Письмо с черной каймой известило нас о дне возвращения господина. Изабелла умерла, и мистер Линтон написал мне, прося заказать траур для его дочери и приготовить комнату и разные удобства для юного племянника. Кэтрин ошалела от радости, что скоро увидит отца; и в бурном оптимизме строила догадки о неисчислимых совершенствах своего «настоящего» двоюродного брата. Наступил тот вечер, когда ожидался их приезд. С раннего утра она хлопотала по устройству своих собственных мелких дел; и вот, одетая в новое черное платье — бедная девочка, смерть тетки не отяготила ее подлинным чувством горя! — она назойливо приставала ко мне, пока не уговорила выйти с ней-на прогулку — встречать гостей.

— Линтон всего на полгода моложе меня, — болтала она, прохаживаясь со мной по мшистым кочкам в тени деревьев. Как будет хорошо играть с таким товарищем! Тетя Изабелла прислала папе его локон, очень красивый: волосы у него совсем льняные — светлее моих и такие же тонкие. Этот локон хранится у меня в маленькой стеклянной шкатулочке, и я часто думала, как было бы хорошо увидеться с тем, кому он принадлежал. Ох, я так счастлива… И папа! милый, милый папа! Эллен, давай побежим! ну — побежали!

Она убегала, и возвращалась, и опять убегала много раз, пока я своим размеренным шагом дошла до ворот, и тогда она села на дерновую скамью у дорожки и старалась терпеливо ждать; но это было невозможно: она не могла и минуты посидеть спокойно.

— Как они долго! — восклицала она. — Ах, я вижу пыль на дороге — едут? Нет! Когда же они будут здесь? Нельзя ли нам пройти еще немного вперед — на полмили, Эллен, — всего на полмили? Ну, скажи «да»! Вон до тех берез у поворота!

Я упорно не соглашалась. И вот ожиданию пришел конец: показалась в виду карета. Мисс Кэти вскрикнула и протянула руки, как только увидела в оконце лицо отца. Он выскочил из кареты почти в таком же нетерпении, как и она; и прошло немало времени, прежде чем они нашли возможным подумать о ком-либо, кроме себя. Пока они обменивались ласками, я заглянула в карету, чтобы позаботиться о Линтоне. Он спал в углу, закутанный в теплый плащ на меху, точно стояла зима. Бледный, хрупкий, изнеженный мальчик, которого можно было бы принять за младшего брата моего господина, так он был на него похож. Но весь его вид говорил о болезненной привередливости, какой никогда не было в Эдгаре Линтоне. Тот увидел, что я смотрю в карету, и, замахав руками, попросил меня притворить дверцу и не тревожить мальчика, потому что поездка его утомила. Кэти очень хотелось заглянуть хоть одним глазком, но отец позвал ее, и они вдвоем пошли, неторопливо, парком, а я побежала вперед отдать распоряжения слугам.

— Вот что, моя дорогая, — сказал мистер Линтон, обратившись к дочке, когда они остановились на крыльце у парадного хода. — Твой двоюродный брат не такой сильный и веселый, как ты, и он, не забывай, совсем недавно потерял мать. Так что не жди, что он сразу станет играть с тобой и бегать. И не утомляй его лишними разговорами, дай ему покой хотя бы на этот вечер. Хорошо?

— Да, да, папа, — ответила Кэтрин, — но я хочу посмотреть на него, а он даже не выглянул.

Карета остановилась; спящий проснулся, и дядя вынес его на руках и поставил на землю.

— Это, Линтон, твоя двоюродная сестра Кэти, — сказал он, соединяя их маленькие ручки. — Она уже полюбила тебя, и ты, чтоб ее не огорчать, постарайся сегодня не плакать. Приободрись — путешествие кончилось, и от тебя теперь ничего не требуется — можешь отдыхать и забавляться в свое удовольствие.

— Ну так я лягу спать, — ответил мальчик, отстранившись от Кэтрин, которая кинулась к нему здороваться. И поднес пальцы к глазам, чтобы смахнуть навернувшиеся слезы.

— Ну, ну, будьте молодцом, — шепнула я и повела его в комнаты. — А то и она расплачется, — смотрите, как она вас жалеет.

Не знаю, от жалости ли к нему, но у его двоюродной сестры стало такое же печальное лицо, как у него, и она подбежала к отцу. Все трое вошли в дом и поднялись в библиотеку, где уже подан был чай. Я сняла с Линтона плащ и шапку и усадила его за стол; но только он сел, как опять захныкал. Мой господин спросил, в чем дело.

