— Хорошо, — прошептала она. — Теперь посмотрим.
Она попыталась повернуть ключ по часовой стрелке. Ключ не повернулся. Паника прыжком взметнулась в ее горле, после чего она внезапно вспомнила ржавый старый пикап, на котором раскатывал монтер Билли Данн, на ветровом стекле которого имелся шуточных стикер: НАЛЕВО — ОТВЕРНУЛИ, НАПРАВО — ЗАВЕРНУЛИ. Вот что там говорилось. А над надписью имелся большущий шуруп.
— Налево — отвернули, — пробормотала Джесси и попыталась повернуть ключ против часовой стрелки. На мгновение она просто не могла осознать того, что браслет наручника резко распахнулся; ей показалось, что резкий щелчок, которым это сопроводилось, произошел от сломавшегося в скважине ключика, отчего она вскрикнула, плюнув кровавыми брызгами на столешницу бюро. Несколько капель крови попали на галстук Джеральда: красное на красном. Потом она увидела открытую трещотку наручника и поняла, что все-таки добилась своего — она довела задуманное до конца.
Джесси Барлингейм дернула к себе левую руку, немного опухшую вокруг запястья, а в остальном невредимую, свободную от наручника, который упал вниз и стукнулся о столбик кровати, как недавно сделал его товарищ. Потом, с выражением глубокого, благоговейного удивления, она медленно подняла обе руки к глазам. Ее взгляд блуждал от правой руки к левой, потом к правой снова. Факт того, что правая рука залита кровью, совершенно не трогал ее, просто не интересовал, по крайней мере пока еще. На мгновение она полностью отдалась чувству триумфа от своей победы — она свободна.
Так она переводила взгляд с одной своей руки на другую в течение тридцати примерно секунд, с частотой зрителя схватки в пинг-понг. Потом глубоко вздохнула, откинула назад голову и испустила новый пронзительно-высокий, разрывающий слуховые перепонки крик. В ее голове появилась новая волна темноты, огромная, гладкая и всеподавляющая, проносящаяся сквозь нее цунами, но она ухитрилась не обратить внимания даже на нее и продолжала кричать и кричать. В тот миг ей казалось, что другой возможности у нее нет: она либо будет кричать, либо умрет. Хрупкий и зазубренный, словно кусочек битого стекла, внешний край ее безумия слышался в этом крике совершенно отчетливо и ясно, но по большому счету ее крик был кличем триумфа и торжества победы. В двух сотнях ярдов, в лесу у начала тропинки бывший Принц вскинул голову, которая до этого покоилась на его лапах, и взволнованно поглядел в сторону дома.
Она просто не могла заставить себя оторвать взгляд от своих рук, не могла остановить в себе крик. Никогда прежде она не испытывала ничего даже отдаленно напоминающего ее теперешнее чувство и где-то на окраине ее сознания теплилась мысль: Если бы секс был хотя бы на сотую долю так же хорош, то люди занимались бы этим на каждом углу — они просто не смогли бы заставить себя остановиться.
Потом в ее легких закончился воздух и ее качнуло назад. Она схватилась за спинку кровати, но чуть-чуть с этим опоздала потеряла равновесие и свалилась на пол. Падая на пол, частью сознания Джесси продолжала ждать того, что цепочка наручников резко и злобно дернет ее вверх. Но этого не случилось и в это тоже было приятно.
Упав на пол, она неудачно ударилась открытой раной на правом запястье. Боль вспыхнула в ее руке подобно рождественской елке и на этот раз ее крик был только криком боли. Но как только сознание начало быстро покидать ее, с ним из нее быстро ушла и боль. Приоткрыв глаза, она увидела перед собой истерзанное лицо собственного мужа. Джеральд смотрел на нее с выражением бесконечного, совершенно неприкрытого изумления — Странно, что такое со мной случилось. Этого не должно было случиться. Только не со мной. Ведь я адвокат с табличкой на дверях. Но потом муха, протирающая лапки на верхней губе Джеральда, проворно забралась в его ноздрю и Джесси отвернулась, сделав это настолько резко, что ударилась лбом об пол и из ее глаз посыпались искры. Когда она снова сфокусировала взгляд, то на этот раз увидела перед собой спинку кровати, всю в разнообразных разводах и потеках крови. Неужели всего секунду назад она стояла там? Она не сомневалась в том, что так оно и было, хотя в это и было трудно поверить — с ее теперешнего лежачего положения кровать казалась высотой с небоскреб Крайслера.
