Наручник двигался потому, что сдвинулась с места кожа, в которую он упирался, соскользнувшая со своего места на ее запястье, по тому же принципу, как скользит предмет, стоящий на ковре, если потянуть только за ковер. Круговой разрез с неровными краями, который она устроила себе сама, быстро расширился и в увеличившемся разрезе, превратившемся в красный браслет, стали видны влажные нити сухожилий. Выше наручника кожа на ее кисти собралась складками и сморщилась и она подумала о том, что так же, m`bepmne, выглядело покрывало, которое она затолкала вниз кровати разминая велосипедом ноги.

Я снимаю кожу со своей руки, пронеслось у нее в голове. О Господи, милый Боже, я снимаю кожу с руки как перчатку!

— Снимайся! — заорала она на наручник, внезапно почувствовав вопреки всякой усталости небывалое раздражение. В этот миг наручник превратился для нее в живое существо, в некое исполненное ненависти создание, впившееся в нее многочисленными зубами, в небывалую мурену или упрямого хорька. Черт, неужели ты никогда не отпустишь меня?

На этот раз наручник соскользнул дальше чем раньше, но все еще цепко держал ее руку, упрямо отказываясь отдать ей последнюю четверть (а может быть это была всего осьмушка) дюйма. Тусклое, перепачканное кровью металлическое кольцо теперь соприкасалось с ее обнаженное от кожи плотью, лежало прямо на сетке блестящих сухожилий цвета свежей сливы. Внешняя сторона ее запястья была очень похожа на жаренную индюшачью ножку, с которой сняли хрустящую кожицу. Упрямое давление, с которым она вытягивала руку из наручника, далеко сняло с ее кисти кожу, так что рана на ее запястье превратилась в широченную пропасть полную запекшейся крови. Джесси задала себе вопрос, сможет ли она пересечь эту пропасть еще раз, для того чтобы наконец вырвать руку и добиться для себя свободы. Ответом ей был наручник, мало-помалу сдвигавшийся вперед — или, может быть, это ей только казалось — и внезапно снова остановившийся и застрявший. На этот раз, как казалось, совершенно намертво.

А ты как думала, Джесси! — закричала ей Тыковка. Ты только взгляни на него! Кожа вся собралась под ним в складки! Вот если бы ты сдвинула руку снова вперед и кожа распрямилась бы, тогда…

Резким движением Джесси снова дернула руку вперед, так что кольцо браслета опять очутилось на ее запястье. Потом, прежде чем в руке ее успело появиться хотя бы какое-то ощущение, она снова принялась тянуть руку вниз, со всей силой, остатки которой в ней еще присутствовали. Горячий кинжал боли пронизал ее кисть, когда наручник разорвал полоску плоти, связывающую ее кожу и середину внешней части кисти. Вся кожа, поднятая здесь вверх наручником, резко собралась в валик, наискосок протянувшийся от основания мизинца до основания большого пальца. Мгновение собравшаяся складкой кожа держала наручник перед собой, потом провернулась под железо с характерным скрипом. В результате на ее пути остался только небольшой костяной выступ, но и этого оказалось достаточным для того, чтобы остановить продвижение наручника. Джесси потянула еще сильнее. Безо всякого результата.

Вот и все, сказала она себе. Представление закончено, тушите свет.

Но едва она уже хотела расслабить разрывающуюся от боли и напряжения руку, как браслет соскользнул через маленький выступ, удерживающий его до сих пор, мгновенно слетел с ее пальцев и стукнулся о деревянные столбики кровати. Все случилось так быстро, что Джесси не успела даже осознать факт случившегося. Ее рука больше не была похоже на тот тип конечности, что обычно бывает у человеческих существ, но рука эта была свободна.

Свободна.

Ее лицо, повернутое в сторону висящего на кроватной перекладине наручника, сплошь испачканного в ее крови, стало медленно наполняться пониманием. Она похожа на птицу, залетевшую в фабричный вентилятор и выброшенную с другого конца, подумала она, вот только наручника на ней уже нет. Больше нет. В самом деле.

— Не могу этому поверить, — прохрипела она. — Просто не могу. Me могу. Мать его. Поверить.

