Все эти «экспедиции» влетали казне в очень немаленькую копеечку, но Егор Францевич внезапно перестал на меня волком смотреть: завод Василия Ивановича Васильева наконец заработал — и тут же заработал кучу денег. Правда, не столько, сколько я в сердцах пообещал: в нас новая установка выдавала примерно сорок квадратных саженей стекла, а не двести — но сидевшие в Петербурге британские купцы этого стекла забирали столько, сколько им поставляли, и забирали его уже по пять рублей за сажень. А так как выстроенный приятелем Васильева содовый завод в принципе мог соды втрое больше производить…

Собственно, поэтому Егор Францевич и выворачивался наизнанку, изыскивая средства на постройку большой соляной шахты, на постройку железной дороги из тех краев в Москву и Петербург, на развитие металлургических заводов… Конечно, из воздуха денег он сделать был не в состоянии, но вот вытянуть деньги из людей, ими владеющих, он умел. И сколько-то денег (немного) он даже вытянул из великих князей (насколько я понял, взял у них беспроцентный кредит, что тоже характеризует его как очень грамотного финансиста), на эти — все же довольно скромные — суммы он за полтора буквально месяца вытроил и запустил уже в Нарве завод по переработке сланца, уже вся продукция которого потекла за границу. Строго формально, огромных доходов этот завод принести не мог — но он «готовил рынок» для бакинского керосина…

А я готовил совершенно другой «рынок». И, начиная с середины марта, с группой инженеров и офицеров занялся работой по пристройке изготовленного ими дизельного мотора. Потому что сланцевые заводы кроме горючей смеси для ламп и фенола выдавали относительно приличное дизельное топливо. Немного, по ведру на тонну сланца — но оно уже имелось, а когда его потребуется больше, то уже и бакинская продукция поступать начнет.

Пристраивать мотор мы стали на трактор. У меня, правда, вообще никаких знаний в области тракторостроения не было, но рассказать людям, как колеса с помощью руля поворачивать, я мог. И как мотором колеса крутить через коробку передач, тоже умел. А вот как подшипники смазывать и чем именно — это они уже сами придумывали. И идеи у них были весьма интересными — а я узнал, что в России касторовое масло уже в довольно приличных количествах производится. Причем и о том, как его сделать не смертельно ядовитым, народ уже знал и знанием пользовался…

Знания у народа-то были, но и много чего не было. Не было практически олова, совершенно не было вольфрама и кобальта, про молибден только ученые химики что-то знали. И почти про все остальное, для причинения счастья людям, лишь знали. Но некоторые все же «знали и умели» — и в апреле сразу четверо горных инженеров отправились в Великое герцогство, причем именно туда, где по моим данным было много цинка. Очень нужного мне цинка — потому что как радость людям наносить без него, я себе не очень хорошо представлял. И, похоже, так громко не представлял, что при очередной встрече Николай поинтересовался:

— Александр (переход на имя без отчества означал, что «император считает меня другом»), мне тут сказали, что вы желаете цинк выделывать в количествах весьма больших. Но почему-то никто мне сказать не может, сколько вам сего металла потребно и для чего, вы мне не откроете тайну сию?

— Отчего же? Конечно, открою. Для начала мне было бы желательно выделывать примерно миллион пудов металла этого в год.

— Ого! И зачем вам столько нужно-то?

— Не мне, а России нужно. А нужно это для того, чтобы народ счастлив был и здоров. Подробности вас прямо сейчас нужны?

— Подробности… а давайте вы их мне потом… просто покажите.

— Хорошо, но получится это, я думаю, только через год: раньше просто металла в количествах, для показа нужных, не успеют выделать. Вы годик потерпите?

