Остаюсь Вашим покорным слугой, Инкрис Матер.

— Черт бы их побрал! — выругалась Ким, прочитав третье письмо. Она не верила своим глазам: найти столько упоминаний о свидетельстве против Элизабет и до сих пор не иметь понятия, в чем же оно состояло. Подумав, что могла что-то пропустить, Ким заново перечитала письма. Старые синтаксис и орфография несколько затрудняли чтение, но, проштудировав письма от начала до конца по второму разу, Ким поняла, что ничего важного не упустила.

Письма подогрели ее воображение. Она попыталась представить себе, каким могло быть неопровержимое свидетельство вины Элизабет. Посвятив прошедшую неделю чтению литературы о салемских процессах, она почему-то была уверена, что это должна была быть какая-то книга. В те дни, когда шли процессы, Книга дьявола упоминалась очень часто. Считалось, что ведьма вступает в сговор с дьяволом, расписываясь в этой книге.

Ким снова просмотрела письма. Она заметила, что свидетельство называется в них «деянием Элизабет». Может быть, Элизабет изготовила книгу в тщательно выделанном кожаном переплете? Ким рассмеялась от такой мысли. Она поняла, что чересчур напрягла свое воображение, но ничего другого она не могла себе представить.

Еще раз взглянув на письмо Инкриса Матера, Ким вспомнила, что свидетельство «возбудило страстные и полезные для ума дебаты» среди студентов. Ким решила, что такое упоминание не только подтверждает ее догадку о том, что это книга, но переносит акцент с обложки предполагаемой книги на ее содержание.

Правда, тут же Ким пришло в голову, что, возможно, свидетельство было чем-то вроде куклы. Как раз на прошлой неделе она читала, что кукла, утыканная булавками, послужила главной уликой против Бриджит Бишоп, первой из женщин, казненных по приговору суда в Салеме.

Ким глубоко вздохнула. Она понимала, что ее размышления о возможной природе свидетельства не принесут никакой пользы. В конце концов, это могла быть любая вещь, имевшая отношение к колдовскому ритуалу. Хватит распалять свое воображение, надо придерживаться фактов, которыми она располагает, а в трех найденных письмах содержался один очень важный факт, а именно: свидетельство существовало на самом деле и в 1692 году было передано Гарвардскому университету. Ким стало интересно, сможет ли она сейчас найти в этом учебном заведении проклятое свидетельство и не посмеются ли над ней, если она начнет наводить справки.

— А, вот ты где, — раздался сверху голос Эдварда. — Ну, как, сегодня тебе повезло?

— Как это ни странно — да, — откликнулась Ким. — Спускайся и взгляни сам.

Эдвард спустился по лестнице в погреб и взял у Ким письма.

— Боже милосердный! — воскликнул он, прочитав подписи. — Все трое — весьма известные в те времена пуритане. Какая находка!

— Прочти их, — попросила Ким. — Они очень интересны, но оказались бесполезными и только расстроили меня.

Эдвард облокотился на бюро и поднес письма ближе к настенному светильнику. Он прочел письма в той же последовательности, что и Ким.

— Это просто какое-то чудо, — проговорил он, закончив чтение. — Мне очень нравится их стиль и орфография. В те времена образование уделяло большое внимание риторике, и эти письма лишнее тому доказательство. Некоторые обороты вообще выше моего понимания.

— Нет, с оборотами у меня не было никаких проблем. Мне доставляют массу хлопот непомерно длинные предложения.

— Тебе еще повезло, что письма написаны не по-латыни, — заметил Эдвард. — В те дни обязательным условием поступления в Гарвард было умение говорить и писать по-латыни. Да, кстати о Гарварде. Думаю, что университет заинтересуется письмами, особенно письмом от Инкриса Матера.

— Пожалуй, этим надо воспользоваться. Я как раз думала о том, что следует съездить в Гарвард и поинтересоваться свидетельством, которое должно было храниться у них. Я очень боялась, что меня поднимут на смех. Но теперь я предложу им сделку.

— Они не поднимут тебя на смех, — возразил Эдвард. — Кому-нибудь в Уайденнеровской библиотеке эта история покажется достойной внимания и очень интригующей. Они, конечно, не упустят возможности заполучить письмо. Может быть, даже захотят его купить.