— Я не могу сидеть на стуле, — всхлипывал племянник.

— Так ляг на диван, и Эллен подаст тебе чай, — терпеливо ответил дядя.

Он, я видела, изрядно натерпелся в дороге с капризным и болезненным мальчиком. Линтон не спеша поплелся к дивану и лег. Кэти устроилась со своею чашкой подле него на скамеечке для ног. Сперва она сидела молча, но долго так идти не могло; она решила сделать из двоюродного брата того милого баловня, о каком мечтала; и она принялась гладить его по волосам, и целовать в щечку, и поить его из своего блюдца, как маленького. Ему это понравилось, потому что он и был все равно что малое дитя; он отер глаза и улыбнулся слабой улыбкой.

— Мальчик отлично у нас поправится, — сказал мой господин, понаблюдав за ними с минуту. — Отлично, если только мы сможем оставить его у себя, Эллен. В обществе сверстницы он сразу оживится. Ему захочется набраться сил, и силы явятся.

«Да, если его оставят у нас!» — рассуждала я про себя, и горько мне стало при мысли о том, как мало у нас на это надежды. А потом, подумалось мне, как будет жить это хилое создание на Грозовом Перевале? С такими наставниками и товарищами, как его отец и Гэртон?

Наши сомнения быстро разрешились, быстрее даже, чем я ожидала. После чая я отвела детей наверх, посидела возле Линтона, пока он не заснул (до тех пор он меня ни за что не отпускал), затем сошла вниз и стояла в передней у стола, зажигая ночник для мистера Эдгара, когда прибежала из кухни девушка и сказала мне, что на крыльце ждет Джозеф, слуга мистера Хитклифа, и хочет говорить с хозяином.

— Я сперва спрошу, что ему надо, — сказала я, порядком испугавшись. — Как можно тревожить людей в такой поздний час! Да еще когда они только что с дальней дороги… Хозяин едва ли станет с ним сейчас разговаривать.

Джозеф, пока я говорила эти слова, прошел через всю кухню и теперь стоял предо мною в передней. Одетый по-воскресному, в полном параде, с самым своим кислым ханжеским лицом, держа в одной руке шляпу, в другой палку, он обстоятельно вытирал о коврик башмаки.

— Добрый вечер, Джозеф, — сказала я холодно. — Какое дело пригнало вас сюда ночью?

— Мне надо бы поговорить с мистером Линтоном, — ответил он, пренебрежительно отстраняя меня.

— Мистер Линтон ложится спать. Сейчас, я уверена, он не станет вас слушать, если вы к нему не с очень важным сообщением, — продолжала я. — Сели бы лучше здесь да изложили мне свое дело.

— Которая тут его комната? — настаивал тот на своем, озирая ряд закрытых дверей.

Видя, что он не склонен принять мое посредничество, я, хоть и крайне неохотно, поднялась в библиотеку и, доложив о несвоевременном посетителе, посоветовала отослать его до завтра. Но мистер Линтон не успел уполномочить меня на это, так как Джозеф, шедший за мною следом, ввалился в комнату, бесцеремонно уселся у дальнего конца стола, положил обе ладони на набалдашник своей палки и заговорил в повышенном тоне, словно предвидя протест:

— Хитклиф прислал меня за своим пареньком и наказал мне без него не возвращаться.

Эдгар Линтон молчал с минуту; его лицо омрачилось печалью. Он и без того жалел мальчика, но, памятуя опасения и надежды Изабеллы и ее страстную тревогу за сына, которого она вверила его заботам, он тем сильнее огорчился необходимостью отдать племянника отцу и ломал голову над тем, как бы этого избежать. Но ничего не мог изобрести: если он выкажет желание оставить мальчика у себя, Хитклиф тем крепче упрется на своем; ничего не оставалось, как только подчиниться. Однако мой господин не пожелал среди ночи поднимать племянника с постели.

— Скажите мистеру Хитклифу, — ответил он спокойно, — что его сын придет на Грозовой Перевал завтра. Его уже уложили спать, и он слишком устал, чтобы пройти сейчас такой путь. Вы можете также сказать ему, что мать Линтона хотела оставить его под моей опекой и в настоящее время его здоровье очень ненадежно.