Этому вполне можно поверить, но что подразумевала Амелия под дикарями? Пропади он пропадом, все равно я его не боюсь!

— Похоже, вы спорили с Джоном. Можно спросить, о чем?

— Ни о чем. Вам просто показалось.

Слава Богу, Амелия не стала допытываться.

Пройдясь по конюшне, я остановила выбор на резвой арабской кобылке по прозвищу Малютка Бесс, сразившей меня наповал. Недаром Томас говорил об изменчивости женщин — я снова влюбилась.

— Его светлость приобрел Малютку Бесс всего три месяца назад, — сообщил главный конюх Ракер, почесав лошадку за ухом.

Что ж, это означает, что она куплена не для меня. Какая жалость!

— Почему бы вам не спросить его светлость? — предложил Ракер, принимаясь расчесывать длинную серебристо-серую гриву.

— Я так и сделаю, спасибо, Ракер. До свидания, Малютка Бесс.

— Поговорите с дядей Лоренсом за обедом. Он так и не сообщил, почему купил ее, но, честно говоря, его и не спрашивали. Кроме грумов, никто на ней не ездил.

— Очевидно, она не предназначалась для меня, поскольку тогда мы даже не были знакомы с Лоренсом.

— Увидим. А теперь, Энди, позвольте проводить вас в Черную комнату, где когда-то одна из графинь Девбридж заколола любовника.

В маленькой черной каморке стоял неестественный холод. Я почувствовала это в тот момент, когда Амелия распахнула дверь. Помещение оказалось совершенно пустым, если не считать узкого топчана. Голые широкие доски пола не покрыты ничем, нет даже потертого коврика. Стены действительно выкрашены черной краской. На единственном окне — темная штора, непонятно какого цвета. Всего этого оказалось достаточно, чтобы меня пробрал озноб. Амелия высоко подняла канделябр.

— Совсем как в колодце, — пробормотала я, отступая к двери. — Не желаю оставаться здесь. Ни минуты. У меня мурашки по коже бегут от дурных предчувствий.

— Ну, не будьте же трусихой! Ничего тут нет страшного. Мне иногда даже хочется, чтобы здесь поселилось нечто сверхъестественное. Вот отец был бы рад! Но я в жизни не замечала здесь ничего такого, если не считать того, что какой-то олух выкрасил стены черным. Интересно, неужели та дама действительно прикончила возлюбленного? Стыдно признаться, но для фамильного предания ничего лучше не придумать! Это всего лишь жалкая каморка. Стоило бы, пожалуй, выкрасить стены белым и повесить на окно красивую кружевную гардину, как вы думаете?

— Нет, ничего хорошего не выйдет. Тут что-то неладно, неужели не ощущаете, Амелия?

Я спряталась за ее спину и попятилась к двери. Амелия стояла посреди комнаты, стараясь осветить каждый уголок.

— Что именно?

— Холод. Невыносимый холод. Холод и сырость, от которых сжимается сердце и хочется съежиться и поскорее спрятаться.

Амелия подошла ко мне и недоуменно подняла брови:

— О чем вы? О да, отец все время твердит, что в некоторых комнатах может оказаться определенное место, где людей просто трясет от непонятного ледяного дуновения. Но здесь… ничего такого я не ощущаю.

— А я ощущаю, — возразила я, поспешно удаляясь. — И хотя ничего не знаю о графине-убийце, что-то здесь есть, Амелия, нечто зловещее и недоброжелательное. Более черное, чем эти стены.

Амелия, покачивая головой и улыбаясь, закрыла и заперла дверь. Очевидно, она не поверила мне, но какая разница? Я не желала верить сама себе.

— Ваш отец когда-нибудь посещал эту комнату?

— Нет, у него еще не было времени приехать сюда. Мы с Томасом женаты чуть меньше года. Отец, вероятно, давно бы явился и исследовал каждый уголок, но беда в том, что мама серьезно болела. Сейчас она выздоровела, и я с нетерпением жду визита родителей.

Я старалась уйти подальше от этой ужасной комнаты, и Амелии пришлось почти бежать, чтобы не отстать от меня.

— А чем болела ваша матушка? — осведомилась я, когда мы преодолели половину коридора. Не дождавшись ответа, я повернулась и обнаружила, что она остановилась и с недоумением уставилась на приоткрытую дверь какой-то комнаты. Неестественно яркий свет лился из щели.

