— О, Господи, — проговорила она отстраненным, испуганным голосом. — Господи, Боже мой.

Ты должна выбраться из ванной, Джесси — ты просто обязана это сделать. Поставь это для себя целью на ближайшие мгновения и больше ни о чем не думай. На этот раз я думаю, тебе стоит попробовать перебраться через кровать; я не уверена, что ты еще раз сумеешь осилить этот путь под кроватью.

Но… но на кровати лежат осколки стекла от разбитого стакана. Что если я порежусь?

Этот ее вопрос снова пробудил Руфь Нири, просто зашедшуюся от злости.

Ты только недавно сняла большую часть кожи со своей правой руки — и теперь ноешь о каких-то мелких порезах? Господи Боже, детка, да если ты умрешь на пороге ванной с этой тупой прокладкой на руке, разве это будет не тупо? Представь, какое у тебя будет выражение лица. Давай, двигай задницей, сука!

Два осторожных шага вынесли ее снова на порог ванной. Она мгновение постояла там, покачиваясь и мигая на солнечный свет, как кто-нибудь, проведший весь день в кинотеатре. Следующий шаг вплотную приблизил ее к кровати. Когда ее левое бедро коснулось пропитанного кровью матраса, она задрала ногу и согнула ее в колене, схватилась за один из прикроватных столбиков для поддержания равновесия и встала коленями на кровать. Ничем она не была подготовлена к тому чувству страха и отвращения, поднявшихся внутри нее. Ни за что на свете она не смогла бы вообразить себя вновь спящей в этой кровати, как, наверное, не смогла бы вообразить себя спящей в собственном гробу. Даже просто стоять на кровати на коленях было невыносимо — ей невыносимо хотелось кричать.

От тебя не требуется устанавливать с кроватью продолжительных крепких отношений — просто переберись на другую сторону, и все.

Каким-то образом ей удалось это сделать, она протиснулась по дальнему от изголовья краю матраса, избежав встречи с крупными и мелкими осколками стакана, полукруглыми кусками бывших стенок. Но каждый раз, когда ее взгляд случайно натыкался на пару наручников, висящих на спинке изголовья — один открытый, другой закрытый кольцом и весь в запекшейся крови — скулящий звук отвращения и смертного ужаса срывался с ее губ. Наручники больше не казались ей парой неживых предметов. Они были живыми. И все еще голодными.

Добравшись до противоположного края кровати, она ухватилась за столбик здоровой левой рукой, повернулась на коленях со всей предосторожностью вновь учащегося двигаться выздоравливающего тяжелобольного, потом прилегла на живот и опустила ноги к полу. В течение нескольких очень тревожных мгновений она не могла понять, хватит ли у нее сил снова встать на ноги; может случиться так, что она останется лежать на краю кровати до тех пор, пока не потеряет сознание, а потом свалится с кровати сама. Но потом она глубоко вздохнула и толкнулась левой здоровой рукой. Еще через миг она a{k` на ногах. Качка усилилась — она была похожа на моряка, возвращающегося после портовой гулянки рано по утру на свой корабль — но дело было сделано, она стояла на ногах, слава Богу. Новая волна тьмы пронеслась через ее голову подобно пиратскому галеону с огромными черными парусами. Или затмению.

Ослепшая, едва держась на ногах, она молилась: Господи Боже, не дай мне вырубиться. Прошу тебя, Господи, ну пожалуйста? Не дай мне вырубиться, лады?

В конце концов тьма в голове снова начала обращаться в свет дня. Как только окружающие ее предметы вновь, по ее мнению, приобрели прежние краски, она качнулась вперед и медленной походкой пересекла комнату, направляясь к телефонному столику, при этом держа левую руку чуть-чуть в стороне от тела для сохранения равновесия. Сняв телефонную трубку, весом не менее тома оксфордского словаря английского языка, она поднесла ее к уху. В мембране царила тишина; линия словно умерла. Почему-то это ее совсем не удивило, однако подняло вопрос: кто отключил телефон Джеральд, выдернувший штепсель из розетки, как он иногда раньше делал, или ночной гость, предусмотрительно перерезавший провода где-нибудь на улице снаружи дома?

