— Мы еще успеем наговориться на корабле, — прервал его Николан. — Или у нее другое мнение?

— Да. На корабле уединиться не удастся. Вокруг будет слишком много ушей и глаз. Она собирается поделиться с тобой каким-то секретом.

— Послушай, неосторожный шаг, громкое слово, неожиданное появление кого-то из челяди может стоить нам жизни. В том числе и принцессе.

— Я ей это говорил. Но она стоит на своем, — Криплиан извлек из-за пазухи пергамент. — Вот план здания. Это комната, в которой мы сейчас находимся. Обычно она заперта и используется лишь в тех случаях, когда во дворце гости. Ключ есть только у меня. Вот здесь, через несколько дверей по коридору, баня. Она притворится, что пошла в баню, а сама проскользнет к тебе.

У домоправительницы, — продолжил он, убирая пергамент, — рядом с кроватью стоит модель дворца. Маленькие глиняные фигурки показывают ей, где спят слуги и стоят охранники. Если она что-то заподозрит, ей достаточно дернуть за шнур, что висит у нее над кроватью, и по всему дому зазвякают колокольчики. Так что нам потребуется предельная осторожность.

В половине двенадцатого в замке вновь повернулся ключ. В комнату бесшумно впорхнула принцесса, сопровождаемая толстушкой с круглым добрым лицом. Гонория была в том же платье, что и днем.

— Моя маленькая Заска понимает только свой родной язык, так что мы можем говорить свободно.

Николан остался стоять, а принцесса присела на кушетку. Служанка отошла в дальний угол и повернулась к ним спиной.

Последовала короткая пауза.

— Я собираюсь вверить свою судьбу в твои руки, — прошептала Гонория. Вновь пауза, более продолжительная. — Если ты верил всему тому, что слышал обо мне, я кажусь тебе безалаберной и глупой. Возможно, так оно и есть. Но у меня еще есть друзья в коридорах власти и я поддерживаю с ними связи, несмотря на все усилия домоправительницы и ее шпионов. Меня держат в курсе государственных дел. Когда угроза со стороны гуннов исчезнет…

— Это зависит от исхода войны, — вставил Николан.

— Тучи надо мной рассеются. Я в этом уверена. А потом произойдет событие, которое кардинально изменит ситуацию в Риме.

Николан дивился произошедшей в ней перемене. Фривольная девчушка исчезла. С ним разговаривала интеллигентная, хорошо информированная женщина.

— Мой брат, император, безумец и трус. Народ Рима с радостью избавится от него.

— А что будет с Аэцием? — спросил Николан.

— Его мне жаль. Бедняга Аэций при любом раскладе останется в проигрыше.

— Если ты так уверена, что Аттила потерпит поражение, зачем ты идешь к нему?

— Чтобы спасти свою жизнь, — без запинки ответила принцесса. — Если император поймет, какая ему грозит опасность, он первым делом избавится от меня. Он хочет, чтобы престол достался одному из его детей. Я должна вырваться из-под его власти. И, разумеется, у меня нет намерения выходить замуж за человека, которого выберет мне Аттила. Он не сможет выполнить данные мне обещания.

Николан не мог не улыбнуться.

— Но, моя госпожа, я — посланец Аттилы. Ты говоришь мне, что не желаешь выполнять подписанную тобой договоренность?

Гонория наклонилась вперед, всмотрелась в глаза Николана.

— Неужели ты не понимаешь, что договоренность эта будет выполняться лишь при условии, что Аттила покорит Рим? Будет ли победа на его стороне? Шансы его тают с каждым днем. Если он отступит во второй раз, другой армии ему уже не собрать. Неужели ты не видишь, что предлагаемое мною полностью соответствует его планам? Я помогаю ему подорвать веру народа Рима в своих нынешних правителей.

«У нее хороший советник, — подумал Николан. — Интересно бы узнать, кто он».

— В нашей договоренности я не согласна выполнить лишь один пункт. Мужа себе я выберу сама, не советуясь с ним. Тебе кажется странным, что я говорю с тобой об этом? Я не боюсь, что ты все повторишь Аттиле. В душе ты боишься и ненавидишь его.

— В душе я боюсь и ненавижу Рим.

