— Приветствую тебя, светлейший, — спокойно сказал он. — Привет и тебе, храбрый Флик.

— Надеюсь, мы не потревожили твоего сна, мудрый? — в голосе Вилена звучало искреннее уважение.

Амо был слишком крупной фигурой в Империи, чтобы пренебрегать вежливостью.

— Ни в коей мере, — улыбнулся учёный. — Ложусь я, обычно, под утро. Ночью в воинском стане наступает относительная тишина, а в тишине я думаю лучше.

— О чём же думает мудрый в воинском стане? — осмелился поинтересоваться Флик.

— Каждый день, проведённый здесь, обогащает меня на железное кольцо. И всё ж я должен сознаться, что не все мои помыслы связаны с военными вопросами. Солдат после боя имеет право на отдых. Мы — учёные в бой не вступаем, но, временами, устаём не меньше. И отдыхаем, думая о том, что интересно нам самим.

— Разве мы можем укорять создателя маниолы в том, что он даром получает плату? Мы просто просим совета у мудрого.

— Рад слышать это, светлейший. Мои мозги в вашем полном распоряжении, говорите, что нужно делать?

— Неделю назад в наш лагерь проник вражеский лазутчик. Мальчишке всего шестнадцать вёсен, а хитёр он, как старый лис, — и Вилен рассказал всё, что ему было известно об участии Кана в последних событиях. — Таким образом, по вине этого этого мальчишки, мы потеряли дрибоду, коня, не уступающего Кедру Ивена, и вдобавок потерпел поражение когопул Муроба. Посоветуй, мудрый, как избавиться от проклятого мудреца.

Амо внимательно выслушал полководца и, по окончании его рассказа, вынул из висящего у пояса мешочка четыре кубика игральных костей.

— Противник очень опасен — сказал он в ответ на немой вопрос в глазах полководца. — Я поставлю ему оценку в четыре бала, затем рассмотрим оценки в «пять» и «шесть». Вот этот кубик — наша армия; этот — вражеская; а этот будет изображать волю случая.

После продолжительного манипулирования кубиками, Амо сложил их в мешочек и задумался, насупив густые брови. Вилен и Флик почтительно молчали, зачарованные видом размышляющего мудреца. Светлый Кетль вложил в этого человека мудрость сотни стариков. Постепенно лицо его светлело и, наконец, он рассмеялся тихим весёлым смехом:

— Я уж, было, думал, светлейшие, что нет никакой возможности управиться с нашим недругом! Случайность мала, наша армия не может повлиять на её увеличение. Но!

— Что но? Говори же, мудрый! — не выдержал Вилен.

— До нас в Атлантисе доходили слухи о нескольких полководцах Ахайи. Два самых опасных из них зовутся Гедионом и Ритатуем. Вы помните, надеюсь, что Гедион попал к нам в плен в Аркадии.

— А, это тот самый бешеный старик, который побил столько моих ребят?! — догадался Флик. — Повезло ж ему! Когда он спрыгнул с подножия статуи с двумя моими телохранителями, оба парня разбились вдребезги, а ему хоть бы что! Только глаза из глазниц повылетали. Так он и тут брыкался, едва скрутили. Мы отправили его в Муэно, светлейший.

— Так вот, — оборвал воспоминания полководца Амо, Гегемона я в расчёт не брал. А Ритатуй, пожалуй, самый опасный полководец здешних мест. Его отличает безукоризненное логическое мышление. И из всех ахейских военных деятелей он один ведёт стратегическую разведку. В этом он не уступит и Непобедимому Ивену.

— Чуть только какой-то туземный вождь случайно одну-две победы над нашими отрядами, как мы тут же готовы его равнять с Ивеном Аяхти, — усмехнулся Вилен.

Амо насмешливо скосил глаза на командующего Первой Имперской.

— У меня и в мыслях не было равнять Ритатуя с Богоподобным, — отозвался он, — однако, сам Непобедимый считает именно так, а уж на его-то мнение можно положиться всецело…

— Лицо Вилена вытянулось, но он промолчал.

— По-видимому, — продолжал Амо, — наш недруг был послан именно Ритатуем. Привезя важные сведения о нашей армии, мальчишка даст Ритатую явное преимущество перед остальными полководцами. Что касается остальных, то они, очевидно, не слишком-то довольны этим. И если им будет известен виновник возвышения Ритатуя, они постараются отплатить нашему врагу. Надо надеяться только на это. Необходимо дать недоброжелателям лазутчика подтверждения того, что он не мнимый, а настоящий предатель. Пошлите человека к нему на связь, и пусть он попадётся дозорам.

