— Как это полностью?!

— До единого человека, светлейший. Кроме того они перерезали и всех солдат, отправленных мной на встречу.

— Хорошенькие дела! — возмутился полководец, вскакивая на ноги. — Туземцы отбивают обозы у тебя под носом, а ты, значит, бежишь жаловаться мне?!

— Выслушай до конца, светлейший. Далеко эти наглецы уйти не успели — я послал в погоню тысячи оргавы. Она настигла мирмидонян и перебила их.

— Ну, знаешь, — снова прервал своего помощника Вилен, — Тогда я тебя абсолютно перестаю понимать! Чего ты от меня хочешь?! Догнали, говоришь, и уничтожили? Чем же ты недоволен-то?!

— Я недоволен ценой, какую мои люди заплатили за победу. Ни один из туземцев не попросил пощады, ни один ни бросил оружия.

— Ну и что, раньше такое тоже случалось.

— Да. Верно. Случалось. Однако в бою были убиты три сотни Султанов, а остальные все получили по более или менее серьёзной ране, некоторые даже по две. И сотники утверждают, что, будь туземцев вровень с нашими, одному Кетлю известно, кто одолел бы. Хуже того: Орава заявил мне — если ахейцев было бы больше наших хоть на два десятка, он потерпел бы неизбежное поражение.

— ты хочешь убедить меня, будто жители Средней и Большой Северной Эллады значительно превосходят силой и воинским искусством тех, кого мы уже одолели? Если так, то ты глубоко заблуждаешься. В этом случае северяне ещё до нас захватили бы Пелопонесс. Да и вообще: жители разных областей, принадлежащие одному народу, не могут кардинально отличаться друг от друга. Ивен давно пришёл к такому выводу, а ему я, во всяком случае доверяю — Ивен — это голова!

«Ивен-то голова!..» — подумал Флик, а вслух сказал:

— Я не собираюсь спорить с Богоподобным, его мысль бесспорна.

— Вот видишь…

— Но я осмелюсь заявить тебе, светлейший, как своему ближайшему начальнику: нам пора пересмотреть своё отношение к туземцам. Те, кого мы одолели, не слабей других, но их истинную силу мы не имели возможности узнать. Они не успели объединиться и были задавлены тройным численным превосходством с нашей стороны. Численным, повторяю — численным! Теперь же оказывается, что в бою, когда один наш солдат противостоит одному вражескому, чаша победы может склониться как к нам, так и к ним. Армия противника нынче лишь в полтора раза меньше нашей. Кроме того, с фланга нам угрожает проклятый Коринф. Пора менять тактику, светлейший. Надо пересмотреть планы генеральной битвы.

Вилен основательно призадумался. Хотя Флик и считал его бестолочью, но полководец Первой Имперской не был дураком от рождения, а несколько лет, проведённых им под началом Ивена Аяхти, кой чему его всё-же научили. Он охотно следовал разумным советам помощников, будучи сам лишённым стратегического мышления. Окажись его помощники чуть талантливее, Первая Имперская, пожалуй, натворила бы бед вдвое больше. К счастью Эллады, подчинённые его были опытными полководцами, хорошо руководили своими подразделениями, но были лишены божественной искры стратегического таланта.

— Пожалуй, ты прав, Флик, — согласился Вилен после длительного размышления. — Собери завтра совет командиров когопулов. Будешь говорить речь; если убедишь наших твердолобых сослуживцев — придумаем план похитрее нынешнего. Не пойму одного: генеральная битва даже и не послезавтра. Что тебе вздумалось тревожить меня в столь поздний час?! От открытия ошалел, что ли?

— Нет, светлейший. Я позволил себе потревожить твой покой по иному поводу. Час назад было окончено следствие, касающееся ночной операции противника. Муроб виновен ровно настолько, насколько он следовал нашему общему взгляду, на опыт и боевое искусство туземцев. Основываясь на ложном преимуществе нашего солдата над вражеским, он дал заманить себя в тщательно подготовленную западню, за что и был наказан ахейцами. Стоит ли его наказывать ещё раз? Все его тысячники твердят в один голос — Муроб сделал для победы всё, что мог. Его вина — наша общая!

— Хорошо, я велю его освободить. Теперь, надеюсь, всё?

— Мне не хочется противоречить тебе, светлейший, но теперь я как раз подхожу к теме самой неприятной.

Вилен утомлённо вздохнул, но первые слова Флика заставили его насторожиться:

— Помнишь ты ахейского лазутчика, светлейший? Того, что так ловко провёл нас неделю назад?