Двигайся, Джесс! Это была Тыковка, она снова подгоняла ее, и раздражение слышалось в ее голосе. Удивительно, но для девочки с таким милым личиком, Тыковка, когда того хотела, становилась ужасной сучкой.
— Не сучкой, — сказала она, позволяя векам наконец смежиться. Слабая, мечтательная улыбка тронула уголки ее губ. — А скрипучим колесом.
Давай, двигай, черт возьми!
Я не могу. Сначала мне нужно чуточку передохнуть.
Если ты не поднимешься прямо сейчас, ты уже не сможешь подняться никогда! Давай, двигай свою толстую задницу!
Она сумела-таки ее задеть.
— Никто и никогда не называл мою задницу толстой, мисс Умница, — злобно пробормотала она, потом попыталась подняться и встать на ноги. Только со второй попытки она уразумела (после секунд, полных боли, стискивающей ее диафрагму) что пытаться подняться прямо теперь не самая лучшая идея. Продолжать попытки, означало только усугублять свое положение, вместо того чтобы облегчить его, потому что сейчас она более всего мечтала о том, чтобы добраться до ванной, дорогу в которую преграждала шлагбаумом кровать.
Джесси принялась протискиваться под кроватью, совершая скользящие плавательные движения, почти грациозные, сдувая по мере продвижения со своей дороги встречные случайные клубочки пыли. Пыль укатывалась от нее подобно крохотным серым перекати-поле. По каким-то причинам вид пыли снова напомнил ей о женщине из ее видения — о той, что стояла на коленях в зарослях ежевики со скомканными в комочек трусиками перед собой. Но тут она opnqjnk|gmsk` во мрак ванной и новый запах ударил в ее ноздри: темный, густой и мшистый дух воды. Вода капала из крана над раковиной; вода капала из головки душа; вода капала из крана над ванной. Она слышала и чуяла все, даже затхлый дух приготовленных к стирке использованных полотенец в корзине для грязного белья, стоящей за дверью. Вода, вода повсюду, и каждая капля предназначена для питья. Ее шею заломило, ее пересохшее горло болезненно сократилось, из него словно бы готов был вырваться крик, ей действительно показалось, что она прикоснулась к воде небольшую лужицу, которая натекла из плохо отремонтированной трубы под раковиной, той самой, с которой водопроводчик так и не смог справиться, как она не просила. Задыхаясь, Джесси подтянулась на руках к лужице, повисла над ней, уронила вниз голову и принялась лизать линолеум. Вкус воды был неописуем, шелковистое ощущение на ее губах и языке было выше всех ее мечтаний и слаще любых ожиданий.
Единственная проблема была в том, что воды в лужице было мало. И этот неописуемо влажный, неописуемо зеленый запах был всюду вокруг нее, но жидкости в лужице под раковиной больше не осталось, в то время как ее жажда не только не насытилась, но только распалилась. Этот запах, этот запах тенистых ручьев и покойных укрытых в густых рощицах затонов сделал то, что на что оказался неспособным голос Тыковки — он снова поднял Джесси на ноги.
Для того чтобы удержаться на ногах, она уцепилась за край раковины. Мельком она заметила отражение лица восьмидесятилетней женщины, взглянувшей на нее из зеркала ванной комнаты, после чего отвернула кран обозначенный синей меткой. Свежая вода — вся вода мира — с веселым шумом и плеском хлынула наружу. Она снова попыталась испустить триумфальный клич, но на этот раз не смогла произвести ничего кроме слабосильного хриплого шепота. Когда она нагнулась над раковиной, ее рот открывался и закрывался словно рот выброшенной на сушу рыбины, после чего она нырнула в этот чудесно, лучше любой парфюмерии, пахнущий поток. Там был и пустой минеральный запах, преследующий ее с того самого дня, как ее отец попользовался ею на террасе их дома во время затмения, но теперь она не обращала на этот запах ни малейшего внимания; теперь в этом запахе не было ничего от запаха страха или стыда, это был запах жизни. Она вдыхала его, потом закашлялась и принялась весело отфыркиваться, потом снова подставила рот под струю воды бьющую из крана. Она пила до тех пор, пока мощная, но безболезненная судорога не стиснула мягкими лапами ее спину, от чего она дернулась и откинула голову назад. Ее вырвало всей выпитой влагой и она вышла из ее желудка, по-прежнему холодная, и рассыпалась алыми брызгами по зеркалу. Она несколько раз глубоко вздохнула и снова принялась пить.