— И не без причины. Но послушай меня с открытым сердцем, — Гонория взяла Николана за руку. — Моя репутация запятнана. Ко мне повернутся лицом лишь в том случае, если рядом со мной встанет сильный и честный мужчина. Одно время я думала об Аэции. Теперь я нашла лучшего кандидата. Тебя!

На лице Николана отразилось изумление.

— Я же никто. Варвар. Мелкая сошка в свите Аттилы. Более того, я молод и ничем не проявил себя.

— Нет, проявил, — возразила принцесса. — Тебе не известно, какое впечатление произвел на Рим бросок армий Аттилы в Галлию. Офицеры Аэция открыто говорили, что так все организовать мог только гений. Они узнали, чьих это рук дело. О тебе много говорили. У римских правителей ты в чести.

Принцесса с нежностью смотрела на него.

— И я тоже очень ценю тебя, мой друг. Пусть все сказанное здесь, останется нашей тайной. Если мы проявим осторожность и мудрость, я стану императрицей, а тебя сделаю диктатором Рима. Ты сможешь заменить Аэция.

Предположив, что столь радужная перспектива лишила Николана дара речи, Гонория широко улыбнулась.

— Как ты скромен. Римом правили многие чужестранцы. Никто из них, даже великий Стиллико, не обладали такими способностями, как ты. О честности я и не говорю.

Дверь отворилась, в комнату всунулась вторая служанка.

— Моя госпожа, клепсидра остановилась, — речь шла о водяных часах, что имелись к каждом дворце. Я не знаю, сколько сейчас времени. Думаю, прошел уже час.

Гонория встала. Шагнула вплотную к Николану. Встретилась с ним взглядом.

— Ты запомнил, что я сказала? В тот день, когда опустился передо мной на колени?

— Да, — кивнул Николан. — Ты сказала: «Какая жалость, что ты раб. И не мой раб».

Принцесса просияла, беззвучно хлопнула в ладоши.

— Ты запомнил. Каждое слово. Меня это радует. Я счастлива. Так вот, мой Николан, ты больше не раб. Теперь ты господин. И, возможно, станешь господином всего мира. Но ты уже хозяин своего сердца.

Вновь от изумления Николан не нашелся с ответом.

— Да, ты женишься на мне. Таков мой план. Не смотри на меня так, словно я предлагаю невозможное. Действительно, во мне течет императорская кровь, а потому я с самого рождения вознесена выше людей. Но разве моя мать не вышла замуж за гота Адольфия? И разве Пулькерия в Константинополе не делит трон с Марцианом, который был простым солдатом? Такое возможно вновь, а иначе и быть не должно.

— Я сражен наповал, моя госпожа, — пробормотал Николан.

Гонория искоса глянула на обеих служанок, чтобы убедиться, что обе стоят к ним спиной. Затем обхватила руками шею Николана и прижалась щекой к его щеке.

— Я надеялась, что нам удастся прильнуть друг к другу. Я влюбилась в тебя в тот самый миг, когда увидела в первый раз. Ни раньше, ни позже такого со мной не случалось. Ах, как горячо я буду тебя любить! Но, ты понимаешь, мы не можем допустить даже намека на скандал. Обо мне больше не должны сплетничать. Ставки, мой прекрасный и храбрый варвар, слишком высоки.

Ее руки еще сильнее сжали его шею, потом упали.

— Я должна идти. Если эта мерзкая старуха не найдет меня в постели, она начнет совать нос во все щели и задавать вопросы. Через несколько часов, — ее глаза сверкнули, что звезды, видневшиеся сквозь серповидное окошко, — я буду свободна. И с тобой. Я думаю, моя жизнь только начинается.

Николан проснулся от громкого звона, наполнявшего дворец. Поначалу он подумал, что домоправительница узнала о готовящемся побеге. И испугался, что попал в западню. Крепкую дверь не высадил бы даже Голиаф, а через окно могла пролезть разве что кошка.

Он вскочил с кушетки, сунул ноги в сандалии, затянул пояс с мечом на талии. Прислушался. До него донеслись возбужденные голоса и торопливые шаги. По чернильной темноте в комнате и за окном он понял, что до рассвета еще далеко.

«Остается уповать лишь на то, — подумал он, — что корабль скоро придет и мои люди одолеют охранников».