В дверях он обернулся.

— Ты по-прежнему мечтаешь о покорении Рима гуннами?

— Нет, господин мой Аэций.

— Но раньше тебе этого хотелось?

— Совершенно верно.

— Мне кажется, что среди своего народа солидарных с тобой не было. Остальные сохранили верность Риму.

— Нет, господин мой. Они предпочли Рим Аттиле, но в этом они лишь выбирали меньшее из двух зол. Если у покоренного народа мужественное сердце, он сохраняет верность своим традициям и воспоминаниям. У моего народа мужественное сердце.

Аэций потер подбородок рукой.

— Возвращая тебе свободу, мне следовало добавить, что ты получаешь ее при выполнении двух условий. Первое, ты не должен возвращаться на службу к Аттиле.

— Даю тебе слово.

— У тебя острый взгляд. Ты видел многое из того, что будет ему полезным. Если ты попадешь к нему в руки, ничего ему не говори. К каким бы методам убеждения он не прибегал.

— Клянусь, господин мой, я ничего не скажу.

— И второе. Сначала отправляйся в Равенну. Добраться туда будет нелегко. Не зря ведущую в город дорогу окрестили Дорогой трусов. Все добрые римляне, напуганные возможным пришествием Гунна, устремились в Равенну. Так что смотри, как бы тебя не затоптали. Тем не менее, я прошу тебя поехать туда и как можно быстрее добраться до Тергесте. Я хочу, чтобы ты передал мое письмо одному человеку в этом городе. Наверное, тебя не удивит, что среди моих врагов зреет заговор. Они хотят сместить меня с поста главнокомандующего и обвинить в измене. Моя безопасность будет зависеть от того, сможешь ли ты передать письмо. Ты готов взять его?

— Да, господин мой.

— Я тебе доверяю, — Аэций протянул письмо Николану. — Будь осторожен. Никто не должен знать, что ты выполняешь мое поручение. Дело настолько важное, что я не могу доверить его никому из своего окружения. Нельзя терять ни минуты, — с тем он и вышел из комнаты.

Николана ввели в величественный дом. Сопровождаемый слугой, он миновал бесчисленные залы, лестницы, коридоры, пока не оказался в просторной комнате, из окон которой открывался прекрасный вид на бухту. Там его встретил высохший старичок с проницательными глазками.

Николану он представился как К.Кай Росий, и дважды прочел письмо Аэция, прежде чем вновь посмотрел на своего гостя.

— Он пишет, что тебе можно доверять, — лицо его покраснело от негодования. — Это же безобразие! Человек, спасший в Шалоне весь мир от нашествия варваров, должен заботиться о собственном благополучии и даже жизни после того, как варвары уберутся восвояси. Ох уж эти римские политики, с толстыми кошельками и абсолютной беспринципностью! Я не испытываю к ним ничего, кроме презрения!

Несколько мгновений один из самых богатых купцов Тергесте разглядывал бухту, затем повернулся к Николану.

— Что привлекло твое внимание в этом городе?

— Через проломы в стенах могут проехать в ряд шесть всадников-гуннов.

— Что еще?

— Я не видел вооруженных людей.

— Все легионы Иллирии Аэций забрал в свою армию. Это правильно. Я не солдат, но и мне ясно, что прежде всего надо защищать Рим. Это все?

— Я не заметил часовых, ни у ворот, ни на стенах.

— Какой показалась тебе наша провинция?

— Поля зеленеют, обещая богатый урожай. А по ту сторону моря все выжжено солнцем. Армия Аттилы будет голодать.

— Ты очень наблюдателен. Сколько, по-твоему, Аттила продержится на равнине Ломбардии?

— Пока не захватит все города северной Италии и не использует имеющиеся там съестные припасы. Ни днем дольше.

— До нас дошли известия, что все города северной Италии в его руках, — К.Кай Росий пристально всматривался в Николана. — Наш губернатор не скрывает, что он — враг Аэция. Он пожаловался Сенату, когда тот забрал легионы. Ходят слухи, что он очистил казну Тергесте до последней сестерции, чтобы послать Аттиле крупную сумму в обмен на обещание не вводить войска в провинцию. Это измена, но он, естественно, все отрицает. Однако, после того, как Аттила всей мощью ударил по Аквилии, он ходит, словно самодовольный гусак. Только что не говорит: «Я спас Тергесте! Я!» Но будет ли Аттила и дальше держать слово?

— До тех пор, пока сможет себе это позволить, — уверенно ответил Николан. — Пока у армии не кончится еда.

— И что тогда?

— Тогда вы увидите пыль на северном горизонте, и всадники Аттилы, словно саранча, набросятся на вашу провинцию.

Купец согласно кивнул.

— Я пытался убедить жителей Тергесте, что именно так оно и будет. Они отказываются в это поверить. Им бы восстановить стены и готовиться к осаде. А они смеются. «Где сегодня Аквилия? — спрашиваю я их. — Где завтра будет Тергесте?» Никакого толку. Они зажирели и довольны жизнью, — он разорвал письмо Аэция на мелкие клочки и сжег их на жаровне, что стояла в углу. — Мы здесь процветаем, и наше богатство ослепляет нас. Могу я спросить, какие у тебя планы?

Николан решил ответить честно, в надежде получить важную для себя информацию.

— Хочу поехать дальше на юг. Я ищу вдову Тергесте.

Старый купец фыркнул.

— Вдова Тергесте! Разве ты не знаешь, что она стала вдовой лишь несколько недель тому назад? Ее третий муж сбежал от нее. Конечно, он был занудой. Но, скорее всего ее темперамент оказался ему не по плечу. Короче, он скрылся на Востоке и лишь недавно пришло известие о его смерти. Теперь она свободна, и от желающих устроиться у нее под бочком отбоя не будет. Она невероятно богата, и только в Тергесте принадлежащая ей собственность оценивается в тысячи талантов, — К.Кай Росий усмехнулся. — Будь я на десяток лет моложе, обязательно приударил бы за ней.

Николан поклонился и двинулся к двери.

— Если я более тебе не нужен, позволь откланяться.

Росий пошевелил обуглившиеся остатки письма.

— Я думаю, тебе следует остаться на ночь. В Тергесте прибыл сказитель, и он обещает поведать нам удивительную историю.

Ник прислушался к совету старика-купца и, когда солнце скользнуло за горизонт и начала сгущаться тьма, направился к едва ли не самому большому пролому в стене, в компании многих и многих мужчин. Именно там сказитель решил собрать свою аудиторию. Сам он, невысокий, худенький, в странной войлочной шапке и серой тунике, устроился на стене, меж двух факелов, чтобы сидящие внизу видели его лицо. Он снял шапку, обнажив совершенно лысый череп, круглый как яйцо какой-то доисторической птицы.

— Граждане Тергесте, — начал он, вызвав немалое удивление, ибо никто и представить себе не мог, что человек столь хрупкого телосложения обладает таким сильным голосом, все вы христиане. Я — нет. Я пришел из далекой восточной страны, куда еще не дошло учение скромного плотника. У нас своя вера. Очень древняя. Столь древняя, что мой народ счастливо живет и умирает по ее законам.

Его глубоко посаженные глазки обежали стоящих у стены.

— Посмотрите на форму моего носа, линию бровей, цвет моей кожи. Можете догадаться, откуда я родом? — ответа не последовало, а потому сказитель позволил себе улыбнуться. — Страна моя находится за великими реками и высокими горами. Народ мой знает много легенд, которые я мог бы вам рассказать. Но, добрые мои друзья, так уж получилось, что я стал свидетелем события, превосходящего все то, что я слышал в родной земле.

Слушайте меня. Слушайте внимательно. Я, Тарманца, жалкий сказитель, стоял рядом с Аттилой и великим святым отцом из Рима, которого все называют папой, когда они встретились на берегах Минчия. Как получилось, что какому-то чужестранцу дозволили присутствовать при столь знаменательном событии? Я вам все расскажу. Когда стало известно, что святой отец из Рима намеревается ехать на встречу с Аттилой без вооруженной охраны, многие из монахов, кому предстояло сопровождать его, подумали: «Что-то у меня нет сил для такой длинной поездки, да и не кажется мне, что моя голова будет лучше смотреться на пике гунна, а не на моих плечах». Я же старик, и мне уже без разницы, для чего используют мою голову, поэтому я подошел к одному из таких монахов и предложил поехать вместо него, если, конечно он отдаст мне свою рясу. Я пообещал низко надвинуть капюшон на лицо, чтобы никто не заметил подмены. Он согласился.