— Это время великих испытаний для всех нас. Но никто из нас не смеет уклоняться от сопротивления нечистой силе. Теперь нам доподлинно известно, что дьявол выбрал полем своего поприща Салем, и мы с Божьей помощью должны изгнать из своей среды слуг дьявола и его присных. Этим мы защитим невинных и благочестивых, которым дьявол отвратителен.

— Мне очень жаль, — проговорил Рональд, — но тут я ничем не смогу вам помочь. Я в смятении и очень подавлен. Я все-таки не могу поверить в то, что Элизабет — ведьма. Мне нужно время. Я уверен, что можно отсрочить исполнение приговора хотя бы на один месяц.

— Такую отсрочку может жаловать только губернатор Фипс, — сообщил Сэмюэль. — Но вы даром потратите время, если подадите обычное прошение. Он даст отсрочку, только если в нем будут содержаться убедительные основания.

В комнате повисла гнетущая тишина. Сквозь открытое окно доносился уличный шум.

— Возможно, я смогу дать такое обоснование, — внезапно произнес преподобный Матер.

Лицо Рональда просияло, освещенное лучом надежды. На лице Сэмюэля появилось выражение растерянности.

— Полагаю, что смогу обосновать прошение об отсрочке казни, которое вы подадите губернатору, — повторил преподобный Матер. — Но необходимо соблюсти одно условие: Элизабет должна беспрекословно согласиться сотрудничать с нами. Ей придется по своей воле отринуть от себя Князя Тьмы.

— Я уверен, что она согласится на такое сотрудничество, — проговорил Рональд. — Что от нее потребуется?

— Прежде всего, она перед лицом всей христианской общины должна в здании салемского магистрата признаться во всем, — сказал преподобный Матер. — В своем признании она должна отречься от связи с дьяволом. Во-вторых, она должна назвать имена тех, кто, подобно ей, подписал соглашение с нечистой силой. Это будет очень большим вкладом в наше дело. Тот факт, что мучения одержимых женщин в Салеме продолжаются, говорит о том, что в городе еще очень много слуг дьявола. Рональд вскочил на ноги.

— Сегодня же днем я получу ее согласие, — взволнованно пообещал он. — Прошу вас немедленно увидеться с губернатором Фипсом.

— Я дождусь ответа Элизабет, — возразил преподобный Матер. — Не подобает беспокоить губернатора без достаточных на то оснований.

— И вы получите ее слово, — заверил Рональд. — Самое позднее — завтра утром.

— Да поможет вам Бог, — заключил преподобный Матер.

Сэмюэль едва поспевал за Рональдом, когда они возвращались к карете, стоявшей перед Старой Северной церковью.

— Вы сэкономите почти час, если воспользуетесь паромной переправой на Нодл-Айленд, — сказал Сэмюэль.

— Значит, я ею воспользуюсь, — ответил Рональд. Сэмюэль сказал правду — обратный путь до Салема оказался намного короче дороги в Бостон. Был разгар дня, когда Рональд натянул поводья коня, свернул на Призон-лейн и остановился у ворот салемской тюрьмы. Он едва не загнал коня, на ноздрях благородного животного пузырились хлопья пены.

Рональд устал почти так же и был весь покрыт дорожной пылью. Со лба на щеки, оставляя влажные вертикальные полоски, стекали струйки пота. Он был опустошен, голоден и испытывал сильную жажду. Но собственные страдания сейчас совершенно не волновали его. Надежда, которую внушил ему Коттон Матер, придавала Рональду исполинскую силу и нечеловеческую выносливость.

Ворвавшись в кабинет надзирателя, Рональд, к великому своему смятению, нашел его пустым. Он изо всех сил забарабанил кулаками в массивную дубовую дверь, ведущую в подвал. Она слегка приоткрылась, и в узкой щели показалось одутловатое лицо Уильяма Даунтона.

— Мне надо увидеть мою жену, — едва сдерживая дыхание, проговорил Рональд.

— Сейчас заключенные принимают пищу, — ответил Уильям, — приходите через час.

Ударом ноги Рональд едва не сорвал дверь с петель. Уильям, дрожа, отпрянул назад. При этом из ведра, которое он держал в руках, выплеснулось немного жидкой овсяной похлебки.

— Я должен увидеть ее сейчас! — крикнул Рональд.

— Я обо всем доложу в магистрат, — жалобно запричитал Уильям. Однако поставил ведро на пол и повел Рональда в подвал.

