходит ли то же самое с ними, когда они, закрывшись в доме Холбрука, демонизируют тот страшный мир за окнами?
Но демонизировать мир, в котором действовали реальные дьяволы – а может быть, все-таки боги? – очень трудно.
Ну кто такой Дионис, в самом деле? Бог? Монстр? Мысль о том, что он монстр или дьявол, была приятнее. Тогда по крайней мере можно представить себе способ борьбы с ним.
Гораздо труднее вообразить перспективу сражения с богом.
Кевин отложил книгу, встал и потянулся. Посмотрел на спящего Джека на диване, затем сделал знак Пенелопе пройти с ним на кухню.
Она снова взглянула на остановившиеся часы над мертвым телевизором и вышла из гостиной. Кевин выглядывал из-за занавески на улицу.
– Есть там кто-нибудь? – спросила она.
Он покачал головой.
Утром они наблюдали, как банда подростков, одетых только в окровавленные шкуры домашних животных, гнала по мостовой голых пожилых людей, понукая их пистолетами и кнутами. Один старик оступился и упал. Они принялись пороть его кнутом, а потом начали топтать. Двое из группы, шедшие последними, схватили старика за ноги и потащили за собой. Так они и скрылись из виду.
Разбитая голова старика оставила на асфальте кровавый след.
Кевин отвернулся от окна.
– Я устал сидеть здесь взаперти.
Пенелопа пожала плечами.
– А кому это нравится?
– Я чувствую, что попусту теряю время; понимаю, что нужно что-то делать, а не делаю. – Он махнул рукой в сторону мира за окном. – Ты знаешь, там ведь ничего не затихло.
– Знаю.
– Нам надо действовать, пока не будет слишком поздно.
– Но возможно, уже слишком поздно. – Она подошла к шкафу, вытащила банку теплого напитка сэвен-ап и села за кухонный стол.
Кевин опустился рядом. Некоторое время они молчали.
– Так кем, они были? – спросил он наконец.
– Кто? Мои матери?
– Ага. – Он сделал паузу. – Прежде.
Она пожала плечами.
– С ними было все в порядке, я полагаю. Я не… – Она тряхнула головой. – Не понимаю, что, собственно, ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, на кого они были похожи? На хороших родителей? Они просматривали твои школьные дневники? Ходили на Дни открытых дверей? Следили, как ты чистишь зубы и нормально ли ты поела?
– Да, они были хорошими родителями, – произнесла девушка с оттенком печали.
– А они действительно были лесбиянками?
Пенелопа почувствовала, как к ее лицу приливает краска.
– Так все-таки в чем там было дело? – повторил он.
– Ни в чем. Враки все это, – ответила она и нервно облизнула губы.
Они опять помолчали некоторое время.
– Ты иногда вдруг становишься какая-то не такая, – сказал Кевин. – Вспыхиваешь, как порох.
Пенелопа кивнула.
– Я знаю.
Они взглянули друг на друга, и Пенелопа в первый раз ощутила себя героиней одного из фильмов, когда на экране складывается определенная ситуация. Юноша смотрел так, как будто собирался взять ее за руку, коснуться или даже обнять. И она поняла, что позволит ему это.
В дверях появился Джек.
– Привет, – произнес он.
– Привет, – ответил Кевин, чертыхнувшись про себя.
Настроение, если какое и было до сих пор, было испорчено. Пенелопа взяла свой сэвен-ап и сделала глоток.
Из этого дома нужно выйти, хотя бы ненадолго. Если они проведут здесь еще один день… Она закрыла глаза, пытаясь выбросить эту мысль из головы.
– Вы согласитесь играть саму себя в кино? – спросил Джек, наклонившись над раковиной.
Пенелопа чуть не поперхнулась.
– Что?
Полицейский широко улыбнулся.
– После того как весь этот кошмар закончится, из всего этого начнут стряпать кино. Это же великолепный сценарий. Если мы правильно раскинем карты, то сможем получить неплохой навар.