Потом она вспомнила о том, что отправилась в ванную как только они с Джеральдом приехали в дом. Вполне возможно, что именно тогда ее муж и отключил телефон. Чуть-чуть пригнувшись, она подхватила белый провод, тянущийся от бока телефона к розетке позади кресла, и потянула на себя. Поначалу ей показалось, что шнур тянется свободно, но потом движение прекратилось. Возможно, что изначальная слабина была лишь плодом ее воображения; она прекрасно осознавала, что в ее теперешнем состоянии чувствам нельзя доверять. Вилка могла запутаться вокруг ножки кресла и тем не менее…

Нет, ответила ей Женушка. Ты не можешь вытянуть шнур не потому, что он включен в розетку — на этот раз Джеральд не стал отключать телефон. И дело тут скорее всего в том, что это существо, которое было тут прошлой ночью, перерезало провод на улице.

Не слушай ее; хоть она и говорит уверенно, на самом деле боится собственной тени, сказала ей Руфь. Вилка запуталась вокруг одной из задних ножек кресла, я уверена в этом — даю тебе все сто. А кроме того, тебе ничего не мешает проверить это, верно?

Конечно, так оно и было. Все что для этого требовалось, это отодвинуть кресло и проверить. И если вилка окажется в розетке, она просто придвинет кресло обратно.

А что если, отодвинув кресло, ты обнаружишь, что телефон попрежнему подключен? спросила ее Женушка. Тогда ты узнаешь кое-что еще, не правда ли?

Руфь: Прекрати споры — тебе нужна помощь и срочно.

Так оно и было, но мысль о том, чтобы отодвинуть кресло наполнила ее мрачной усталой тоской. Это в ее силах — кресло было большое, но веса в нем было меньше чем с пятую часть кровати, а кровать она протащила через всю комнату — просто сама мысль была невыносимо тяжела. Ведь отодвинуть кресло, это только полдела. Отодвинув кресло, ей придется опуститься на колени… и вползти в темный пыльный угол позади, для того чтобы нащупать там розетку.

Господи, детка! — закричала Руфь. В ее голосе слышалась неподдельная тревога. У тебя просто нет выбора! Думаю, что сейчас мы все должны согласиться с тем, что тебе нужна помощь и это дело номер один и откладывать…

Резким мысленным движением Джесси захлопнула дверь с голосом Руфи, сделав это очень сильно, с грохотом. Вместо того, чтобы nrndbhmsr| кресло, она наклонилась над ним, взяла свою юбку с запахом и надела ее. На подол юбки спереди из ее перерезанного запястья тут же упали несколько крупных капель крови, но она этого не заметила. Она была слишком занята тем, что усиленно пыталась не обращать внимания на хор разгневанных голосов в собственной голове, одновременно поражаясь тому, кто впустил туда столько народу. Это все равно что проснуться в одно прекрасное утро в собственном доме и обнаружить, что за ночь он превратился в переполненный отель. Голоса все одновременно, хотя и на разные лады, выражали свое неверие в то, что она собирается сделать, но внезапно она поняла, что ей просто наплевать на их мнение. Ведь это была ее жизнь. Ее и ничья больше.

Она взяла с кресла блузку и просунула внутрь голову. В ее перепутанном, смущенном сознании факт того, что вчерашний день был достаточно теплым для того, чтобы одеться в такой вот легенький топ без рукавов, воистину был нерушимым доказательством существования Бога. Она совсем не была уверена в том, что у нее хватило бы выдержки для того, чтобы вынести процесс проникновения правой руки в рукав.

Выкидывай это из головы, подумала она, это полная ересь и тебе не нужно никаких внутренних голосов-подсказчиков, для того чтобы разобраться в этом самой. Ведь ты думаешь о том, чтобы убраться отсюда на собственной машине — по крайней мере, попытаться это сделать — в то время как единственное, что сейчас по-настоящему логично было бы предпринять, это отодвинуть кресло и включить вилку телефона в розетку. Это будет сопряжено с потерей крови — от чего можно сойти с ума. И именно поэтому эта затея мне кажется совершенно тупой, Джесси. Кресло весит добрых пятьдесят фунтов. А ты сейчас одета и готова к выходу! Делай то, что тебе подсказывают чувства!