— Разумеется…  — поёжился полководец.

— Это он навёл вражескую конницу на пятый когопул. В овраге, протянувшемся вдоль лагеря Борса, найдены следы копыт Дива.

— Что-о-о?! — Вилен снова вскочил на ноги.

— И ещё. Многие солдаты Муроба клянутся, будто среди ахейцев был всадник в доспехах моего когопула. И что дрался он, как десяток боевых леопардов. Махнёт мечом — нет одного нашего, другой раз махнёт — нет второго!

— Во, наглец, а?! — Онесси, заметался по шатру. — На нашем коне, в наших доспехах… ну, не скотина ли, а?!

Забавная возмущённость полководца не вызвала и тени улыбки у Флика — слишком серьёзный вопрос, чтоб смеяться.

— Наглец, верно! — подтвердил он. — Но наглец с фантазией. Дерзок, но хорошо просчитывает ситуацию. Ему удалось ввести в заблуждение охрану оврага и уничтожить её абсолютно бесшумно. А Борс Кетлем божится, что в наряде стоял опытный и умный десятник.

— Да что ему какой-то там десятник! — окончательно разъярился Онесси. — Если он нас, как последних идиотов, вокруг пальца обвёл! Ну, погоди ж ты! Ассол! Ассол!

— Я здесь, светлейший, — телохранитель сунул голову в шатёр.

— Пошли кого-нибудь за Амо. Сейчас же! Немедленно!

Нам, людям двадцать первого века, упоённым успехами науки, трудно правильно оценить роль той же науки во времена, предшествующие потопу. Мы почему-то считаем наших далёких предков дикарями, которых интересовали только насущные вопросы: пища, роскошь и развлечения (по преимуществу убийства или унижение себе подобных). Как же — ведь они пользовались медью и бронзой, и лишь совсем близко к концу старой эры перешли к железу. Глупцы: железо же куда надёжней бронзы! И учителя истории невольно подливают масло в огонь невежественного презрения своих учеников: дескать, только с применением железных орудий повысилась производительность труда, возникли предпосылки для расцвета эллинской культуры.

И лишь специалисты-историки, да не столь уж многочисленные любители знают о том, что бронза наших прародителей ни в чём не уступала большинству сталей лучших марок. А пирамиды? До сих пор многие из загадок, относящихся к ним, волнуют учёных всего мира. Каким инженерным, математическим талантом должен был обладать создатель первой из них! Для появления первой пирамиды требовалась хорошо развитая математика. Неужели не ясно?! В эпоху феодализма — эпоху буйного повсеместного разгула физического и духовного террора — учёные, начинавшие почти с нуля, заложили основы великих достижений Ферма, Эйлера, Лобачевского. Почему же отрицается возможность подобных успехов в Допотопные времена? Мозг человека нашего времени достался ему в неизменном виде от предков, живших ещё во времена неолита.

Математика, астрономия и философия были широко известны в Атлантиде. Множество учёных, находившихся под покровительством верховного жреца, работали над благоустройством острова. Амо принадлежал к научной элите империи. Соотечественника называли его великим, он же считал себя не более, чем скромным учеником, почти не известного широкой публике математика-теоретика и философа Литинна. Ещё в юности он участвовал в разработке вентиляции Изумрудного зала, в более зрелом возрасте он же руководил постановкой на постамент гигантской статуи Кольберта Аяхти, а десять лет назад возглавил группу учёных, занимавшихся перестройкой акустической системы амфитеатра Атлантиса. Его советами часто пользовались цари новой династии, при которой он вырос. Посылая Амо с Виленом, правители надеялись, что и там — в далёкой Ахайе знаменитый учёный принесёт немалую пользу, но его услуги Империи в этом походе пока заключались лишь в постройке и установке осадных машин на заданные рубежи.

Сегодня Вилен решил впервые воспользоваться логическим мышление мудреца. Вот за полотняной стеной послышались лёгкие шаги Амо, почтительный голос дерзкого Ассола, мощная рука телохранителя отодвинула полог, и учёный вошёл под свод шатра. На первый взгляд Амо можно было дать не больше сорока лет — так свободно и естественно была его походка и молод взгляд больших серых глаз. Ростом он лишь немного уступал Флику, но сложен был более гармоничен. Длинная каштановая борода с сильной проседью и такие волосы на голове были слегка подвиты. На крепком теле ладно сидел чёрный хитон, усыпанный мелкими белыми звёздочками, на непокрытой голове был слегка набок надвинут обруч из чернёного серебра, сандалии чёрной кожи также украшали серебряные пряжки.