Переходъ нѣсколькихъ промышленныхъ предпріятій въ собственность русской совѣтской республики не можетъ считаться шагомъ къ соціализму, но конечно, это — шагъ къ государственному капитализму.

Допустимъ, что у соціалъ-демократовъ нѣтъ и тѣни своекорыстныхъ мотивовъ, которыми можно бы было объяснить ихъ стремленіе къ сохраненію государства. Почему же они стоятъ за этотъ общественный строй?

Всѣ доводы, которые приводятся въ защиту государства вообще и соціалъ-демократическаго государства, въ частности, на столько слабы, что серьезные и искренніе люди не считаются съ ними.

Для болѣе серьезныхъ государствовѣдовъ послѣдняго времени отнюдь не тайна, что государственная машина, выгодная для одной части населенія, признается другою частью только "по привычкѣ". Рабами этой привычѣ являются и соціалъ-демократы, но такъ какъ эта привычка вредная, то отъ нея надо отдѣлаться.

Съ другой стороны, въ извѣстной части человѣчества сильны еще рабовладѣльческіе инстинкты, сильна еще та, по наслѣдству передаваемая, мало замѣтная для ненаблюдательнаго человѣка, но очень опасная манія величія, благодаря которой нѣкоторые люди считаютъ себя способными управлять человѣчествомъ. Распространеніе идеи равенства, распространеніе научнаго знанія явятся сильными средствами въ борьбѣ съ этими инстинктами, въ борьбѣ съ этой маніей.

Если соціалъ-демократы думаютъ, что государственная дѣятельность можетъ когда нибудь явиться факторомъ общественнаго прогресса, то только потому, что не могутъ еще отдѣлаться отъ теологическихъ пережитковъ. Стараясь объяснить закономѣрность явленій природы, люди приписывали велѣніямъ-приказамъ выдуманныхъ боговъ ту гармонію, которая наблюдалась въ природѣ. Пугаясь предполагаемаго хаоса безгосударственной общественной жизни, не понимая, что послѣдняя естественно сложится въ гармоническое цѣлое, соціалъ-демократы думаютъ, что для достиженія такой гармоніи необходима дѣятельность начальства, въ томъ числѣ законодателей, этихъ маленькихъ, приказывающихъ и дающихъ свои законы-заповѣди божковъ.

Для безпристрастнаго наблюдателя ясно, что общество людей не нуждается въ законодателяхъ для того, чтобы жить и развиваться. Для него ясно, что только теологическій консервативный пережитокъ заставляетъ выдвигать новаго бога законодателя — государство въ качествѣ регулятора общественно-экономической жизни.

Общественная жизнь течетъ, не нуждаясь въ государственномъ управленіи. Но государство тормозило ея теченіе всякій разъ, когда это было выгодно правителямъ. Не поспѣвая за сложной, развивающейся жизнью, государство старательно ставитъ заставы на ея многочисленныхъ путяхъ.

Можно тормозить законами жизнь, но ее нельзя развивать законодательнымъ путемъ. Въ лучшемъ случай какой нибудь новый законъ можетъ отмѣнить какой нибудь старый законъ-тормазъ, но еще лучше было бы сжечь всѣ законы, — эти лежащія на общежитіи цѣпи. Законъ имѣетъ только силу разрушенія, силу помѣхи. Онъ лишенъ творческой силы. Закономъ о смертной казни можно убить живого человѣка, но никакимъ закономъ нельзя воскресить убитаго.

На верхахъ многихъ соціалистическихъ партій исповѣдуется обычный буржуазный реформизмъ, а иногда и ново-государственный капитализмъ.

На низахъ массы мечтаютъ о рабочемъ соціализмѣ, но, подъ вліяніемъ верховъ, это великое ученіе перепутывается съ нѣкоторыми важными положеніями господскаго соціализма.

Благодаря этому, создалось очень опасное положеніе. Подъ общимъ знаменемъ соціализма, верхи, при особо благопріятныхъ для нихъ условіяхъ, могутъ привести рабочихъ въ желанный для верховъ строй господскаго соціализма. Масса энергіи израсходуется на это, какъ расходывалась на политическіе перевороты. И, попавъ въ цѣпкую паутину ново-государственнаго капитализма, рабочіе съ большимъ еще трудомъ, чѣмъ теперь, смогутъ реорганизоваться на началахъ соціализма рабочаго.

