— Вольно! — приказал мужчина, но никто и не подумал расслабиться. — Дорогие студенты, в этот безусловно важный для каждого из вас день, я счастлив объявить, что первый промежуточный экзамен пройден вами успешно. Каких бы результатов вы не добились — вложенные вами усилия не пропадут зря, и каждый из вас сумеет найти свое место в жизни. Будь то государева служба или дружины родов.

— К моему великому сожалению, этот замечательный день был омрачен смертью, не побоюсь этого слова — выдающегося студента, воспитанника Дальневосточной школы-интерната для одаренных детей сирот. Сегодня нас покинул Даниил Борисович Кин. Почтим его память минутой молчания.

Министр демонстративно склонил голову и сложил руки на груди, словно в молитве. По рядам студентов прошел шорох, многие последовали его примеру, а я поймал на себе несколько десятков ненавидящих взглядов. Еще бы, именно меня путались выставить виноватым в произошедшем.

— Пока длится расследование, мы не можем никого обвинять. Тем более что не всегда самый явный виновник оказывается и осужден. Такова наша жизнь, и связи вместе с предрассудками имеют свою силу. — это он так намекает что мне помогает военная полиция только из-за связи с Суворовыми? Кажется, я начинаю этих тварей искренне ненавидеть. — Пока же не смотря на пополнение, я прошу всех студентов относиться к своим новым товарищам точно так же, как и к старым, не делая разницы. Всем воздастся по делам их.

О-о, вот теперь концентрация ненависти стала такой, что я чувствовал ее кожей. Потеряв возможность на законных основаниях отстранить меня от учебы или сделать инвалидом, Меньшиковы хотят решить проблему чужими руками. А у горячих на голову подростков хватит мозгов подписать себе волчий билет или даже сесть в тюрьму ради отмщения погибшего товарища.

И ведь возразить нечего, по формальным признакам он не соврал ни в единой букве — все так. Даже дали бы мне сейчас слово на трибуне — единственное что я мог бы сделать, это бесполезно оправдываться. Пока не будет железных доказательств — Меньшиковы хозяева положения и прекрасно это осознают. Но это только до поры до времени.

Я сломаю эту систему, правда для этого придется ее возглавить, пройдя насквозь. И первый шаг, на общих условиях отучиться в славном императорском младшем училище, по какому-то недоразумению, носящему имя Суворовых, хотя невооруженным взглядом понятно кто здесь заправляет. Стать лучшим из выпуска, сдать все экзамены и после этого уже предъявить за все грехи.

— Еще раз поздравляю всех студентов с прохождением экзаменов. А теперь, слово заместителю директора училища. Константин, прошу. — министр сошел с трибуны и на его место встал уже знакомый мне Константин Авраамович, его сын. Интересно, а куда самого директора дели, и есть ли он вообще? Что-то мне подсказывает что дружное семейство Меньшиковых просто не допускает к своей кормушке посторонних.

— Приветствую вас, кадеты! — громко проговорил Меньшиков.

— Здравия желаем ваше сиятельство. — отозвался нестройный хор голосов.

— С сегодняшнего дня начинается ваш марафон по становлению верными слугами его императорского величества, настоящими воинами и героями! Ура! — выслушав от нас троекратное приветствие замдир продолжил. — Сейчас новеньких разберут по группам в соответствии с успеваемостью. После этого, до вечера, у вас будет свободное время. Остальным предстоит вернуться к обычному распорядку дня и занятиям. Свободны!

После этих слов Меньшиковы, как и почетные гости удалились со сцены, и только после этого начали расходиться студенты. Но не по одному, а выстроившись правильными квадратами, следом за своими командирами и старостами групп. Лишь сдававшие экзамен кадеты стояли на месте дожидаясь приказов.

— Здравствуйте, учащиеся. — сказал вышедший на освободившуюся трибуну щуплый мужчина с козлиной бородкой. — Большая часть из вас меня хорошо знает, меня зовут Федор Леонидович Ульянов и я куратор первого курса. Сейчас произойдет переформирование групп. Нам необходимо уравновесить способности вновь поступивших, чтобы не тормозить учащихся.

