— То, что ты не можешь ничего сказать, уже говорит о многом, — произнес Киннард. — Я могу чем-нибудь тебе помочь? У тебя что-то случилось?

Чтобы взять себя в руки, Ким сделала глубокий вдох.

— Ты можешь мне помочь, — проговорила она. — Мне надо вырваться из Салема. Я позвонила своим подругам, но никого из них нет дома. Я хотела развеяться и остаться в Бостоне — мне ведь завтра на работу.

— Почему бы тебе не переночевать у меня? — спросил Киннард. — Мне только придется вынести из комнаты для гостей мой велотренажер и восемь тысяч номеров «Медицинского журнала Новой Англии» — и она в полном твоем распоряжении. Кроме того, я сегодня полностью свободен. Так что мы можем хорошо провести воскресенье.

— Ты и правда думаешь, что это будет хорошо?

— Я буду держать себя в рамках, если тебя беспокоит именно эта сторона вопроса, — рассмеялся Киннард.

Ким подумала, что, пожалуй, ее больше беспокоит собственное поведение, но промолчала.

— Поехали, — подбодрил ее Киннард. — Кажется, тебе не повредит вырваться в Бостон из твоей сельской глуши на один день и один вечер.

— Хорошо, — согласилась Ким с внезапной решимостью.

— Великолепно! — воскликнул Киннард. — В котором часу ты будешь здесь?

— Тебя устроит в час? — спросила она.

— Вполне, — ответил он.

Ким повесила трубку. Она не была уверена, что поступает правильно, но не чувствовала себя виноватой. Поднявшись наверх, собрала вещи, не забыв прихватить с собой операционный костюм. На кухне она оставила корм для Шебы и поменяла наполнитель кошачьего «туалета» у черного хода.

Положив вещи в машину, Ким поехала в лабораторию. Перед тем как войти в здание, она постояла на улице, раздумывая, стоит ли сказать, что она едет к Киннарду. Она решила не говорить, но и не скрывать ничего, если Эдвард вдруг спросит сам.

Атмосфера в лаборатории была еще более напряженной, чем в ее предыдущее посещение. Все были поглощены работой и едва отреагировали на появление Ким.

Она нисколько не возражала против такого поворота дела. Так ей даже больше нравилось. Меньше всего она хотела, какой-нибудь пространной лекции о смысле некоего таинственного эксперимента.

Эдварда она нашла у принтера. Компьютер выдавал какие-то данные на бумагу. Он улыбнулся, увидев ее, но улыбка была мимолетной. В следующую секунду он снова погрузился в данные, которые появлялись на листах распечатки.

— Я уезжаю в Бостон на целый день, — внятно и твердо произнесла Ким.

— Хорошо, — бросил Эдвард.

— Я останусь там на ночь, — продолжала Ким, — если хочешь, я дам тебе телефон.

— Такой необходимости нет, — ответил Эдвард. — Если возникнут проблемы — звони сюда, я все время буду на месте.

Ким попрощалась и пошла к выходу. Эдвард окликнул ее. Она остановилась.

— Мне действительно очень жаль, что я так занят, — добавил он. — Как бы мне хотелось быть посвободнее… Но у нас опять неотложные проблемы.

— Я понимаю, — заверила Ким. Она взглянула в лицо Эдварда. На нем мелькнуло выражение неловкости, какого она давно у него не замечала.

Ким поспешила из лаборатории и села в машину. Из имения она выехала, думая о странностях в поведении Эдварда и о происшедших с ним изменениях. На лице его, словно изображение на проявляемой фотографии, снова проступило старое застенчивое выражение, которое так притянуло ее к нему после их первой встречи.

Ей не потребовалось много времени, чтобы сбросить напряжение, и чем дальше к югу она продвигалась, тем лучше себя чувствовала. Погода располагала к благодушию. Стояло теплое бабье лето. С неба особенным пронзительным осенним светом сияло солнце. Деревья по сторонам шоссе были одеты в прихотливо раскрашенную листву. Небо ослепительно синело, как огромный океан.

По воскресеньям в городе нетрудно найти место для парковки, и Ким поставила машину, чуть ли не напротив дома Киннарда на Реверс-стрит. Она очень нервничала, нажимая кнопку звонка, но Киннард моментально рассеял ее опасения. Он сразу помог ей перенести вещи в комнату для гостей, которую, надо сказать, убрал на совесть.