Странное преклоненіе передъ государствомъ, понятное у К. Маркса, мало понятно у его не нѣмецкихъ послѣдователей. Во многихъ отношеніяхъ проникнутый нѣмецкимъ духомъ (geist) Марксъ, по скольку дѣло шло о государствѣ, не могъ подняться надъ идеями германцевъ и, въ частности, надъ идеями нелюбимыхъ имъ пруссаковъ.

Нѣмцы, это — народъ государственниковъ "par excellence", а Марксъ, не смотря на нѣкоторое заигрываніе съ идеей анархіи, насквозь пропитанъ государственнымъ духомъ.

Изъ опасенія показаться черезъ чуръ ужъ консервативными, какъ Марксъ, такъ и его послѣдователи, были вынуждены похвалить анархію, но они постарались обезвредить свои слова, относя практическое осуществленіе анархіи въ туманы отдаленнаго будущаго.

Развѣ только Цезарь де Папъ искренне восхищался анархіей.

Что касается до Россіи, то не только у большевиковъ рабочихъ, но и у такихъ вождей этой партіи, какъ Ленинъ, вырываются иной разъ чисто анархическія фразы.

Это не покажется намъ удивительнымъ, если мы припомнимъ, что анархизмъ является ученіемъ безгосударственнаго, безвластнаго соціализма. Чѣмъ ближе подойдетъ къ рабочему безвластному соціализму лѣвое крыло соціалъ-демократіи, тѣмъ чаще услышимъ мы отъ его представителей анархическія рѣчи.

Соціалъ-демократія лѣвѣетъ въ моменты революціоннаго подъема; лѣвѣютъ ея болѣе мужественные члены, главнымъ образомъ рабочіе, а иногда и ея ученые.

Самъ К. Марксъ, къ нѣкоторому удивленію М. А. Бакунина, а также и другіе марксисты заговорили по поводу Парижской Коммуны нашимъ языкомъ.

Въ своей книгѣ "Гражданская война во Франціи" Карлъ Марксъ говорилъ, что государственная власть была только паразитомъ въ организмѣ націи. Онъ говорилъ, что при наличности мѣстнаго самоуправленія коммуны государственная власть становится совершенно излишней [10])

М. А. Бакунинъ слѣдующимъ образомъ оцѣнилъ эти фразы Карла Маркса — "впечатлѣніе, произведенное коммунальнымъ возстаніемъ, было такъ могуче, что сами марксисты, всѣ идеи которыхъ были перевернуты этимъ возстаніемъ, вынуждены были снять передъ нимъ шляпу. Они сдѣлали больше — вопреки самой простой логикѣ и своимъ истиннымъ чувствамъ, они объявили, что программа Коммуны и ея цѣль были ихъ программа и ихъ цѣль. Это было по истинѣ шутовское, но вынужденное переодѣваніе. Они должны были это сдѣлать подъ страхомъ оказаться отсталыми, покинутыми всѣми: до такой степени были сильны страсти вызванныя этой революціей во всемъ мірѣ".

Въ своемъ "частномъ циркулярѣ" К. Марксъ писалъ слѣдующее — "всѣ соціалисты подразумѣваютъ подъ, анархіей слѣдующее — разъ будетъ достигнута цѣль пролетарскаго движенія — уничтоженіе классовъ, — государственная власть, которая служитъ для того, чтобы держать громадное большинство производителей подъ игомъ малочисленнаго эксплуатирующаго меньшинства, исчезнетъ и правительственныя функціи превратятся въ простыя административныя функціи".

Тѣмъ не менѣе, въ этомъ же печальной памяти циркулярѣ Марксъ всячески ругалъ анархистовъ.

Вообще же, Мерлино съ полнымъ основаніемъ писалъ — "Марксъ хорошо предвидѣлъ, что государство въ одинъ прекрасный день исчезнетъ, но онъ отсылалъ его уничтоженіе на слѣдующій день послѣ уничтоженія капитализма такъ же, какъ священники помѣщаютъ рай послѣ смерти". (По книгѣ Д. Ньювенгейса).

Ф. Энгельсъ, повторяя мысли Моргана, говорилъ;—"общественные классы должны неминуемо исчезнуть тѣмъ же самымъ путемъ, какимъ они когда-то явились. Съ ними исчезнетъ и государство. Общество снова организуетъ производство на началахъ свободной и равной ассоціаціи производителей и поставитъ государственную машину на подобающее ей мѣсто въ археологическій музей, рядомъ съ прялкой и бронзовымъ топоромъ".

18-го марта 1891 года Ф. Энгельсъ писалъ — "въ дѣйствительности же, государство въ демократической республикѣ не меньше, чѣмъ въ монархіи, есть лишь машина угнетенія одного класса другимъ.