Прямо напротив нее на стене висела вышитая бабочка, и Джесси со сверхъестественным отсутствием удивления вспомнила, что это был подарок от Рут на ее тридцатилетие. С кровати она не могла видеть вышитую над бабочкой красными нитками надпись: Мэри, 83. Еще один научно-фантастический год.

Невдалеке от бабочки с хромированного крюка свешивалась (и стучала, как сумасшедшая, но Джесси так ни разу и не смогла собраться с духом и указать на это мужу) глиняная пивная кружка Джеральда Альфа Гамма Ро. Ро не слишком яркая звезда в человеческой вселенной — некоторые братья-алкоголики называют ее Альфа Хвать Мотыгу — но Джеральд относился к ней с чувством извращенной гордости, всегда держал ее на крючке и выпивал из нее первую бутылку пива, когда они приезжали сюда в первый раз в начале лета, в июне. Это была своего рода церемония, которая иногда заставляла Джесси думать, еще задолго до нынешних событий, о том в своем ли она была уме, когда выходила замуж за Джеральда.

Кто-то должен был остановить все это, мрачно подумала она. Кто-то должен был, потому что посмотри, во что это вылилось.

На стуле, по другую сторону двери в ванную, Джесси видела свою щегольскую маленькую юбку-кулотт и блузу без рукавов, которые были одеты на ней в этот не по сезону теплый день; ее лифчик висел на дверной ручке, а на кровати, превратив тоненькие мягкие волоски ее бедер в золотые, расположилась яркая полоса солнечного света. Не квадрат, который мертво лежал на середине кровати в час дня, и не двухчасовой прямоугольник; это была широкая полоса, которая вскоре превратилась в узенькую ленточку. Вопреки показаниям табло электронных часов-радиоприемника, стоящих на шкафу (на нем раз за разом мигало 12:00, неустанно, как неоновая реклама бара), полоса света говорила Джесси, что сейчас было около четырех часов дня. Вскоре ленточка сползла с кровати, и Джесси увидела, как в углах комнаты и под столом начали собираться тени, а когда ленточка превратилась в струну и начала карабкаться по стене, тускнея по мере подъема, они стали выползать из своих убежищ и, словно чернильные пятна, растекаться по комнате, съедая свет по мере роста. Солнце склонялось к западу; через час, самое большее полтора, оно зайдет, а еще через сорок минут после этого стемнеет.

Эта мысль не вызвала у Джесси паники — по крайней мере пока но наложила пленку уныния на ее сознание и погрузила ее сердце в сырую атмосферу страха. Она увидела себя, прикованную к кровати наручниками, с лежащим рядом под ней мертвым Джеральдом; увидела себя и его, лежащих в темноте долго после того, как мужчина с пилой вернулся к своей жене и детям в ярко освещенный дом, а собака убежала прочь, и только эта проклятая гагара осталась единственным живым существом по соседству с ними — только она и никого больше.

Мистер и миссис Барлингейм, проводящие вместе последнюю, долгую ночь.

Глядя на кружку и бабочку, предметы, которые отличали их дом от подобных же соседских, которые снимались другими семьями обычно на один сезон, Джесси подумала, что, оказывается, может запросто думать о прошлом и с такой же легкостью (правда, с меньшим удовольствием) бродить по возможным вариантам будущего. Наиболее трудной работой было остаться в настоящем, но Джесси решила, что dnkfm` приложить все силы, чтобы справиться с ней. Если она не сможет совершить этого, то данная скверная ситуация станет еще сквернее. Она не может полагаться на божье провидение, которое вытянет ее из возникшей беды, это удел лодырей, но если она попытается выкрутиться из этой неприятности сама, то может получить приз: избавится от смущения, когда ее, совершенно окоченевшую, будет освобождать какой-нибудь помощник шерифа, опрашивая, какого черта здесь произошло и одновременно бросая милые длинные взгляды на прекрасное белое тело новоиспеченной вдовы.

Существовали еще две неприятности, о которых Джесси пыталась не думать, но не могла. Ей нужно было в туалет, и она хотела пить. В данный момент желание отлить пересиливало желание влить, но тем не менее, жажда пугала ее гораздо больше. Пока еще она не была слишком сильной, но она усилится, если Джесси не сможет освободиться от наручников и добраться до водопроводного крана. Она усилится так, что ей не хотелось об этом даже думать.

