Оба долго молчали. Наконец Себастьян поднял на Арабеллу глаза.
– Как странно, вы не находите? Я хочу сказать – для ребенка. Чтобы мальчишка его возраста никогда не плакал. Вы понимаете?
У Арабеллы сдавило горло. Ей вдруг представился Джастин, несчастный, одинокий ребенок, лишенный родительской любви... Она видела, как он лежит – беспомощный, терзаемый болью и ненавистью, гладя в лицо беснующемуся отцу, и кусает до крови губы, чтобы не заплакать. А она еще смеялась над ним, издеваясь над его неловкостью, когда он рассказывал, как в детстве свалился с дерева... Сейчас она бы с радостью откусила себе язык за те слова...
Мысли лихорадочно закружились у нее в голове, словно вспугнутые летучие мыши, и Арабелла застыла, не зная, что и подумать. Но тут услужливая память подсунула ей еще одну картину. И острое чувство вины, словно ядовитая змея, ужалило Арабеллу в самое сердце. Она вся сжалась, с болью и раскаянием вспоминая, как всего какие-нибудь два дня назад Джастин стоял в этой самой комнате, с осунувшимся лицом смотрел на нее. Вспомнила загнанное выражение в его глазах, стыд, страх и отчаянную безнадежность в его лице. Вспомнила, как оно дернулось, как от удара, а потом словно застыло. Что же она тогда сказала ему? «Ничего не говори больше! И не смотри на меня так!» Да, именно это она тогда и бросила ему в лицо...
Арабелла затрясла головой, будто пытаясь отогнать мучительное воспоминание. Потом подняла глаза на Себастьяна.
– Но почему вы так уверены, что он никогда в жизни больше не плакал? Откуда вам знать?
– Откуда? Просто я хорошо знаю своего брата, – ничуть не удивившись, отрезал Себастьян. По тому, как решительно он это сказал, Арабелла поняла, что в душе Себастьяна нет ни тени сомнений на этот счет. – Понимаете, Арабелла, наше с Джастином детство было отнюдь не безоблачным. И особой радости...
– Я знаю, – поморщившись, поспешно перебила она. – Джастин мне рассказывал... – О том, что Джастин рассказал ей не только об их безрадостном детстве, но и о той ночи, когда умер их отец, она не стала говорить. И о том, что Джастин до сих пор уверен, что это он стал причиной смерти отца, как если бы убил его собственными руками... о том, что он до сих пор мучится стыдом и раскаянием, – обо всем этом Арабелла решила умолчать. В конце концов, Джастин как-никак поверил ей свою тайну, и она скорее выроет себе язык, чем предаст его доверие.
Но Себастьян, казалось, ничего не заметил.
– Джулианна совсем не помнит мать, – тяжело вздохнув, снова заговорил он. – Она была еще совсем крошкой, когда мать сбежала из дому. Жаль, конечно... но, думаю, мы должны возблагодарить судьбу, что это случилось тогда, а не позже. Для самой Джулианны это в какой-то степени было счастьем. А вот для Джастина... – Себастьян сокрушенно покачал головой, и лицо его потемнело. – Знаете, Арабелла, мне почему-то всегда казалось, что для Джастина это было тяжелее, чем для любого из нас. Ему отчаянно была нужна мать, а ее не было с ним. Думаю, это изменило его навсегда. Он ведь был похож на нее как две капли воды. Может, именно поэтому он всю свою жизнь верил, как верили все вокруг, что свой разнузданный характер он унаследовал именно от нее, что он, мол, дерзкий, непокорный, что его хлебом не корми, только дай сделать кому-то гадость. И вот теперь все в Лондоне считают его человеком совершенно аморальным, лишенным каких-либо принципов... иначе говоря, распутником и негодяем. Но ведь это же не так, поверьте! Мы оба, Джулианна и я, знаем, что это не так. Потому что мы знаем совсем другого Джастина! Он совсем не такой, каким хочет казаться. Впрочем, думаю, вы, Арабелла, тоже теперь знаете, что он вовсе не тот, за кого себя выдает.
Да, Арабелла это знала. Бог свидетель, она уверена, что это так!