— Скажи, после того как прочел письма, ты не можешь подсказать мне, что это может быть за свидетельство? Тебе никакие идеи не пришли в голову?

— Пожалуй, нет, — ответил Эдвард. — Но я понимаю, почему тебя они расстроили. Становится просто забавным, насколько часто они упоминают это свидетельство, тщательно избегая конкретных описаний.

— Мне кажется, что письмо Инкриса Матера позволяет предположить, что свидетельство было книгой, — сказала Ким. — Особенно в той его части, где он пишет, что оно возбудило дебаты среди студентов.

— Может быть, это и так, — согласился Эдвард.

— Постой-ка, — вдруг произнесла Ким. — Мне только что пришла в голову еще одна идея. Раньше я как-то не думала об этом. Почему Рональд так настойчиво старался получить свидетельство? Может это дать нам ключ к разгадке? Это о чем-нибудь говорит?

— Думаю, что он стремился сохранить доброе имя своей семьи. — Эдвард пожал плечами. — В таких случаях, когда один из членов семьи бывал уличен в колдовстве, страдали и все остальные ее члены.

— Может быть, свидетельство бросало тень на него самого? — спросила Ким. — А если Рональд имел что-то общее с предметом, который послужил основанием для обвинения Элизабет, и стремился получить эту вещь, чтобы уничтожить ее?

— Останови свое воображение, — предостерег Эдвард. Он отступил на шаг назад, словно опасаясь нападения Ким. — Ты слишком склонна к мистике, у тебя действительно слишком сильно разыгралась фантазия.

— Рональд женился на сестре Элизабет всего через десять недель после ее смерти, — с жаром возразила Ким.

— Мне кажется, что ты кое о чем забываешь, — пытался урезонить ее Эдвард. — После анализа, которому я подверг останки Элизабет, выяснилось, что она постоянно сама отравлялась грибковой плесенью. Возможно, у нее были приступы галлюцинаций, психоделические эпизоды, что не имеет никакого отношения к Рональду. Хотя, конечно, у него тоже могли быть такие приступы, если он ел хлеб из того же зерна. Я все-таки думаю, что речь идет о чем-то таком, что Элизабет сделала под влиянием галлюциногенов плесени. Это могли быть книга, картина, кукла или что-нибудь еще, имеющее отношение к колдовскому ритуалу.

— Пожалуй, я возвращаюсь к поискам. Мне надо продолжить их, и, надеюсь, я найду описание свидетельства.

— Ну а я закончил все свои дела, — сообщил Эдвард. — Пока все, что касается лаборатории, идет очень гладко. Мне пришлось заменить тебя в переговорах с твоим подрядчиком. Он хочет начать сегодня прокладку траншеи, но очень беспокоится, не найдут ли они еще какие-нибудь могилы. Захоронение Элизабет его здорово напугало. Вот ведь характер!

— Ты хочешь вернуться в Бостон? — спросила Ким.

— Да, — признался Эдвард. — Теперь, когда «Омни» становится реальностью, мне надо переговорить со многими людьми. Но я могу поехать в город поездом, как в прошлый раз. Думаю, что если тебе хочется остаться здесь и поработать с бумагами, то так и поступи.

— Если ты не против, я так и сделаю, — заключила Ким. Последние находки вдохновили ее на новые поиски.

Пятница, 12 августа 1994 года

Наступил август — жаркий, туманный и влажный. В июле дождей почти не было, сушь продолжалась и в августе. Трава на газонах перед окнами Ким превратилась из зеленой в рыжую.

Но на работе август внезапно принес Ким некоторое облегчение. Киннард уехал в командировку в Салемский госпиталь, и ей больше не приходилось каждый день сталкиваться с ним в реанимации. Кроме того, ей удалось договориться с главной сестрой о месячном отпуске на сентябрь. Причем она могла приплюсовать к этому времени своей очередной отпуск и воспользоваться правом на личный отпуск без сохранения содержания. Главная сестра не была обрадована такими перспективами, но в просьбе не отказала, так как не хотела терять столь опытного работника.