— А знаешь, что еще они делают, Ари? Подают в суд необоснованные иски о неправильном лечении. И выигрывают. Поэтому медицинские страховки стоят так дорого, и больным раком их не оплатить.

— Хватит уже! — возмутился Блейк и схватил меня за руку.

В машине он заявил, что не хочет оставаться на Манхэттене.

— Поехали в Хэмптонс, закажем еду домой. Надоел мне этот город.

Я не возражала. По дороге он не проронил ни слова, когда мы ели пиццу на кухне — тоже. Пил пиво, смотрел в пустоту, и я знала, в чем дело.

— Тебе необязательно там работать, — сказала я.

— Я должен, Ари. Не могу подвести отца.

Ночь была теплая, и чтобы поднять ему настроение, я предложила полежать в шезлонгах у бассейна, но Блейку захотелось плавать.

— Мне не в чем, — сказала я, и он велел мне сходить наверх — там Рейчел оставила один из своих купальников.

Это было ярко-розовое бикини, нижняя часть которого завязывалась на бантик на левом бедре. Я нашла его в ящике комода среди футболок и парео, в спальне с отраженным светом. Стоя на белом ковре у огромного зеркала, я рассматривала свои тощие ноги, узкую талию и грудь. В лифчике купальника между грудями образовалось слабое подобие ложбинки. Я не считала их совершенными, как Блейк, но и не видела в них ничего ужасного. И решила выйти к бассейну в одном бикини, без футболки.

Затаив дыхание, я спустилась по лестнице, прошла через патио и выдохнула, только когда Блейк мне улыбнулся. Затем он подхватил меня и бросил в воду.

— Идиот! — вдруг вырвалось у меня.

Пока я терла глаза, он нырнул в бассейн, и все снова стало расплывчатым. Он увлек меня в угол, я положила руки ему на плечи.

— Тебе этот купальник идет гораздо больше, чем Рейчел, — заявил он.

Волосы его были приглажены назад, свет от лампочек на дне бассейна отражался в глазах, и я вспомнила, как поднимала свой кусочек мрамора к солнцу.

— Куда мне до Рейчел. Она красивая.

— Это ты красивая, — сказал он.

«Красивая» звучало гораздо лучше, чем «хорошенькая». Я улыбнулась и потрогала его амулет-стрелку.

— У вас с Ли одинаковые кулоны.

— Они достались нам от бабушки, всем троим. Мне, Ли и Дэлу. Но он свой не носит.

— Ты в последнее время разговаривал с Ли? — спросила я, вспомнив о письме, которое я отправила ей в конце июня.

Битых полчаса я копалась в открытках с надписью «Прости меня» в «Холлмарке» и наконец выбрала котенка с грустными глазами и маргариткой в лапке. В тот вечер я долго сидела за столом и писала: «Я не понимала, что делаю», и «Надеюсь, ты простишь меня», и «Пожалуйста, позвони». Но Ли не позвонила и не написала ответ, и я решила, что она меня не простила. Наверное, открытка показалась ей глупой.

— Да, — ответил Блейк, — на днях. А ты разве с ней не созванивалась?

— Уже давно, — сказала я как ни в чем не бывало, перевела взгляд на его татуировку и сменила тему: — Что это означает?

Я обвела указательным пальцем круг, крест и три перышка. Мы шли по дну бассейна, и он объяснил, что этот знак называется «колесом исцеления», это священный символ для коренных американцев. Кроме того, он приносит удачу. Блейк получил его от одного старика из племени шони в Джорджии.

— Не говори об этом при отце, — попросил Блейк. — Он знает о татуировке, но очень рассердился, когда обнаружил ее у меня. Всю жизнь пытается убежать от Джорджии… хочет навсегда забыть, что в нас течет кровь шони.

Ничего удивительного. Я вспомнила «Эллис и Хаммел», и пентхаус, и мать Блейка с ее аристократическими предками. Представила, как мистер Эллис пробивал себе путь, получал образование, выигрывал судебные тяжбы, чтобы иметь возможность жить в Верхнем Ист-Сайде и забыть, что когда-то ел листовую капусту и пироги «Колибри».

— Но ведь он дал твоему брату индейское имя, — возразила я.

— Он не хотел. Просто это имя его отца, тут никуда не денешься. Пришлось. — Блейк опустил голову в воду, намочил волосы, откинул их назад, проведя по ним пальцами, а я смотрела, как капли падают на его щеки. — В любом случае молчи про татуировку. У Джессики такая же, и он тоже был недоволен.