Николай молча кивнул и про прочие мои хотелки расспрашивать уже не стал. Наверное, не захотел опять услышать такой же «уклончивый ответ»…

Глава 16

Нынешний мир отличался от того, в котором я родился, очень многим, но главным отличием была его «неторопливость». А куда торопиться-то тут было? Если между столицами при самой острой необходимости новости шли дня четыре, а на поездку в деревню за тридцать верст тратилось два дня (мой случай — особый, его можно вообще не учитывать), то стараться что-то сделать побыстрее вообще смысла нет. Ну и моя «тракторная бригада» никуда не спешила. То есть вообще никуда, и я уже начинал откровенно «вываливаться» из собственных планов. Или как там правильно говорить, «планы мои сдвинулись вправо», причем солидно так сдвинулись…

Ну а так как календарь листочки свои перекидывает невзирая на то, как там какие-то людишки суетятся (или не суетятся) и мне стало ясно, что трактор ну никак раньше середины лета не появится, то пришлось прибегнуть к откровенному читерству. Слава богу, что командир стоящего в Петербурге артиллерийского полка лично присутствовал на открытии двойственного храма, и мне даже особо договариваться с ним не пришлось: когда я изложил ему свою проблему… точнее, я даже до конца ее изложить не успел, а он уже предложил свою помощь.

В результате на пахоту в Лепсарь прибыли восемнадцать пар першеронов, которые обычно пушки по российским дорогам таскали. Причем восемнадцать лишь потому, что на Ижорском заводе мне больше плугов изготовить не успели. Хороших таких плугов, трехкорпусных, с поворотными лемехами — то есть они землю переворачивали в нужную сторону при любом направлении движения трактора по полю. Но так как трактора еще не было, плуги по полю таскали пары першеронов…

Хорошо так таскали: за десять дней было ими вспахано примерно двести двадцать гектаров полей. Еще гектаров сорок успели вспахать местные мужики: для них я на заводе заказал плуги попроще, однолемешные и без поворотного лемеха, а в качестве тягловой машины я им просто купил десяток обычных лошадей. Но не крестьянских саврасок, на которых даже дунуть было страшно, а вполне себе приличных коников, возможно даже битюгов — ну не разбираюсь я в породах тягловой скотины, но лошадки были большие. И — довольно дорогие, но чит есть чит, и я просто потратил в личных целях некоторую сэкономленную при постройке сланцевого завода денежку, ведь Николай сам сказал, что отчета за выданные им суммы не требуется…

Но сеялок у меня было всего пять штук (просто деньги все же закончились и больше их заказать не получилось), так что поля заметной частью засевали мужики «традиционным» способом. Сеялками только восемьдесят гектаров ржи было засеяно, а ячмень и овес местные мужики сеяли «по старинке» — и уже недели через две разница в технологиях стала видна невооруженным взглядом. Что, впрочем, меня вообще пока не волновало.

Но с окончанием сева я артиллерийских лошадок возвращать родной армии не спешил, они еще почти месяц у меня пахали: я подумал, что не просто же так наши предки придумали «четный пар», и могучие коники еще почти четыреста гектаров вспахать успели. Сожрав при этом овса больше, чем его даже чисто теоретически на засеянных полях вырасти могло…

Но лично меня поля беспокоили куда как меньше, чем огороды, а огороды в деревне получились знатные. Я на каждую семью отдельно отвел по полгектара земли именно под огороды, и мужики там корячились с утра и до ночи аж до конца мая. Потому что просто грядки обустроить на половине гектара… Хотя и это вполне возможно: мужиков (то есть «душ мужского пола») в деревне было под полсотни, а вот семей — всего двенадцать. И при такой плотнойсти пейзанского населения огороды можно было вообще лопатой за пару недель поднять, а им их ведь вообще коники вспахали — но без трудностей все же не обошлось. То есть я мужикам трудностей изрядно прибавил, а по ряду причин они даже толком отлынивать не могли.

Ну а «трудность», собственно, была лишь одна: я же приказал им в огородную землю на каждый аршин квадратный добавить ведро торфа — а это получалось на каждый огород по десять тысяч ведер. Ну семь, если дорожки между грядками не удобрять. Очень даже дофига, но никто же мужиков не заставлял торф из болота именно ведрами носить. А если пересчитать столько ведер в телеги, то тоже получается немало, семьдесят телег на участок, однако ведь торф из болота могут и бабы выкапывать, а для лошади с телегой пройти за день десяток километров более чем нетрудно.