— Я и не говорю, что смешно. Разве было до смеха, когда его сестрица собиралась свести тебя в могилу? Непорядок. Но ты не можешь корить его за это.

— Я не корю его. — В ее тихом голосе звучало отчаяние. — Ты не понимаешь, Криссет. Он корит меня.

Посетители перешли внутрь заведения, и уборщики снимали со столов скатерти. Налетавший порывами ветер гремел снастями парусников, пришвартованных внизу на пристани. Большинство владельцев яхт находились в баре.

— И ты собираешься смириться? — Криссет не скрывала своего раздражения. — Значит, этот парень унижен, в нем взыграла его этническая сущность, не говоря уж об его сестре. А ведь этот пижон — американец. Он здесь родился! Ко всему прочему, он, наверное, считает, что подставил тебя с торговцами наркотиками!

Габи смотрела вдаль на штормовые тучи, тянувшиеся в сторону Майами, силуэты которого отражались в водах залива.

— Мне кажется, столько всего произошло за такое короткое время, что у меня голова идет кругом… — прошептала Габи. Она уже давно не вспоминала о ялохе, но по какой-то странной причине именно теперь в ее памяти всплыли интриги Иби Гобуо с богом молний Чанго и богиней любви Ошун. — И все-таки ты права, Криссет. Я действительно жду у моря погоды и полагаюсь на волю случая. Не слишком хороший способ существования.

— Да, но тоже способ. — Криссет покачала головой. — Габриэль, я знаю, многое, что произошло с тобой, осталось неизвестно общественности. Тут замешаны федералы, и они старательно замели следы, чтобы кто-нибудь не пронюхал лишнего об их прикрытиях в операциях против наркомафии. Но я все же кое-что разузнала в редакции. Этот парень, Санта-Марин, отправился за тобой в топи, так ведь? Послушай, Габи, неужели это тебе ничего не говорит? Хотя бы самую малость?

Габи больше всего боялась разговоров на эту тему. Джеймс, казалось, был полностью удовлетворен нынешними своими занятиями, говорила она себе. Гонялся на яхтах в Калифорнии. Сопровождал дочь французского консула на концерте в Майами.

— Габриэль, жаль, что приходится оставлять тебя в таком состоянии. — Начался дождь, но Криссет взяла ее за руку, удерживая на месте. — Что ты собираешься делать? Милая, ты должна ясно представить себе…

Габи осторожно высвободила свою руку.

— Знаю, все знаю, Криссет. Мне с трудом даются многие решения, тем не менее я стараюсь. В сущности, — беспечно добавила она, — легче всего было вонзить вилку в торговца наркотиками. Тогда мне не приходилось ни о чем думать. Взяла и сделала.

Ветер заметно усилился, когда Габи, пропетляв по центру Майами, свернула с набережной Мак-Артура на Палм-Айленд. Она включила радиоприемник в надежде поймать прогноз погоды. В краткой сводке сообщалось о распространении зоны низкого давления по всей южной Флориде и отмечалась небольшая вероятность ураганов.

Тем не менее, подъехав к дому, Габи обнаружила, что вся подъездная аллея была уже густо усыпана сорванными ветром листьями и ветками. На траве валялось опрокинутое ведро, забытое кровельщиками Харрисона Тигриный Хвост. Габи на секунду задержалась, окинув взглядом отремонтированную крышу дома, чья цилиндрическая черепица отливала при пасмурном освещении коричневато-розовым оттенком.

Личность Харрисона была ключом ко многому, что произошло с ней, подумала Габи. Она в самом прямом смысле обязана ему жизнью. Никто, кроме семинола Миккосуки, не мог бы столь искусно провести Кастанеду и Джеймса в самое сердце болот, чтобы найти базу колумбийцев и выручить Габи из смертельной беды.

В южной Флориде все знали, что семинолы хорошо осведомлены обо всех событиях, разворачивающихся на болотистых равнинах. В шестидесятых годах, когда в этих местах на секретной базе готовили кубинских изгнанников для высадки в бухте Свиней, Миккосуки не только знали об этом, но и неотступно следили за приготовлениями. Однако, считая, что это касается только белых людей, они не вмешивались. На этот раз племя Харрисона не осталось безучастным. Габи понимала, что в противном случае ей никогда не удалось бы спастись.

