Он вгляделся в сумрак. Ужасная картина открылась перед ним. Не меньше трех сотен сотойцев полегло, многие были убиты, еще больше – ранены. Базел оскалил зубы в усмешке. Господину губернатору не так скоро удастся предпринять вторую атаку, подумал он мрачно.

Но потом он обернулся к крепости, и челюсти его сжались. Несколько десятков сотойцев, которые смогли прорваться внутрь, лежали мертвыми или ранеными… но и своих среди них хватало. Более чем половиной своих потерь Орден был обязан вражеским стрелам. Сейчас темнота сделала луки воинов Сотойи бесполезными, и, если они предпримут новую вылазку, их потери будут гораздо ощутимее.

Но это не означает, что в конце концов они не возьмут «Отчаяние». Однако, если они не совсем безумны, им придется дождаться зари.

Базел тяжело вздохнул и расправил плечи. Многие из его воинов уже хлопотали вокруг раненых – и градани, и людей. Ему, Керите и Вейжону будет чем заняться в ближайшее время.

Сэр Матиан грубо оттолкнул лекаря и вскочил со стула. Мир перед его глазами пошатнулся, но на этот раз Матиан сумел хотя бы устоять на ногах. Он прислонился к туго натянутому полотнищу палатки, которую кто-то успел поставить рядом с полевым лазаретом. Огни факелов освещали царивший в лагере хаос, почти такой же, какой творился в его мыслях. Вцепившись в шест, поддерживавший палатку, Матиан попытался привести сумбур в голове в подобие порядка.

Все не так плохо, как кажется, медленно осознавал он. Лазарет разместили на одном из широких участков Расселины, но места все равно было мало. Люди теснились на пятачке, словно сельди в бочке, и волна пробегала по их рядам каждый раз, когда гонец или отбившийся от своей части солдат прокладывал себе путь сквозь толпу. Пляшущее пламя факелов лишь усиливало ощущение беспорядка. Матиан ощутил головокружение и крепче ухватился за шест.

– Милорд, вы должны сесть! – запротестовал лекарь. – У вас, по-видимому, сотрясение мозга, это может…

– Замолчи! – прохрипел Матиан. Он прикрыл глаза. Голова гудела так, словно дюжина гномов орудовала в ней кирками, пробиваясь наружу. Оттого что он оборвал лекаря, боль стала еще острее, но тот хотя бы заткнулся. Это уже кое-что, решил господин губернатор, снова открывая глаза.

– Эй, подойди сюда, – позвал он одного из часовых, стоявших за стеной палатки. Он не узнал воина, но тот обернулся на его зов.

– Да, милорд?

– Пришли ко мне сэра Халадана и как можно скорее.

– Я… – Часовой заколебался, поглядывая на товарищей, потом слегка кашлянул. – Я не могу, милорд. Сэр Халадан… не вернулся из боя.

Матиан еще сильнее вцепился в шею, глядя на часового, глаза его засверкали. Халадан? Мертв? Этого не может быть. Боги не допустили бы этого! Но, вслушиваясь в стоны раненых, непрерывно доносившиеся из лазарета, он ощутил, что не может уповать на богов. Какая-то глубоко спрятанная часть его существа чувствовала, что нападение на крепость было пустяком, игрой по сравнению с ужасами настоящего сражения. Но в данный момент это понимание ничего не значило. Он впервые участвовал в битве, ее трудности и необузданность обратили его мечты о славе и мести за отца в жестокую насмешку. Он никогда раньше не мог даже вообразить себе такого кошмара, а теперь он еще и потерял Халадана.

«Но, может быть, он не умер. Вдруг он еще жив… где-то там, только неизвестно, лучше ли это? »

Он вздрогнул, представив своего кузена распростертым на камнях Расселины, с рыданием сжимающего стрелу, засевшую в животе, или раненного мечом, с внутренностями, вывалившимися на землю. Или, еще хуже, вопящим под пытками градани, вымещающих злость за свои потери на раненых.

Воображение мучило Матиана, он понял, что должен что-то сделать. Малодушный голос в глубине его сознания нашептывал, что лучше послушаться лекаря, сесть или даже лечь и принять его помощь, воспользоваться своим нездоровьем, чтобы избежать ответственности. Он искушал, этот голос, но Матиан ослушался его. Он губернатор Гланхарроу, все эти люди пришли сюда по его приказу. Неважно, правильным ли было его решение, но оно принадлежало ему, и если он собирается и в будущем командовать людьми, то не может показывать свою слабость.

