Или предположить еще худшее, предположить, что он вступил в сговор с преступниками?..

А мотивы?

Есть мотивы. Корыстные. Например — любовь! Его — к ней!

Потому что, вынужден напомнить, он, в нарушение всех существующих правил и приказа, был там, где ни под каким видом не должен был быть! Он был — у нее! Что заставляет задуматься!

А?..

Так-то вот!..

Мишель-Герхард-фон-Штольц стоял в очень неудобной позе. На коленях. На полу.

Фон-Штольцы никогда не стоят на коленях, даже если их ставить на них силой. Хоть — вчетвером. Пусть даже дело идет об их жизни и смерти.

Если они и стоят на коленях, то только по своей воле и только перед дамой!

Мишель-Герхард-фон-Штольц стоял на коленях перед дамой. Перед своей дамой. Он стоял на коленях, уронив свою голову ей на живот, и умоляюще говорил:

— Пойми, это дело чести! И даже больше — моей репутации. Если я не докажу свою правоту, то меня сочтут лжецом и я вынужден буду пустить себе пулю в лоб. Или в сердце. Надеюсь, ты понимаешь меня?

— Я — понимаю, — хлюпала носом решительно ничего не понимающая дама.

— Ты поможешь мне?

— Да!

— Тогда скажи, только честно, то, твое любимое колье, в котором ты была в первый день нашей встречи и потом тоже, оно у тебя?

— Какое колье, ну при чем здесь колье?! — всплеснула руками дама, которая не понимала, что может связывать ее колье и пулю в лоб любимого!

Да, непростой вопрос, на который нужно как-то отвечать. Желательно полуправду, чтобы врунишку сложнее было уличить во лжи.

— При том!.. При том, что меня обвинили в желании похитить его!

— Тебя?!

— Меня!

— Кто?

— Какое это имеет значение! Скажи лишь — оно сейчас у тебя? Да? Или... нет?..

— Да.

Ага, значит — да!..

— Тогда еще один, который может показаться тебе странным, вопрос. Откуда у тебя это колье?

— Папа купил.

— Где?

— Не знаю.

— Но, может быть, остался какой-нибудь чек, гарантийный талон или упаковка?

— Нет.

Верно — какой талон? Если это ТО САМОЕ колье, то все гарантии на него истекли на рубеже девятнадцатого и двадцатого веков.

— И, наконец, последняя просьба. Только прошу — не отказывай мне сразу. Не могла бы ты дать мне его ненадолго — буквально на пару дней! Ведь ты мне доверяешь?

— Доверяю!

— Дашь?

— Нет.

— Почему?

— Не могу. Сейчас — не могу. Папа запретил выносить его из дома!

— Почему?

— Не знаю. Он сказал, что это очень ценное украшение и меня могут ограбить. Если не найдет его, он будет очень меня ругать. Очень-очень!

Настоящий джентльмен должен ставить интересы дамы выше своих. Даже если даме угрожает семейная ссора, а джентльмену выстрел в сердце.

— Тогда — все, прости, что докучаю тебе своей болтовней. Но все же ответь: а если ты выполнишь просьбу папы, если ничего не будешь выносить из дома, но если грабитель, к примеру, заберется сюда, то тебя все равно будут ругать?

— Не знаю... Тогда, наверное, нет. Но это все равно невозможно, к нам никто не сможет залезть — ты же знаешь, у нас в подъезде и здесь в квартире тоже охрана!

Да, верно, ведь ее папа не простой папа, а очень высокопоставленный папа. Поэтому в ее подъезде, в специальной комнате, дежурят два вооруженных охранника. И еще один — на этаже. Никакие грабители сюда ни за что не сунутся. А если сунутся — то будут тут же схвачены!

— Скажи, ты придешь? — с надеждой спросила его дама.

— Приду! — твердо пообещал он, хотя прекрасно знал, какие последствия для него это может иметь.

— Сегодня?! — обрадовалась его любимая.

— Нет, сегодня — вряд ли, — грустя, ответил он. — Сегодня — не приду!

И его дама повесила свой носик.

«А может, все-таки приду», — подумал он.

Потому что настоящий джентльмен ставит интересы дамы выше своих интересов!..

Ну все!.. Если он окажет сопротивление — он его застрелит! Непременно! Конечно, не до смерти — в руку или ногу, но он будет стрелять, твердо решил Мишель.

