Мы еще не успели ощутить холод ужаса, как увидели уже, что мальчик спасен. Хитклиф подоспел снизу как раз вовремя; следуя естественному порыву, он подхватил ребенка на лету и, поставив его на ноги, глянул вверх, ища виновника происшествия. Скупец, отдавший за пять шиллингов счастливый лотерейный билет и узнавший назавтра, что на этой сделке потерял пять тысяч фунтов, так не изменился бы в лице, как он, когда увидел наверху мистера Эрншо. Лицо Хитклифа яснее всяких слов выразило горькую досаду на то, что он сам, собственными руками помешал свершиться возмездию. Будь кругом темно, он, верно, попытался бы исправить свою ошибку и раздробил бы Гэртону череп о ступени. Но мы все оказались бы свидетелями тому, что ребенок был спасен; и я уже стояла внизу, прижимая к груди свое сокровище. Хиндли спустился не столь поспешно, отрезвевший и пристыженный.

— Это ты виновата, Эллен, — сказал он. — Ты должна была держать мальчика подальше от меня, чтоб я его и не видел! Он не ушибся?

— Ушибся! — крикнула я сердито. — Не удалось убить, так сделали, поди, кретином! Эх! Я только диву даюсь, почему его мать до сих пор не встала из гроба поглядеть, как вы обращаетесь с малюткой. Вы хуже язычника, если так глумитесь над собственной плотью и кровью!

Он попробовал приласкать ребенка, который, едва я взяла его на руки, забыл всякий страх и перестал плакать. Но стоило отцу прикоснуться к нему, как мальчик опять закричал громче прежнего и так заметался, точно у него вот-вот начнутся судороги.

— Не суйтесь вы к нему! — продолжала я. — Он вас ненавидит… все они вас ненавидят, — скажу вам по правде! Счастливая у вас семейка! И сами-то вы до какого дошли состояния, — нечего сказать, хороши!

— Хорош! И еще лучше стану, Нелли! — засмеялся непутевый человек, снова ожесточившись. — А теперь убирайся подальше и его убери. И слушай ты, Хитклиф! Ты тоже ступай прочь — чтоб мне тебя не видеть и не слышать. Сегодня я не хотел бы тебя убивать; вот разве дом подожгу — но уж это как мне вздумается!

С этими словами он взял с полки бутылку водки и налил себе стопку.

— Нет уж, довольно! — вмешалась я. — Вам уже было, мистер Хиндли, указание свыше. Пощадите несчастного мальчика, если себя вам не жаль!

— Ему с кем угодно будет лучше, чем со мной, — ответил он.

— Пощадите собственную душу! — сказала я, пытаясь отнять у него стопку.

— Ну, нет! Напротив, я с превеликим удовольствием пошлю свою душу на погибель в наказание ее создателю, — прокричал богохульник. — Пью за ее осуждение!

Он выпил до дна и нетерпеливо приказал нам выйти, разразившись в довершение залпом страшной ругани, слишком мерзкой, чтоб ее повторять или запомнить.

— Жаль, что он не может уморить себя пьянством, — процедил сквозь зубы Хитклиф и, точно эхо, откликнулся бранью, когда затворилась дверь. — Он делает для этого все, что может, но ему мешает богатырское здоровье. Мистер Кеннет предлагал побиться об заклад на свою кобылку, что Хиндли Эрншо переживет всех и каждого отсюда до Гиммертона и сойдет в могилу седовласым грешником; разве что выпадет ему на счастье какой-нибудь из ряда вон выходящий случай.

Я пошла на кухню и села убаюкивать моего ягненочка. Хитклиф, думала я, ушел на гумно. После выяснилось, что он только прошел за высокой спинкой скамьи и растянулся на лавке у самой стены, поодаль от очага, и лежал там притихший.

Я качала Гэртона на одном колене и затянула песню, начинавшуюся словами:

Расплакались дети в полуночной мгле,

А мать это слышит в могильной земле, —

когда мисс Кэти, которая, покуда шел скандал, сидела, прислушиваясь, в своей комнате, просунула голову в дверь и спросила шепотом:

— Нелли, ты одна?

— Да, мисс, — ответила я.

Она вошла и остановилась у очага. Полагая, что она собирается что-то сказать, я подняла на нее глаза. Ее лицо, казалось, выражало смятение и тоску. Губы ее были полуоткрыты, точно она хотела заговорить, но вместо слов у нее вырвался только вздох. Я вновь принялась петь. Я ей не забыла ее давешнего поведения.