Раньше я о Джессике не слышала, но догадалась, кто это. Блейк попросил прощения, заметив, что неприлично парню говорить о своей бывшей подруге.

Он был прав. Неприлично. Тошнотворная волна ревности прошла от желудка вверх. Я представила белокурые волосы и фургон с цветочными горшками. Блейк спал с Джессикой целых два года.

— Что с ней случилось? — спросила я, будто знать ничего не знала об этом.

— Без понятия. Она перестала отвечать на звонки. Я отправился к ней, чтобы поговорить, — оказалось, она уехала. Без объяснений.

Жестокий поступок, Блейк такого не заслуживал.

— О, мне жаль, — сказала я.

Он пожал плечами, однако изобразить равнодушие у него не получилось.

Потом мы целовались. Вода в бассейне была теплой, губы и язык Блейка — тоже. Он развязал верхнюю часть купальника, снял ее и коснулся ртом моей груди. Я забеспокоилась о соседях, но мистер Эллис владел огромным участком; сомнительно, чтобы кто-нибудь увидел нас с расстояния в два акра.

— Все, хватит, — внезапно произнес Блейк. — Иначе я не смогу остановиться.

Я ужасно не хотела останавливаться. Все это щекотало мне нервы. Но когда верх от купальника уже был на месте и мы обсыхали в патио, я образумилась. Мы расположились в шезлонгах, Блейк читал «Нью-Йорк пост», а я размышляла о том, какой он молодец, что не зашел дальше там, в бассейне. Мне предстояло много чего обдумать, прежде чем я смогла бы принять от него то, что он когда-то давал Джессике.

— Блейк! — позвала я.

Он читал статью в спортивном разделе, «„Янкиз“ сокрушают „Канзас-Сити“».

— Да?

— Сколько у тебя было девушек?

Наконец-то я решилась! После разговора с Эвелин в День памяти этот вопрос не давал мне покоя. Его нужно было непременно прояснить, потому что неприятности имеют свойство появляться в самых неожиданных местах.

Блейк опустил газету.

— Такое не принято рассказывать.

— Никуда не денешься. В наше время людям приходится об этом говорить.

Он кивнул. И поднял два пальца.

— Правда? — спросила я. — Джессика, а еще кто?

Он закатил глаза.

— Она была старше меня. Я почти не знал ее… Мы встретились в баре, куда меня затащил Дэл. И она пошла за мной в туалет… Так секс и происходит, если люди не заботятся друг о друге. В общем, ничего хорошего. — Он выпрямился и свесил ноги с шезлонга. — Послушай, Ари. У меня нет ни СПИДа, ни другой заразы. Хочешь, я сдам анализы, чтобы ты не волновалась?

Мои тревоги отступили, и я покачала головой, но Блейк продолжал настаивать. Затем, взглянув на часы, он сказал, что нам пора возвращаться в город.

Я пошла наверх. Купальник уже высох, и я вновь принялась изучать себя перед зеркалом. Дверь была открыта. Увидев отражение Блейка — он шел по коридору, — я окликнула его. Он стоял рядом со мной на ковре, и я указала на свою грудь.

— Как по-твоему, я… несимметричная?

Он шутливо поднял кулак к моей щеке.

— Прекрати. Если еще хоть раз спросишь об этом, ты у меня пожалеешь.

Я засмеялась. Мы опять стали целоваться, хотя Блейк и предупредил, что уже почти девять и нам предстоит долгий путь.

Ну и что? Мама просила меня возвращаться не слишком поздно, не выходя за пределы разумного, а до «пределов разумного» еще как до луны. Я улеглась на кровать и поманила Блейка пальцем. И как будто вновь наступил полдень среды, в этот раз на белом стеганом одеяле, набитом перьями, мягком, как поле из ватных шариков.

— Ари… — произнес Блейк. Он был сверху, все еще без рубашки. Обнаженная грудь, мускулы на животе, дорожка из волос, которая начиналась от пупка и скрывалась в плавках, — все это вызывало дрожь в моем теле, и я не знала, как долго еще смогу оставаться приличной девочкой. — Я тебя люблю.

Я ахнула. Мне хотелось ответить ему тем же, но он не позволил. Он просил меня не произносить эти слова, пока я не буду готова и точно уверена, и я собралась было сказать, чтобы он замолчал, потому что я на самом деле готова и уверена. Но у меня не получилось — он вновь поцеловал меня, потянулся рукой к бантику на бедре и развязал его.