— Послушание, прилежность, последовательность — вот три добродетели, которые от вас требуются. Слушайте и выполняйте приказы, усердно учитесь на занятиях и практиках, двигайтесь, вперед не забывая ни о знаниях, ни о физической подготовке. И тогда вы не вернетесь в приюты, а спокойно окончите училище получив офицерское звание и шанс на личное дворянство. — чуть картавя произнес мужчина. — Или как говорил мой предок — учиться, учиться и еще раз учиться.

— А теперь, распределение. Лучшие двадцать пять студентов, по итогам экзаменов. Первая группа. Агофонова, Бобров, Банников, Гундяева, Иванов А.Г., Иванова А.З. Иванов… — перечислял фамилии куратор, и по одним фамилиям стало понятно, что большая часть названных сироты, даже не получившие фамилий.

То, что в первой двадцатке оказался мой второй противник меня не сильно удивило. Куда больше возмутило то, что в ней не оказалось меня. Как и во второй, и в третьей. И это походило на какой-то бредовый кошмар. Пусть даже все мои ответы на письменном экзамене — плохи, хотя я в этом очень сомневаюсь, за рукопашные схватки мне не могли дать меньше половины баллов. Сам Меньшиков говорил, что я победил.

Однако на плацу почти не осталось студентов, а мои инициалы все никак не хотели называть. И с каждой фамилией куратор излучал все меньше энтузиазма, глядя на последних из нас с откровенным пренебрежением и даже жалостью. А когда до нас дошла очередь нам назначили букву У.

— Стройся! Стройся убогие. — скомандовал куратор, и первому в строю, тощему рыжему парню под два метра, выдали белый флаг с едва заметным желтым символом У.

— Это чтобы нам сдаваться было проще? — недовольно спросил кто-то неподалеку, а в ответ раздались не слишком уверенные смешки. Не смотря на распределение у многих еще сохранялось приподнятое настроение.

Я то и дело ловил обрывки разговоров, в которых слышалась гордость от поступления. Училище ежегодно поставляло выдающихся воинов, которые занимали видные места как в спорте, так и на государственных постах. Попасть сюда считалось большой удачей и сулило отличную карьеру.

Но даже эти неунывающие голоса притихли, когда мы прошли мимо учебных корпусов, мимо новых пятиэтажных общежитий, и наконец оказались возле деревянного барака, которому в обед тыща лет. Под осыпавшейся штукатуркой выглядывали сгнившие бревна, а когда мы вошли внутрь даже у самых восторженных вырвались недовольные матюкания, и было с чего.

Строение подлежало сносу еще в прошлом столетии. В нос ударила отвратная вонь плесени. С потолка сыпалась труха, смешанная с паутиной. У стен тут и там стояли подпорки удерживающие просевшие балки. К тусклым лампочкам, прямо поверх стен шла витая толстая проводка, местами потрескавшаяся от времени.

— Занимаем места! — крикнул сопровождающий, и поток подростков внес меня в ближайшую комнату без дверей. Подошвы ботинок тут же погрузились в грязь, и я увидел стоящие вдоль стен трёхъярусные металлические кровати с продавленной металлической сеткой и изъеденными мышами матрасами.

Как в таком месте вообще жить можно?

— Моё! — тут же выкрикнул один из собратий по несчастью, забирая себе нижнюю койку ближе к окну. Услышав такой призыв все бросились занимать койки, и в этом был смысл, хоть и небольшой. В таком помещении даже минимальная проветриваемость — уже повод бороться за место.

Сохранять здоровье в бараке полным плесени и мусора — почти невозможно. Могу поспорить на все что угодно — большинство из моих одногруппников подхватят простуду в течении пары недель. А те, кто продержаться дольше — начнут слабеть просто из-за условий сна и влияния пор. Желания раньше времени лезть в драку не было никакого, но и оставлять все как есть я себе позволить не мог. Мне нужно нормальное место для сна.

— Кто старший? — громко спросил я, и ко мне повернулось несколько голов. — Меня зовут Александр Брониславович. Иванов — как и многие из вас. Так что я спрашиваю еще раз, кто хочет быть старшим взвода.