Это будет забавно, если я умру от жажды в двух сотнях ярдов от девятого по величине озера в штате Рейн, подумала Джесси, а затем покачала головой. С чего это ей пришло в голову, что это озеро девятое по величине в Рейне? Девятым было Дак Скор Лейк, откуда ее родители, брат и сестра уехали столько лет назад. Еще до голосов. Еще до…

Джесси оборвала себя. Резко. Прошло много времени с тех пор, когда она в последний раз вспоминала о Дак Скор Лейке, и теперь у нее не было никакого желания начинать снова, в наручниках ли или без. Лучше думать о жажде.

Что об этом думать, милашка? Это всего лишь психосоматизм. Тебе кажется, что ты хочешь пить, потому что ты знаешь, что не можешь встать и напиться. Это же ясно.

Но это было не так. Она боролась с мужем, и два последних ее удара вызвали его смерть. Сама Джесси страдала от побочного эффекта мощных гормональных выделений. Техническим термином этого является слово шок, а одним из первейших симптомов шока является жажда. Возможно, ей следовало считать себя счастливицей, что ее рот был не суше, чем он есть, и…

И, может быть, мне удастся с этим справиться.

Джеральд был строг в своих привычках, одной из которых было наличие стакана воды на полке рядом с кроватью. Джесси повернула голову вправо и… да, он был там, высокий бокал воды, с плавающими на поверхности кубиками льда. Несомненно, он стоял на подносе, чтобы не оставить пятна на полке, это тоже была привычка Джеральда, очень щепетильного в различных мелочах. Стенки бокала, словно пот, покрывали капельки конденсата.

Глядя на эту картину, Джесси почувствовала первый настоящий позыв жажды, заставивший ее облизнуть губы. Она скользнула вправо насколько позволяла цепь. В ней было всего шесть дюймов, но они позволили Джесси перебраться на джеральдовскую половину кровати. Ее движение обнажило несколько темных точек на левой стороне покрывала. Некоторое время Джесси рассеянно смотрела на них, а затем вспомнила, как Джеральд в агонии освободил свой мочевой пузырь. Джесси быстро перевела взгляд вправо, на бокал с водой, стоящий в окружении картонок, которые, возможно, рекламировали какие-нибудь товары для яппи, скорей всего Бекс или Хайникен.

Она подалась вправо-вверх, двигаясь осторожно и желая, чтобы ей хватило длины цепочки. Не хватило. Кончики ее пальцев остановились в трех дюймах от бокала. Позыв жажды — легкое поскребывание в горле, легкое покалывание в языке — снова пришел и ушел.

Если никто не появится, или я сама не придумаю, как мне освободиться, до завтрашнего утра, я больше никогда не увижу ни одного бокала.

Эта мысль испугала ее своей холодной логикой. Но она и не останется здесь до завтрашнего утра, вот в чем дело. Это совершенно невозможно. Глупо. Об этом не стоит даже и думать. Кто…

Стоп, сказал новый голос. Стоп. И она остановилась.

А ведь эта идея не так уж и глупа. Джесси полностью отказывалась принимать во внимание вероятность того, что ей придется здесь умереть — это, конечно, бред — но она может провести здесь много неприятных часов, если не стряхнет паутину со старой думающей машины и не запустит ее.

Долгие, неприятные… и, возможно, мучительные, нервно произнесла Хорошая Женушка. Но мучение может стать актом искупления, не так ли? В конце концов, ты сама все это устроила. Я, конечно, не хочу быть назойливой, но если бы ты позволила ему воткнуть свой шприц…

— Ты назойлива, Хорошая Женушка, — произнесла Джесси. Она не помнила, отвечала ли она прежде какому-нибудь из своих внутренних голосов вслух, и испугалась, не сходит ли она с ума.

Джесси снова закрыла глаза.

На этот раз перед ее закрытыми глазами возник образ не ее тела, а всей комнаты. Конечно, черт возьми, она все еще оставалась главным ее украшением — Джесси Магот Барлингейм, под сорок, достаточно щеголеватая при росте пять футов семь дюймов и весе двадцать пять фунтов, серые глаза, рыжевато-коричневые волосы (она прятала седину, которая начала появляться примерно пять лет назад, и была уверена, что Джеральд о ней ничего не знал). Джесси Магот Барлингейм, которая вовлекла себя в неприятность, не зная точно как и почему. Джесси Магот Барлингейм, теперь, вероятно, вдова Джеральда, ничья мать, прикованная к этой треклятой кровати полицейскими наручниками.