Через минуту Рональд уже сидел рядом с Элизабет. Он нежно притронулся к ее плечу. Она открыла глаза, сразу спросив его, как чувствуют себя дети.

— Я еще не был дома, — ответил Рональд. — Но я принес хорошие новости. Я виделся с Сэмюэлем Сьюваллом и преподобным Коттоном Матером. Они полагают, что мы можем добиться отсрочки.

— Слава Богу, — промолвила Элизабет. Ее глаза сверкнули в свете свечи.

— Но ты должна признаться, — продолжал Рональд, — и назвать других, тех, кто вместе с тобой состоял в сговоре с дьяволом.

— Признаться в чем? — спросила Элизабет.

— В колдовстве, — раздраженно ответил Рональд. Усталость и боль прорвали выдержку, которая тонкой оболочкой покрывала бушующие в его душе страсти.

— Я не могу ни в чем признаться, — сказала Элизабет.

— Но почему? — резко спросил Рональд.

— Потому что я не ведьма, — просто ответила Элизабет. Какое-то мгновение Рональд, стиснув в ярости кулаки, не мигая, смотрел в глаза жены.

— Я не могу оговорить себя, — прервала, наконец, Элизабет напряженное молчание. — Я не признаюсь в колдовстве.

В измотанной и подавленной душе Рональда вспыхнул гнев. Он с силой ударил по своей ладони кулаком.

— Ты признаешься! Я приказываю тебе признаться! — прорычал он, приблизившись к ее лицу вплотную.

— Дорогой супруг, — спокойно произнесла Элизабет, не обратив ни малейшего внимания на вспышку гнева Рональда, — тебе говорили об улике, которую они использовали против меня?

Рональд встал и бросил растерянный взгляд на Уильяма, который стоял рядом, прислушиваясь к их разговору, и велел ему отойти подальше. Тот взял свое ведро и продолжил раздачу похлебки.

— Я видел эту улику, — подтвердил Рональд, когда Уильям отошел на достаточное расстояние. — Она находится в доме преподобного Матера.

— Должно быть, я повинна в том, что нарушила в чем-то Божью волю, — сказала Элизабет. — Я могла бы признаться в этом, если бы знала, в чем именно я согрешила. Но я не ведьма, и я совершенно точно знаю, что не подвергала мучениям тех молодых женщин, которые свидетельствовали против меня.

— Признайся хотя бы для того, чтобы получить отсрочку исполнения приговора, — умолял Рональд. — Я хочу спасти твою жизнь.

— Я не могу спасти свою жизнь, одновременно погубив свою душу, — упорствовала Элизабет. — Если я оговорю себя, то этим послужу на пользу дьявола. Я же уверена в том, что не знаю ни одной ведьмы и не могу оклеветать невинного человека, даже ради спасения своей жизни.

— Ты должна признаться! — закричал Рональд. — Если ты не признаешься, я отрекусь от тебя.

— Ты сделаешь так, как подскажет тебе твоя совесть, — проговорила Элизабет. — Я не стану признаваться в колдовстве.

— Я прошу тебя, — сменил тактику Рональд, — ради наших детей.

— Будем уповать на Господа, — твердо ответила Элизабет.

— Он покинул нас, — простонал Рональд. По его запыленным щекам потекли слезы, которые он не пытался сдерживать.

Элизабет с трудом подняла свои закованные в кандалы руки и положила их на плечи Рональду.

— Мужайся, мой любимый супруг. Пути Господни неисповедимы.

Не владея более собой, Рональд вскочил на ноги и бросился вон из тюрьмы.

Вторник, 19 июля 1692 года

Рональд в тревоге переминался с ноги на ногу, стоя на обочине Призон-лейн, невдалеке от тюремных ворот. Лоб его под широкополой шляпой был влажен от выступившего обильного пота. Стоял жаркий туманный, сырой день. Гнетущая атмосфера становилась еще более удушливой от той противоестественной тишины, которая опустилась на городок, несмотря на толпу народа, ожидавшую казни. Притихли даже морские чайки. Все ждали, когда из тюремных ворот выедет повозка. Мысли Рональда были окутаны ломкой пеленой смятения, в душе его царили страх, скорбь и растерянность. Он никак не мог понять, что именно содеяли они с Элизабет, чтобы накликать на свои головы такую беду. По приказу магистрата со вчерашнего дня ему запретили доступ в тюрьму. Вчера он последний раз пытался склонить Элизабет к покорности. Но все было тщетно, никакие мольбы, никакие хитрости и угрозы не смогли поколебать ее решимость. Нет, она не станет ни в чем признаваться…