Он имеет на это полное право, потому что Поставщик Двора пытался его убить, заплатив за его жизнь дворнику Махмудке две «катеньки».

Теперь настал его черед!

Мишель достал из кармана револьвер и, прокрутив барабан, убедился, что тот заряжен. Латунные, тускло взблеснувшие в свете лампы шляпки патронов плотно сидели в своих гнездах.

Он подошел к двери купе и, отбрасывая все сомнения, что было сил рванул ее на себя.

В купе было двое — ювелир и дама.

Дама, кругля глаза, с ужасом смотрела на ворвавшегося в купе без стука и предупреждения какого-то всклокоченного господина. Поставщик Двора тоже смотрел — вначале возмущенно, потом — недоуменно, потом — испуганно.

— Вы?! — выдохнул он полушепотом. — Вы живы?!

И тихо сел на диван.

— Как видите — жив! — твердо сказал Мишель. — Хотя, как я вижу, вас это почему-то не радует!

— Кто это, папа? — спросила дама, ставя ударение на второй слог.

— Это?..

— Титулярный советник Мишель Фирфанцев. Честь имею! — кивнул незнакомец.

— Что ему надо? — вновь обращаясь к ювелиру, спросила дама. — Что вам надо?

— Для начала — узнать, зачем ваш батюшка пытался меня убить?

— Ты пытался его убить? — ахнула дама.

— Что ты, Аннушка, побойся бога, конечно, нет! Господин что-то путает.

И умоляюще взглянул на Мишеля.

Но тот отвернулся.

— Да, возможно, я что-то путаю... после двух ударов, которыми мне, по приказу вашего батюшки, пытались расколоть череп! — мстительно сказал Мишель.

И быстро наклонившись, продемонстрировал кровоподтек на макушке.

Аннушка недоуменно взглянула на него. И на своего отца.

— Папа, это сделал ты?..

— Да, сударыня, это ваш папа, — Мишель специально сделал ударение на втором слоге. — Злодей и душегуб. Хотя и неудачливый. Я, как видите, несмотря на все его старания, остался жив. А вот Махмудку, того точно — зарезали.

— Какого Махмудку? — в отчаянии вскричала дама. — Я ничего не понимаю. Совсем ничего!

— Послушайте, — пытаясь справиться с волнением, сказал Поставщик Двора. — Сейчас не время и не место выяснять наши с вами взаимоотношения. Уверяю вас — вы ошибаетесь. Но если вам угодно думать именно так — то думайте, как вам будет угодно!

И привстав, попробовал пересесть на противоположный диван, чтобы успокоить дочь. Но Мишель истолковал его движение по-своему. Он подумал, что ювелир пытается приблизиться к нему, чтобы напасть. И рванул из кармана револьвер.

— Сядьте, пожалуйста, на место! — крикнул он. Поставщик Двора удивленно посмотрел на направленное на него оружие.

— Вы что, будете стрелять? При даме? — удивился он.

— Буду! — твердо пообещал Мишель.

Анна в ужасе глядела на большой, черный, страшный револьвер, который держал в руках этот странный незнакомец.

Ювелир медленно сел на свое место.

— Я вижу, вы сюда зачем-то явились, — тихо сказал он. — Так соблаговолите делать то, зачем явились!

Косясь краем глаза на даму, видя ее широко распахнутые от ужаса глаза, Мишель представил себе, как он выглядит со стороны, и ему стало ужасно неловко. Растрепанный, мокрый, в комьях налипшей на одежду грязи, с разбитой в кровь головой, да еще с револьвером в руках.

Какой кошмар!

Он быстро сунул револьвер в карман и присел на краешек дивана, как можно дальше от дамы, подвернув под себя грязные башмаки.

— Прошу прощения за свой вид, — пробормотал он, довольно неуклюже оправдываясь перед дамой, — но меня действительно пытались сегодня убить. Два раза. И поэтому я не успел привести себя в надлежащий вид.

Но Анна, фыркнув, демонстративно отвернулась от него.

Ах, как неудобно, как ужасно все получилось!

Ему страшно захотелось, чтобы все это как можно скорее закончилось. И он поспешил перейти к делу.

— Я искал вас, чтобы задать вам несколько вопросов, — официальным тоном сказал Мишель, — относительно судьбы хранящихся в Кремле фамильных драгоценностей царской фамилии.