— Странно, — пробормотала она, входя в комнату. — Минутку, Энди.

Я остановилась, покачала головой и уже хотела последовать за ней, но дверь захлопнулась у меня перед носом. Почему Амелия так поступила?

— Амелия! Немедленно откройте дверь! Что вы там делаете? Отвечайте!

И туг я услышала ее крик.

— Амелия!

Я налегла плечом на дверь, но толстые доски не поддавались. Попыталась повернуть ручку. Заперто. Ужас, охвативший меня, невозможно описать. На миг я словно потеряла рассудок от страха.

— Амелия, сейчас я позову на помощь!

В широком коридоре западного крыла царил полумрак, поскольку здесь не было ни одного окна, лишь закрытые двери многочисленных комнат. Повсюду мелькали зловещие темные тени.

— Очнись, идиотка! — прикрикнула я на себя, тяжело дыша.

Наконец мне удалось добраться до массивной центральной лестницы. Я так летела по ступенькам, что едва не свалилась. Хорошо хоть успела схватиться за перила.

— Лоренс! Джон! Сюда! Скорее сюда!

Никого. Ни единой души. Но ведь в этом огромном доме полно людей!

Я кричала изо все сил, не слыша собственного голоса. Его заглушал грохот колотившегося сердца.

И почти успела спуститься, когда кто-то распахнул входные двери так широко, что обе створки ударились о стены. Ослепительный белый свет ударил в глаза, изгоняя тени, заливая древние доспехи, наполняя окружающий мир такой беспощадной белизной, что я зажмурилась от боли, вскрикнула, потеряла равновесие и скатилась по последним ступенькам. И должно быть, сильно ударилась головой, потому что все окуталось неприятной прозрачной дымкой. А, все равно!

Кто-то повторял мое имя. Снова и снова. Наконец мне удалось приоткрыть глаза. Он, казалось, плавал надо мной, как темное пятно среди непорочного сияния. И тут я поняла, что мертва. Слава Богу, я попала на небеса.

— Ты ангел?

Ангел кивнул. Уж это я видела ясно. Темные, как ночь, глаза вопросительно моргнули. Он прижал меня к себе так тесно, что я почувствовала на лбу теплое дыхание, невыразимо сладостное.

— Возможно, — мрачно признался он.

— Вероятно, я ошибалась насчет небес. Это, наверное, ад? Вы черны, как все смертные грехи, вместе взятые. Вы один из ангелов сатаны? Дедушка всегда верил, что и у сатаны есть ангелы, совсем как у Господа. И глаза у вас почти смоляные. Как вы способны вынести это жестокое сияние? Я едва не ослепла. И ничего не понимаю.

Я снова прикрыла глаза. У меня не осталось ни единой мысли. Только в глубине души я сознавала, что не желаю попасть ни в ад, ни в рай. И еще я не хотела видеть никаких ангелов. А если это все же слуга дьявола? В таком случае я в беде. В смертельной опасности.

Я попыталась припомнить, в чем согрешила. На память пришел лишь тот давний случай, когда мне удалось стащить шиллинг со стола викария. Но, пожалуй, даже нечистый не способен покарать меня за проступок, совершенный в одиннадцать лет. Разумеется, этого просто не может быть!

— Не хочу умирать! — выпалила я в это смуглое лицо, то появлявшееся, то исчезавшее передо мной. — Останусь здесь, в Йоркшире, и буду скакать на Буйном.

— Первое вполне достижимо, что же касается второго… ни за что!

Он легко, как пушинку, подхватил меня на руки, и я поняла, что этот ангел отнюдь не бесплотен и очень силен. Он повернулся — непонятное белое свечение вновь озарило мое лицо и тут же исчезло.

— А мне нужно и то и другое, — упорствовала я.

— Даю слово, что вы по-прежнему в Йоркшире. Но Буйный вам не принадлежит. Если попробуете приблизиться к нему, я задам вам трепку. А теперь лежите спокойно.

Неожиданно все встало на свои места. Я поняла, что передо мной Джон, и почти позабытый страх разгорелся с новой силой. Я ненавидела это чувство. И не знала, что с ним делать.

— Вот так, — спокойным, глубоким голосом заметил он. — Не сопротивляйтесь. Я знаю, как вы боитесь меня, хоть и непонятно почему. Возможно, скоро все сами скажете. Доверьтесь мне, Энди. Я не причиню вам зла.