Спокойно, Джесси. Тебе нужно торопиться.

Она вздрогнула, как это бывает когда только начинаешь засыпать. Торопиться? Да, конечно. Она понятия не имеет о том, сколько уже крови потеряла — не меньше пинты, это уж точно, если судить по насквозь пропитанному матрасу и потокам, льющимся на пол с полки и стекающим по столбикам кровати — при том, что она знала, что если потеря крови окажется большей, то очень скоро она потеряет сознание, а от обморока до смерти дорожка будет очень короткой — словно быстрая переправа с умелым паромщиком через неширокую речку.

Ничего подобного не случится, подумала она. Это был тот самый несгибаемый-словно-гвоздь голос, однако на этот раз он принадлежал не кому-то, а именно ей самой, отчего Джесси почувствовала острый укол удовольствия. Не для того ты прошла через все это дерьмо, чтобы подохнуть просто вырубившись на полу. Я в глаза еще не видела бумажку, но я чертовски уверена что это не мой контракт.

Прекрасно, но вот твои ноги…

Да, подобное напоминание действительно было ей необходимо. Она не стояла на ногах вот уже в течение целых двадцати четырех часов и несмотря на все свои попытки поддержать в них бодрствование, было бы ошибочным делать на ноги ставку в такой ответственный момент, по крайней мере с самого начала. Ее ноги могло свести судорогой; они могли отказаться слушаться свою хозяйку; может случиться и то и другое. Но предвидение, залог победы, или как там говорится. Само собой в своей жизни она слышала массу советов (советов по большей части таинственно безотносительных к личности, упрощенно-общего вида) и ничто, виденное ею до сих пор в Линии Огня или вычитанное в Ридерс Дайджест не подготовило ее к тому, что она устроила только что. Ясно одно — ей необходимо проявлять максимум осторожности. По мнению Джесси в этом плане она получила уже и без того достаточно опыта. В последнее-то время. Так что рисковать нельзя ни в коем случае.

Она перекатилась на левый бок, при этом ее свободная правая рука волочилась за ней словно тюлений плавник или отвалившаяся заржавленная выхлопная труба старого автомобиля. Единственное место, не потерявшее на правой руке чувствительности, внешняя сторона кисти, там где обнажились связки сухожилий, горела ревущим огнем. Боль была ужасной, ощущение того, что ее правая кисть хочет устроит развод со всем остальным телом было еще хуже, но все эти переживания терялись в поднимающейся в ее груди волне надежды и триумфа. От возможности перекатиться через всю кровать без того, чтобы быть остановленной рывком наручников, она испытывала почти экстатическое удовольствие. Очередная судорога свела ее тело, врезавшись в живот грохочущим отбойным молотком, но она не обратила на нее внимание. Как называют это чувство — восторг? Нет, слишком мягкое, неполное определение. Это был настоящий экстаз. Полный, чистый экст…

Джесси! Край кровати! Джесси, тормози!

Край кровати совсем не был похож на тот безопасный обрыв, которым он был и теперь и раньше. Скорее всего он напоминал край мира из тех отчаянно старомодных географических карт доколумбовской эпохи. По другую сторону края вас ожидают чудовища и гигантские змеи, подумала она. Не говоря уж о сломанном левом запястье. Эй, Джесс! Притормози!

Но ее тело игнорировало команду; оно продолжало начатое движение, сведенное судорогой и полное пьянящего восторга, и у Джесси хватило времени разве на то, чтобы повернуть левую руку в m`pswmhje, прежде чем ее тело навалилось животом на край кровати, а потом рухнуло с нее на пол окончательно. Мыски ее ног с маху врезались в пол, но крик ее был не только от боли. Ведь, как бы там ни было, ее ноги снова находились на полу. Ее ноги наконец-то были на полу.

Ее неуклюжее бегство из кроватного плена закончилось сильнейшим рывком левой руки, вытянутой вверх по направлению к столбику, к которому она оставалась прикованной, при этом ее истерзанная правая рука оказалась зажатой между ее грудью и краем кровати. Она отчетливо ощутила как пульсирующая кровь бьет из ее запястья и стекает по ее груди.