– Ладно, – ответил он часовому, который все еще смотрел на него. – А что с сэром Фестианом?

– Он сейчас у хирургов, милорд. – Матиан вскинул на него глаза, но часовой успокаивающе покачал головой. – Всего лишь сломанная рука. Он поправится.

– Прекрасно. – Матиан потер лоб, челюсть свело от боли. – Попроси его прийти ко мне, как только сможет. И передай то же самое остальным капитанам. Я переговорю с ними сразу же, как посовещаюсь с сэром Фестианом.

– Да, милорд! – Часовой отсалютовал и растворился в толпе. Матиан позволил лекарю снова усадить себя на стул.

– Боюсь, это все, что мы можем для них сделать, – произнесла Керита.

Трое избранников сидели над кружками горячего чая. Базел заморгал, борясь с расслабленностью, которая всегда наступала после врачевания, и кивнул. Вейжон ничего не сказал. Он первый раз в жизни коснулся целительной силы Томанака, дарованной избранникам, и последствия сказались на нем тяжелее, чем на его более опытных товарищах. Он прекрасно справился, подумал Базел, кладя руку Вейжону на плечо. Тот поднял голову, синие глаза были полны изумления и радости от дарованной ему способности нести жизнь, а не смерть. Базел сжал его плечо. Потом он посмотрел на Кериту.

– Да, к сожалению, ты права, – ответил он. Это огорчало Базела, но если они потратят еще немного сил на лечение, то окажутся совершенно бесполезны, вздумай сотойцы предпринять еще одну атаку. В глубине души он испытывал чувство вины за то, что сначала занялся своими ранеными, а не ранеными противника. Он знал, что большинство градани могут поправиться сами, без всякой помощи, тогда как многие сотоиские воины, не получившие лечения, скорее всего умрут. Но у него не было выбора. Каждый воин на счету, и они должны быть способны двигаться и принимать участие в битве, а не лежать на одеялах. В конце концов, не они ведь затеяли эту бойню.

– Думаешь, они снова нападут? – спросил чей-то голос.

Базел обернулся и увидел Брандарка.

– Не имею ни малейшего понятия, – ответил он. – На их месте я не стал бы этого делать до восхода, если, конечно, вообще бы решился на новую вылазку.

– Они могут попытаться воспользоваться темнотой, – заметила Керита. – Это даст им возможность подойти ближе и напасть внезапно.

– Да, могут, – подхватил еще кто-то. Из темноты вынырнул Хартан и сел на валун рядом с Керитой. – Но мы же имеем дело с сотойцами, Керри, – сказал он. Чтобы там ни нес тот юный кретин, у них должны быть люди постарше. А они знают, что градани видят в темноте не хуже кошек. Если на то пошло, они не смогут застать нас врасплох.

– Но это не значит, что они не попытаются это сделать, – заметил Базел. – По-моему, Матиан из Гланхарроу действительно дурак, способный почти на что угодно. Думаю, ты прав, Хартан. Мы выставим часовых, но если у них в головах есть капля разума, они подождут до рассвета, когда их лучники смогут стрелять.

– Мы должны атаковать прямо сейчас, пока они зализывают раны! – настаивал Матиан. Фестиан отвернулся от входа в палатку, через который он наблюдал за работой хирургов. Его сломанная рука пульсировала, он два раза терял сознание, пока ему накладывали шину, и сейчас рыцарю казалось, что стоны раненых – черное бескрайнее море, по которому плывет и он.

– Мы потрепали негодяев, я знаю, их осталось немного, – продолжал Матиан. – И мы должны подумать и о своих раненых, которые лежат там, где эти скоты могут до них добраться. Мы должны их спасти. И…

– Милорд, заткнитесь, – вдруг холодно и резко сказал Фестиан. Эти два слова поразили Матиана, словно удар сабли. Губернатор посмотрел на рыцаря, который стал его старшим офицером с исчезновением Халадана, его рот молча открывался и закрывался, как у вытащенной на песок рыбы. Его собственная контузия и открытое неповиновение Фестиана на некоторое время лишили его дара речи, а командир разведчиков снова заговорил.