— Где Хитклиф? — спросила она, перебив меня.

— На конюшне. Работает, — ответила я.

Он не стал опровергать моих слов: может быть, дремал. Опять последовало долгое молчание, во время которого, как я заметила, две-три капли скатились со щек Кэтрин на плиты пола. «Жалеет о своем постыдном поведении? — спросила я себя. — Это ново! Все равно, пусть сама приступит к извинениям, — не стану ей помогать!» Но нет, ее мало что заботило, кроме собственных огорчений.

— Боже мой! — воскликнула она наконец. — Я так несчастна!

— Жаль, — заметила я. — На вас не угодишь: и друзей много и забот никаких, а вы все недовольны!

— Нелли, открыть тебе тайну?.. Ты ее сохранишь? — продолжала она, опустившись подле меня на колени и остановив на мне тот подкупающий взгляд, который прогоняет обиду, даже когда у тебя все на свете причины считать себя обиженной.

— А стоит хранить? — спросила я уже не так сердито.

— Стоит! Она меня мучает, и я должна с кем-нибудь поделиться! Я не знаю, как мне быть. Сегодня Эдгар Линтон сделал мне предложение, и я дала ему ответ. Нет, я не скажу какой — приняла я или отказала, — пока не услышу от тебя, что я должна была ответить.

— Право, мисс Кэтрин, как я могу знать? — возразила я. — Конечно, судя по той сцене, что вы тут разыграли в его присутствии нынче днем, разумней было отказать: коли он после этого сделал вам предложение, он или безнадежный дурак, или отчаянный безумец.

— Если ты так говоришь, я больше тебе ничего не скажу, — с сердцем ответила она и встала. — Я приняла, Нелли. Ну, живо, отвечай — я поступила неправильно?

— Вы приняли? Что толку нам задним числом обсуждать то, что сделано? Вы дали слово и уже не можете взять его назад!

— Но скажи, должна я была принять? Скажи! — воскликнула она с раздражением в голосе, переплетая пальцы, сдвинув брови.

— Тут надо многое взять в соображение, чтоб ответить без ошибки на такой вопрос, — сказала я наставительно. — Самое главное: любите ли вы мистера Эдгара?

— Как можно его не любить? Конечно, люблю, — отозвалась она.

Затем я учинила ей настоящий допрос — для девушки двадцати двух лет это было не так уж неразумно.

— Почему вы его любите, мисс Кэти?

— Вздор! Люблю — вот и все.

— Нет, это не ответ. Вы должны сказать — почему?

— Ну, потому, что он красив и с ним приятно бывать вместе.

— Худо! — заметила я.

— И потому, что он молодой и веселый.

— Куда как худо!

— И потому, что он любит меня.

— Пустое, дело не в этом.

— И он будет богат, и я, разумеется, стану первой дамой в округе. И смогу гордиться, что у меня такой муж.

— Еще хуже! А теперь скажите, как вы его любите?

— Как все любят… Ты глупа, Нелли.

— Ничуть… Отвечайте.

— Я люблю землю под его ногами, и воздух над его головой, и все, к чему он прикасается, и каждое слово, которое он говорит. Я люблю каждый его взгляд, и каждое движение, и его всего целиком! Вот!

— А почему?

— Нет, ты обращаешь это в шутку! Очень нехорошо с твоей стороны! Для меня это не шутка! — сказала молодая госпожа, насупившись, и отвернулась к огню.

— Я вовсе не шучу, мисс Кэтрин, — ответила я. — Вы любите мистера Эдгара, потому что он красив, и молод, и весел, и богат, и любит вас. Последнее, однако, не в счет: вы, возможно, полюбили бы его и без этого; и вы не полюбили б его и при этом, не обладай он четырьмя первыми привлекательными качествами.

— Не полюбила б, конечно! Я его только пожалела бы… а может быть, и возненавидела, если б он был уродлив и груб.

— Но есть и другие красивые, богатые молодые люди на свете — может быть, даже богаче его и красивей. Что помешало бы вам полюбить их?

— Если и есть, они мне не встречались: я не видела другого такого, как Эдгар.

— Может, со временем встретите. А мистер Линтон не всегда будет молод и красив — и, возможно, не всегда богат.