Вечером афинские тысячи трёх старых друзей вместе с иритами, фракийцами и отрядом Кэнта снялись с лагеря и выступили в путь. Кан шагал с левого фланга колонны, рядом с Венетой, Кэмом, Леоном и Кулом. Впереди покачивалась спина Орфея, шедшего в одном ряду с Эвридикой и старшими Норитами. Все чувствовали приближение грозных событий, разговаривали мало, больше молчали. Вокруг царили звяканье оружия и щитов о панцири да мерный тяжёлый шаг вооружённых до зубов гоплитов. Какие-то верховые обгоняли колонну.

— Хайрэ, командир! — услышал Кан. — Как делишки?

Кан глянул влево. Рядом на горячих скакунах ехали Гетиды, возглавляемые дерзким Шатом.

— Неплохо, — отозвался Норит. — А ваши?

— Живём помаленьку. Куда идёте — знаешь?

— Откуда — ничего не сказали.

— Ваш отряд занимает правый фланг. Медис позади, ведёт джитов и цепников. Мы с ним. Не хочешь ли нас возглавить?

— Я-то непротив, да басилевс меня в первый ряд ставит.

— Жаль. Учти, командир, выводят нас против шестого когопула, а на правом фланге даже зацепиться не за что — холмы пологие. Для Султанов эти пригорки — тьфу! Так что держись!

— Стараюсь! Вы сейчас куда?

— Гонцами в распоряжение Кэнта.

— Значит, соседями будем. Гелиайне!

— Гелиайне, — вразнобой отозвались Гетиды и, пришпорив коней, помчались дальше.

Сборный отряд лучших сил пехоты союзников занял, как и сообщил всеведущий Шат, крайний правый фланг ахейского войска. К ночи был разбит лагерь, огороженный неглубоким рвом и валом из выброшенной земли. Расставили дозоры, сварили ужин, а отужинав, изготовились ко сну.

Кан чувствовал приближение жесточайших боёв, по сравнению с которыми все предыдущие его приключения могли оказаться невинной детской вознёй. Вся душа его восставала против готовящейся резни, но что-то наперекор душе возбуждало в нём нетерпение, жажду той же резни. Атланты хозяйничают в Пелопонессе. Атланты рвутся в Аттику, в Беотию, в Фессалию… Не пора ли укоротить им руки?! Дождётся Ритатуй, ой, дождётся! Не приведи, Арес, подойдут подкрепления к захватчикам, а их и так больше, чем хотелось бы! Так пусть ноет душа, а драться надо. Жестоко, без дураков, насмерть! Отрубить жадную лапу Империи, тянущую окровавленные пальцы к горлу Эллады!

Кан покрепче обнял спящую неспокойным сном Венету. Вот она — Эллада, его Эллада. А ещё мать и Виса, и уютный, знакомый до каждой мелочи дом в Афинах, и маленькое поместье — обыкновенный участок земли с летним домиком. Это его Эллада. У других то же, хуже или лучше, но то же. И драться другие будут каждый за своё, но все за неё — за Элладу! Что ж, господа атланты, мы ещё посмотрим кто кого! И чем скорее, тем лучше.

Ритатуй считал иначе. Лучше не скорей, а наверняка. Спору нет, в Ахайе много отлично подготовленных профессиональных солдат, а опытных бойцов, ходивших в ополчениях, ещё больше. Каждый юноша из более или менее обеспеченной семье обучен военному ремеслу, тренирован, воспитан для нелёгкого боевого труда. Всё так. И не так. Прежде всего, потому, что никогда ещё ахейцам не доводилось биться с чужими. Критяне не в счёт — они сильнее в морском деле. Кроме того, ахейцы слишком часто воевали между собой, теперь им нужно привыкнуть помогать бывшим врагам, а для этого нужны и время и практика. Именно поэтому архистратег избрал тактику мелких наскоков на небольшие отряды захватчиков, налётов на дозоры и захватов отдалённых от основных сил противников пункты.

На следующее утро Априкс поднял свою сотню чуть свет. Позавтракали наспех. Затем последовал приказ готовить себя к выступлению. Сотник лично проверил готовность бойцов и ушёл, велев не расходиться. Не одно сердце сжалось от дурного предчувствия…

— Что бы это значило?

Десятник над вопросом Леона думал недолго: