Николан внимательно изучал фигурки, затем поднял одну, напоминающую крепостную башню с зубцами поверху.

— Как она называется?

— Это ракх, — ответил Бларки.

— Вот оно что! — Николан резко поднялся, перевернув столик. Фигурки полетели в разные стороны. — Не зря твой отец несколько раз повторил это слово. Он хотел сказать, что продавец скота, с которым он имел дело, пользовался клеймом, напоминающим башню. Ракх. Теперь все ясно! — он обратился к шуту, который ползал по полу, собирая фигурки. — Кто из скотовладельцев Раэтии ставит на своих быках и коровах клеймо в виде башни, чтобы их не могли украсть?

— Викторех, что живет у подножия гор.

— Викторех! — победно воскликнул Николан. — Его-то и пытался назвать мне Мацио.

Старик Бларки ушел. Ильдико встала, завязала волосы в узел.

— Теперь мы знаем, что нам делать. Если Рорик жив, а я почему-то уверена, что так оно и есть, мы должны его найти. Но сначала ты должен повидаться с Ослау и все ему рассказать. Я хочу поехать к нему вместе с тобой. Далеко отсюда земли Виктореха?

— В ста милях, может, чуть дальше. Чтобы доехать туда и вернуться, нужно шесть дней. Возможно, мы успеем вовремя. Ты хочешь поехать со мной?

— Естественно! Но сначала я должна переговорить с отцом. Я уверена, что он очень рассчитывает на возвращение Рорика.

Ни один из них не думал о личной безопасности. В течение часа Ильдико могла бы вместе с Евгенией отправиться на север, к Альпам, за которыми ее уже не достали бы люди Аттилы. А два дня быстрой скачки позволили бы Николану более не опасаться происков Ранно. Но они оба предпочли иной путь: прежде всего привезти Рорика, а потом ответить на обвинения, которые Ранно намеревался выдвинуть против Николана.

Ильдико, сжав на прощание руку Николана, ушла к отцу. Полчаса спустя вышла из его комнаты, бледная как полотно.

— Он умер! Перед смертью он узнал меня, но уже не мог говорить. Пошли, любовь моя, нам пора в путь.

На плоскогорье, народ которого так любил солнце, не было тюрем. По обычаю те, против кого выдвигались обвинения, оставались в маленьком домике, расположенном в центре котловины, в которой собирался Ферма. Здесь, над надзором Оратора, они жили почти что на свободе. Их навещали родственники и друзья, они могли удаляться от котловины на расстояние до пяти миль. Они давали клятву остаться и подчиниться решению суда, даже если им грозил смертный приговор. Закон этот за многие столетия вошел в плоть и кровь каждого жителя плоскогорья. И даже самый старый из живущих не мог вспомнить, чтобы кто-либо из обвиняемых воспользовался предоставленной ему, пусть и ограниченной, свободой, чтобы сбежать до суда.

Подъехав к котловине, влюбленные остановили лошадей и посмотрели вниз. Ильдико, которая плакала всю дорогу, решительно вытерла глаза куском материи.

— Мое горе я должна держать при себе.

— Мой отец обещал привезти меня сюда, — Николан оглядывал котловину, ее склоны-конус, правильный круг-дно. Создавалось впечатление, что природе не под силу такая геометрическая точность, и к созданию котловины приложил руку человек. — Но не успел.

— Однажды я была на суде. Фантастическое зрелище. Склоны усыпаны людьми, сидящими вплотную друг к другу. Я не помню подробностей, но разбиралось убийство. После объявления приговора все все встали с поднятой правой рукой. То был знак согласия с решением суда.

— Его признали виновным?

— Да, — Ильдико погрустнела. — Только обвинялся не мужчина, а женщина.

— Ее приговорили к смерти?

Ильдико кивнула. Какое-то время молчала, потом тяжело вздохнула.

— Я старалась не думать об этом.

— Я не смог бы посмотреть тебе в глаза, если бы выбрал более легкий путь.

— И все-таки эта мысль не отпускает меня. В глубине души я осознаю, что иначе мы поступить не можем. Ты — из рода Ильдербурфов, я — Роймарков. Такими уж мы созданы. Но иногда… я не могу не вспомнить о последствиях, — внезапно она сжала его руку и улыбнулась. — Этого не случится. Твоя невиновность очевидна для всех. Если судьи ошибутся в приговоре, народ его не одобрит. Они не поднимут руки. Такое однажды случалось.

— И что сделали судьи?

— Они не отменили приговор, но назначили более легкое наказание. А потом выяснилось, что тот человек невиновен.

— Но в моем случае народ настроен против меня. Ранно об этом позаботился, — Николан вновь оглядел естественный амфитеатр. Ты говорила, моя красавица, что во время суда на склонах не было пустого места. Как же люди узнавали, что происходит внизу?

— Видишь маленькие возвышения, расположенные через равные интервалы? На каждом из них стоял глашатый. Помощники Оратора записывали самые важные вопросы и ответы и относили листки тем, что стояли на возвышении. А уж глашатаи во весь голос зачитывали их.

Здание в центре котловины сверху казалось игрушечным. Напротив него находились каменные сидения членов Ферма. На узкой полоске земли, разделявшей здания и ряд сидений и вершился суд. Они направили лошадей к одной из четырех троп, ведущих на дно котловины. Николан ехал первым. Обернувшись, он увидел, что мужество вновь вернулось к Ильдико. Глаза ее сияли.

— Мой смельчак, — улыбнулась она Николану.

Пожилой мужчина встретил их внизу. Одетый в простую серую тунику, перепоясанный веревкой, на которой висели два старинных ключа. Он подошел к лошади Ильдико, положил руку на ее гриву.

— Я слышал о твоем возвращении. Какое счастье, что ты застала отца живым.

«Ранно уже побывал здесь, — сказал себе Николан. — Иначе Ослау не узнал бы об этом». В сердце его закралась тревога. Ранно, похоже, очень спешил.

— В твоих глазах печаль, дитя мое, — продолжил Оратор. — Означает ли сие, что он отошел в мир иной, мой добрый друг?

— Да, господин мой Ослау. Он умер этим утром.

Темные глаза старика, под густыми седыми бровями ясно показали, сколь опечалило его это известие.

— Все мы уйдем, когда придет наш час. Но это тяжелый удар. Как нам жить без него? Он и я встречали беду плечом к плечу. Он был храбр и мудр, и тверд как скала. Не единожды мы шли наперекор общему мнению, и всякий раз время доказывало нашу правоту. Мне недоставало твоего отца, дитя мое, с того дня, как болезнь приковала его к постели.

Он повернулся к Николану.

— Одновременно я узнал и о твоем приезде. Ранно только что отбыл. Он прискакал в спешке, поскольку лишь этим утром ему стало известно, что ты здесь, — в голосе старика проскользнули нотки озабоченности. — Твой отец был одним из самых близких моих друзей, поэтому я очень встревожен. Ранно выдвинул против тебя серьезные обвинения и требует немедленного суда. Ты предполагал такое развитие событий?

Николан кивнул.

— Мне известно о его намерениях. Я приехал сюда и для того, чтобы очистить от лжи мое честное имя.

— Он обвиняет тебя в предательстве. И заговоре, в результате которого погибло столько наших людей.

— Заговор был, — кивнул Николан. — Если я смогу представить моих свидетелей, то выдвину контробвинения. Возложу ответственность за трагедию в Шалоне на действительно виновного. То есть на Ранно.

— У нас есть основания полагать, что мой брат жив, — вставила Ильдико.

Старик резко повернулся к ней, тем самым показывая, на чьей стороне его симпатии.

— Рорик жив! Ах, это подарок судьбы! Чтобы он вернулся, и в столь нужный момент! Когда вам стало известно об этом?

— Возможно, мы излишне оптимистичны. Мой отец прошлой ночью видел его во сне и говорил с ним.

У Ослау зажглись глаза.

— Он явился к твоему отцу во сне? Я глубокий старик, дитя мое, но никогда мертвые не приходили ко мне во сне и не разговаривали со мной. Я думаю, сон этот свидетельствует о том, что Рорик действительно жив, — он нахмурился. — И где он сейчас?

— В Раэтии. У Виктореха, скотовладельца. На дорогу туда и обратно потребуется неделя.

Старик посмотрел на Николана.

— Ты знаешь законы Ферма. Поскольку против тебя выдвинуты обвинения, ты не можешь удаляться отсюда больше чем на пять миль. Но мои обязанности состоят и в том, чтобы обеспечить присутствие на суде свидетелей с обеих сторон. Я готов послать за Рориком конный отряд.