– Вы? – спросил друг Монтрейля. – Как вам угодно. Позвольте мне на минуту отвлечься. Мои друзья будут моими секундантами.

– Конечно, – ответил Джулиан.

Креол быстро отошел в сторону и зашептался о чем-то со своими спутниками. Один из них двинулся в их сторону. Мрачный Билли поднялся ему навстречу.

– Я – секундант мистера Джулиана, – начал мужчина. У него было продолговатое красивое лицо, темно-каштановые волосы. – Мы должны определить вид оружия.

– Вид оружия, – повторил Мрачный Билли. Его рука метнулась за спину. – Я предпочитаю ножи.

Мужчина, охнув, пошатнулся и отступил назад. В ужасе он опустил глаза вниз. Нож Мрачного Билли по самую рукоятку вошел ему в живот. На жилете медленно растекалось кровавое пятно.

– Боже, – пробормотал он.

– Пока это только я, – тем временем продолжал говорить Мрачный Билли. – А я не джентльмен, нет, сэр, и секундант из меня никудышный. Да и ножи – тоже не тот вид оружия. – Мужчина упал на колени. Его друзья, завидев это, в тревоге бросились к нему на помощь. – У мистера Джулиана свои пристрастия. Его оружие, – Билли улыбнулся, – зубы.

Джулиан занимался другом Монтрейля, тем, кого звали Ришар. Третий повернулся и бросился бежать. Но в переулке его заключила в объятия Синтия и запечатлела долгий, влажный поцелуй. Креол отчаянно пытался освободиться, однако она не выпускала его из рук. Бледные пальцы вцепились креолу в шею, длинными, как лезвия, ногтями Синтия вскрыла ему вены. Пронзительный крик потонул в чмокающих звуках.

Мрачный Билли вытащил из живота скулящей жертвы нож и уступил место плачущему Арману. Кровь, стекающая с лезвия, в лунном свете выглядела почти черной. Билли направился было к фонтану, чтобы ополоснуть нож, но передумал. Нерешительно он поднес его ко рту и осторожно лизнул. Лицо Билли тотчас исказилось в гримасе. На вкус кровь была отвратительна и ничего общего не имела с тем, что он ощущал в снах. Все же Мрачный Билли знал, что, когда Джулиан превратит его в одного из них, все изменится.

Мрачный Билли вымыл нож и убрал его в ножны. Деймон Джулиан передал Ришара Курту, а сам, стоя поодаль, мечтательно смотрел на луну.

Мрачный Билли нарушил его одиночество.

– Сэкономили немного денег, – сказал он.

Джулиан улыбнулся.

На борту парохода «Грезы Февра»

Натчез, август 1857 года

Для Эбнера Марша ночь все еще продолжалась. Чтобы утолить голод и страхи, он немного перекусил, после чего удалился в свою каюту. Увы, сон не приходил. Долгие часы лежал Марш в темноте, всматриваясь в колышущиеся тени. Мысли в голове путались, в них все смешалось – чувство страха, вины, подозрительности. Под тонкой накрахмаленной простыней Марш обливался потом. Когда сон все же сморил капитана, спал он беспокойно, метался и ворочался с боку на бок, постоянно просыпаясь. Его одолевали отрывочные, бессвязные видения, наполненные тайным смыслом: льющаяся кровь и пылающие в пожаре пароходы, желтые зубы и Джошуа Энтони Йорк. Бледный и холодный, тот стоял, заливаемый алым светом, и его злые глаза горели огнем и источали смертельную угрозу.

Следующий день стал самым длинным в жизни Эбнера Марша. Все его мысли крутились вокруг одного и того же. К полудню решение созрело. Его застали за неблаговидным поступком. Выяснять отношения с Джошуа Йорком придется, никуда не денешься. Если это положит конец партнерству, пусть так и будет, хотя при мысли о возможной потере «Грез Февра» Маршу делалось плохо, начинало мутить и сосать под ложечкой, как в тот день, когда он увидел щепки, которые лед оставил от его кораблей. Для него это будет означать конец, думал Марш, хотя, вероятно, он это заслужил тем, что подорвал доверие Джошуа. Но капитан не мог пустить все на самотек. Джошуа должен услышать его собственное признание. Нужно встретиться с Йорком до того, как Кэтрин разболтает ему обо всем.

Он предупредил команду:

– О возвращении Джошуа сообщите мне немедленно, независимо от того, когда это произойдет и что я буду делать, непременно отыщите меня. Всем ясно?