– Всю свою сознательную жизнь бедняга Джастин жил как будто в своем собственном аду. Бродя ощупью в кромешной тьме, он словно искал что-то... или кого-то... Я всегда ломал себе голову, гадая, что же он все-таки ищет. Думаю, он и сам толком этого не понимал. Но я уверен, что в конце концов он нашел это в вас, Арабелла. С вами он совсем другой... не такой, как всегда... не такой, каким все привыкли его видеть. С вами... не знаю, как это объяснить... он как будто вышел из тьмы на солнечный свет...
Себастьян, словно сам удивляясь своим словам, неуверенно покачал головой.
– Не прогоняйте его, Арабелла. Не заставляйте его вновь вернуться назад, во мрак, где он томился всю жизнь. Прошу вас... не делайте этого... не будьте так жестоки! Нет-нет, я помню, как пообещал, что не стану вмешиваться, но... Но вы и Джастин... вы просто созданы друг для друга, Арабелла, поверьте! Девон тоже заметила это – между прочим, еще раньше меня. Она сказала мне об этом еще в первый день, когда увидела вас. Но эта пропасть, что разделила вас с Джастином...Тут я ничего не могу поделать. Я бы уничтожил ее собственными руками, если бы я смог, но... это не в моих силах.
Себастьян надолго замолчал. Арабелла сидела, не поднимая глаз.
– Прошу вас, – очень тихо проговорил он. – Не делайте пока ничего. Не принимайте поспешных решений. Сначала поезжайте и посмотрите на него. Прежде чем вы решите, что вам делать, прежде чем разрушить все, что связывает вас... просто поезжайте и посмотрите на него. Послушайтесь моего совета, Арабелла. Думаю, вы найдете его в Кенте. Он говорил, что у него там еще много дел, – я имею в виду в доме, который он там купил.
Арабелла, ничего не понимая, озадаченно захлопала глазами:
– Какой дом? В Кенте?!
– Да, поместье и дом. Неужели вы ничего не знаете? Выходит, он вам не говорил?
Потрясенная всем услышанным, Арабелла могла только молча смотреть на него.
– Так вы, выходит, ничего не знали до сегодняшнего дня?!
Арабелла со свистом втянула в себя воздух.
– Он ни словечка мне не сказал... – И тут она осеклась. Нет... не совсем так... Джастин что-то говорил, да, конечно! Неужели это и была та самая новость, которой он обещал похвастаться? И вновь чувство вины острыми когтями впилось ей в сердце. Боже милостивый... не может быть! Да, точно! Он хотел ей рассказать, но тут приехал Гидеон, а потом... потом вспыхнула ссора.
Сквозь пелену слез, застилавшую ей глаза, Арабелла увидела, как Себастьян, вздохнув, тяжело поднялся на ноги.
– Мне пора. Девон ждет меня. Боюсь, она станет беспокоиться, если я задержусь.
Как во сне, Арабелла проводила его до дверей, попрощалась, а потом снова вернулась в гостиную и опустилась на диван, едва сознавая, что делает. Чай, про который она давно забыла, остывший и даже успевший уже подернуться пленкой, так и остался стоять на столике.
Голова у нее гудела. Сердце билось неровными, частыми толчками, и каждый из них давался ей с таким с трудом, что Арабелле не хватало воздуха. Она попыталась вдохнуть полной грудью – и тут же скорчилась от резкой боли в сердце. Разговор с Себастьяном не прошел для нее даром. Он стал для Арабеллы жестоким напоминанием о том, что пришлось перенести Джастину, когда он был еще ребенком. Но почему-то Арабелле казалось, что детство его было куда тяжелее, чем он рассказывал ей, куда ужаснее, чем думал Себастьян. B ту ночь, когда Джастин, едва придя в себя после мучившего его ночью кошмара, рассказал ей, как умер его отец, Арабелле многое стало ясно. Она догадалась, что Джастин безумно любил отца, любил так, как может любить только одинокий ребенок, любил, несмотря на все унижения и боль, которые причинял ему жестокий отец. Арабелла попыталась представить себе Джастина, каким тот был в детстве, – и это удалось ей без особого труда, – самолюбивого, гордого маленького упрямца, о котором рассказывал ей Себастьян и который скорее умер бы, чем позволил кому-то увидеть слезы у него в глазах. Именно таким он был, ее муж... ее Джастин. Человеком, который ни за что бы не позволил кому-то догадаться, как ему больно...
Но он просил ее вернуться домой вместе с ним, спохватилась Арабелла. Умолял ее, и слезы стояли в его глазах, когда он смотрел на нее...