Киннард повел Ким на познавательную пешеходную экскурсию по Бостону, и она на несколько благословенных часов забыла об «Омни», «ультра» и Элизабет. В Норт-Энде они пообедали, после того, как выпили по эспрессо в итальянском кафе.

В промежутке они заскочили в подвальчик Филенс за покупками. Оба оказались опытными покупателями и старыми завсегдатаями этого заведения. Ким в течение нескольких минут, удивляясь себе, приобрела прекрасную юбку, сшитую в мастерской Сакса на Пятой авеню.

Из магазина они отправились в бостонские сады и гуляли там, наслаждаясь видом деревьев, одетых в великолепные осенние одежды. Некоторое время они посидели на скамейке около пруда, наблюдая, как по водной глади скользят прогулочные лодки, сделанные в форме лебедей.

— Вероятно, мне не стоит этого говорить, но вид у тебя очень усталый, — произнес Киннард.

— Это неудивительно, — откликнулась Ким. — Я очень плохо сплю. Жизнь в Салеме мало напоминает идиллию.

— Ты хочешь мне что-то рассказать? — спросил Киннард.

— Не сейчас, — ответила Ким. — Так много всего произошло, что я не знаю, с чего начать.

— Я очень рад, что ты приехала ко мне, — заверил Киннард.

— Я хочу, чтобы ты понял, ночевать я буду в комнате для гостей, — быстро проговорила Ким.

— Эй, расслабься. — Киннард поднял руки, словно для самозащиты. — Я все понимаю, ты забыла, что мы друзья?

— Прости. Я не хотела тебя обидеть. Но знаешь, я сегодня впервые за несколько последних недель по-настоящему расслабилась. — Она горячо пожала Киннарду руку. — Спасибо тебе за дружбу.

Выйдя из парка, они прошлись по Ньюбери-стрит, разглядывая витрины. Потом Ким решила заняться своим любимым бостонским времяпрепровождением. Они зашли в книжный магазин Уотерстоуна и стали рыться в книгах. Ким купила роман Дика Фрэнсиса в бумажной обложке, а Киннард приобрел путеводитель по Сицилии, сообщив, что давно мечтает там побывать.

Вечером они забрели в индийский ресторан и устроили себе роскошный ужин. Единственной проблемой оказалось то, что в ресторане не подавали спиртного. Но они решили, что острые блюда лучше всего запивать пивом, предпочтительно холодным.

Из ресторана они вернулись на Бикон-Хилл. Сидя на диване в доме Киннарда, выпили по бокалу холодного белого вина. Ким почувствовала, что у нее слипаются глаза.

Она настояла, чтобы они вернулись домой пораньше, так как собиралась завтра встать на рассвете, чтобы не опоздать на работу. Скользнув под хрустящие прохладные простыни, она подумала, что сегодня ей совершенно не нужен ксанакс. Это было последнее, о чем она успела подумать. Через секунду Ким провалилась в глубокий освежающий сон.

Понедельник, 3 октября 1994 года

Ким успела почти начисто забыть, как тяжело выдержать нормальный рабочий день в отделении интенсивной терапии. Девушка поняла, что за время отпуска она как морально, так и физически совершенно вышла из должной формы. Но когда день подходил к концу, была вынуждена признать, что все-таки такой интенсивный труд — это непонятное непосвященным наслаждение: бодрящий вызов, чувство удовлетворенности тем, что ты можешь помочь людям в крайне тяжелой для них ситуации, небывалое ощущение товарищества среди людей, занятых одним важным делом.

В отделении несколько раз появлялся Киннард — он привозил больных после хирургических операций. Всякий раз Ким старалась оказаться возле его больного. Она еще раз поблагодарила его за крепкий сон, какого не помнила уже в течение нескольких недель. Он заверил, что будет рад предоставить ей комнату, когда ей будет нужно, хоть сегодня, тем более что эту ночь он дежурит и проведет ее в госпитале.

Ким бы с удовольствием осталась у него. После вынужденной изоляции в имении она наслаждалась пребыванием в Бостоне, ее обуяла страшная ностальгия по тем временам, когда она жила здесь. Но она прекрасно понимала, что вечером ей надо будет вернуться в Салем. У нее уже не осталось иллюзий, что рядом будет Эдвард, но она все еще чувствовала себя обязанной находиться в коттедже.