Габи прошла через старинную гостиную; звуки ее шагов эхом разносились по дому. Она опустила жалюзи на окнах вернады и проверила дверь. Теперь, когда практически всю обстановку большого особняка уже вывезли, это было излишней предосторожностью.

Наверху Габи напоследок заглянула в материнскую спальню: груда зеркал, выгоревшие обои, некогда кораллового цвета, широкий стенной шкаф, в свое время вмещавший сотни шикарных нарядов Жаннет.

Закрывая окна и задергивая шторы, Габи мысленно удивлялась тому, как легко Жаннет согласилась на переезд в кондоминиум на Серфсайд. Что ж, только время покажет, уживется ли она там.

Ее собственная спальня еще не совсем опустела, так как грузчики не забрали кровать, складной стул, который она намеревалась здесь оставить, и небольшой чемодан. Габи устало сложила простыни, потом, сообразив, что корзина для стирки отсутствует, оставила белье прямо на матрасе. Проверяя ванную комнату, она обнаружила завалявшуюся маленькую коробочку и кое-какие принадлежности из аптечки. Габи прихватила все с собой, собираясь выбросить в кухонное мусорное ведро.

На лестнице она остановилась, прислушиваясь к тишине опустевшего дома. Грустила ли она? Испытывала ли сентиментальные чувства? Этот дом был полон воспоминаний. Когда здесь, у камина, в кресле с высокой спинкой, восседал ее дед и тянул разбавленный водой скотч. С темной галереи второго этажа ей, бывало, позволяли поглазеть на изысканные восхитительные приемы, устраиваемые Жаннет и Полом. Теперь заключенные в рамочки фотографии Артура Годфри, Джеки Глисона и других знаменитостей прошлых дней отнесли на хранение, а на их месте остались лишь призрачные, пустые прямоугольники.

Габи не могла не вспомнить и те странные, наводненные призраками ночи, последовавшие за сантерией, свои кошмары и видения. Но, что бы там ни случилось, все уже в прошлом.

Звук подъехавшей к дому машины вывел ее из задумчивости. Она торопливо спустилась вниз по ступеням и выбежала на улицу как раз в тот момент, когда Додд выбирался из своего «Порше». Он увидел, как Габи вставила ключ в замочную скважину и в последний раз заперла за собой входную дверь своего дома.

— Мышка… — Он запнулся, вспомнив о том, что она недолюбливает свое детское прозвище. — Габи, ты понимаешь, что не должна этого делать. — Она протянула ему ключи, и Додд с неохотой забрал их у нее. — Раньше ты и слышать об этом не хотела. — Он следовал за ней по аллее к машине ее матери. — И вдруг меняешь свое решение. Ради Бога… Телефонный звонок днем. Сообщение на моем автоответчике.

— Я решила не звонить тебе в офис, — сказала она.

— Это безумие. Ты избегаешь разговора со мной. Послушай, я не сообщал семье. Еще есть время…

— Уж лучше бы ты сообщил. — Она открыла багажник старого материнского «Кадиллака» и поместила чемодан среди другого скарба. — По крайней мере, нам не нужно вновь отменять вечеринку по случаю помолвки. К тому же, я не забрала твое кольцо у ювелира. Ты получишь его назад.

— Это просто нервы, — удрученно проговорил он. — Говорят, такое часто происходит в подобных обстоятельствах. Ты просто чувствуешь себя немного…

— Додд, — прервала его Габи, поворачиваясь к нему лицом, — ты считаешь, я малодушная.

— Малодушная? — Он моментально пришел в замешательство. — Напротив, я думаю, ты держишь себя вполне нормально для девушки, воспитанной в соответствующих условиях. Тебе действительно требуется человек, который мог бы присматривать за тобой, кто-то любящий, заботливый. Это необязательно означает…

Она отвернулась.

— Ты ошибаешься, — коротко бросила она. — Мне жаль, но ты ошибаешься.

Додд проследовал с ней до водительского места.

— Габи, поверь мне, дело не в доме. Ты из-за этого беспокоишься? Так получилось, что именно его не хватало для округления участка собственности. Я собирался объяснить тебе позднее.

Габи стояла к нему спиной.