Потом Эбнер несколько успокоился и в одиночестве приступил к трапезе. На обед ему подали жареную свинину с зелеными бобами и луком, на десерт – половину черничного пирога.

В два часа ночи пришел один из матросов:

– Капитан, Йорк вернулся и привел с собой еще кого-то. Мистер Джефферс распределяет их по каютам.

– Джошуа уже поднялся к себе? – спросил Марш.

Человек кивнул. Марш схватил трость и направился к лестнице.

У каюты Йорка он немного помешкал, затем расправил плечи и набалдашником трости решительно постучал в дверь. Йорк открыл после третьего стука.

– Заходи, Эбнер, – сказал он с улыбкой.

Марш вошел, закрыл за собой дверь и прислонился к ней спиной. Йорк тем временем прошел на место и вернулся к тому занятию, которому предавался до того, как его потревожили. На столе стояли серебряный поднос и три бокала. Теперь он вытащил еще и четвертый.

– Я рад, что ты зашел, так как привел на пароход несколько человек и хочу тебя с ними познакомить. Как только они устроятся, то зайдут ко мне.

Йорк достал бутылку с напитком для личного пользования и ножом принялся срезать с пробки сургучную печать.

– Меня это не интересует, – резко сказал Марш. – Джошуа, мы должны поговорить.

Йорк поставил бутылку на поднос и повернул голову к Маршу:

– Вот как? И о чем же? Голос у тебя расстроенный, Эбнер.

– У меня на судне имеются запасные ключи от каждого замка. Они хранятся в сейфе мистера Джефферса. Когда ты сошел с парохода в Натчезе, я взял ключи и обыскал твою каюту.

Джошуа Йорк не шевелился, но, когда он услышал слова Марша, губы его сжались. Эбнер Марш посмотрел ему прямо в глаза, как и следовало мужчине в подобной ситуации. Он увидел в них ледяной холод и гнев преданного доверия. Он бы предпочел, чтобы Джошуа накричал на него или выхватил оружие, только бы не смотрел на него таким взглядом.

– Ты нашел что-нибудь интересное? – наконец спросил Йорк бесцветным и равнодушным голосом.

Эбнер Марш оторвал взгляд от серых глаз Джошуа и стукнул тростью о стол.

– В твоих книгах, – сказал он, – полно сообщений о мертвецах.

Йорк ничего не сказал. Мельком взглянув на стол, он сел в одно из кресел и налил себе порцию густого, мерзкого напитка. Только после того, как отхлебнул немного, он жестом указал Маршу на стул.

– Сядь, – скомандовал он. Когда Марш сел напротив, он коротко спросил: – Почему?

– Почему? – немного рассерженно повторил Марш. – Может быть, потому, что я устал от партнера, который ничего мне не говорит, который не доверяет мне.

– Но мы ведь заключили сделку.

– Я это знаю, Джошуа. Я и чувствую себя виноватым, если это имеет значение. Я раскаиваюсь, что сделал это, но еще хуже я себя чувствую от того, что меня застали. – Он горестно усмехнулся: – Кэтрин видела, как я уходил. Она еще расскажет тебе об этом. Послушай, мне следовало бы сразу подойти к тебе и сказать, что меня мучает, поэтому я пришел к тебе сейчас. Может быть, уже поздно, но вот он я, Джошуа. Я так люблю наш корабль, Джошуа, как не любил ничто другое на свете. Тот день, когда мы заберем рога у «Эклипса», станет самым счастливым днем в моей жизни.

Но я много думал и теперь знаю, что мне лучше забыть о пароходе. Потому что продолжаться так, как было до сих пор, не может. На реке полно бандитов, и жуликов, и религиозных фанатиков, и аболиционистов, и республиканцев, и всяких странных типов, но, клянусь, такого странного люда, как вы, я еще не видел. Что вы делаете ночью – меня не волнует. Фолианты, набитые сообщениями о мертвецах, – это, конечно, нечто другое, но кому какое дело, кто что читает? Подумаешь, на «Большом турке» есть один лоцман, который читает такие книжки, что и Карл Фрамм покраснел бы от стыда.

Однако твои остановки, твои ночные вылазки в одиночестве… С этим я не могу больше мириться. Ты задерживаешь мой пароход, черт тебя побери. И, Джошуа, это еще не все. Я видел тебя в ту ночь, когда ты вернулся из Нового Мадрида. У тебя руки были в крови. Можешь отрицать сколько угодно. Можешь ругать меня последними словами. Но я знаю, что у тебя руки в крови, будь я проклят, если это не так.