Тем временем мои юридические птички принялись обрывать телефонные линии, пытаясь обеспечить мне иммунитет от налоговой службы и комиссии по ценным бумагам, а также «дружественную повестку» от постоянного подкомитета Сената по расследованиям. Я подумал, что теперь, когда все эти фигуры уже в игре, а жалкий заговор министерства юстиции разоблачен, Даунинг и его подручные не захотят выкидывать новых фортелей. Однако моя вера в целебную силу логического мышления была недолгой.

Через пару дней мне позвонил Джеймс Вудс, который все еще работал в UBS, хотя и перешел по моему совету в южноафриканский отдел.

— Брэдли, слушай меня внимательно.

— Я слушаю, Джеймс.

— Один из наших друзей, работающий в юридическом отделе, вчера немного перебрал. Он рассказал, что министерство юстиции США отправило некое «адресное письмо» в юридическую службу UBS, возможно, что и самому Петеру Куреру. По всей видимости, письмо предупреждает UBS о том, что банк находится под формальным уголовным расследованием со стороны американских властей!

— О, это интересно! — сказал я максимально равнодушным тоном, хотя я чуть не выскочил из кресла.

— Черт возьми, Брэд! — воскликнул Джеймс. — Ты был прав!

— Рано или поздно это должно было случиться, — ответил я. — Просто береги задницу, Джеймс.

— И ты тоже, — сказал Джеймс.

— Не беспокойся, — я выдавил из себя смешок. — Это мой любимый объект недвижимости.

Твою мать! Я был вне себя от злости. Какая, к черту, секретность! Министерство юстиции почти открытым текстом говорило швейцарцам: «Мы собираемся обшарить ваши шкафчики. Спрячьте свою порнушку подальше!» Какие бы цели они ни преследовали, я понимал, что это никоим образом не связано с поисками справедливости в интересах американского налогоплательщика.

Это было последней каплей. Я устал иметь дело с клоунами из министерства юстиции, поэтому позвонил Гектору и Морану, поделился с ними новостями, а затем сказал:

— Пошло это министерство на хер! Я больше не буду иметь дела с этими засранцами. Я беру билет на самолет, а вам, ребята, лучше поскорее найти тех, к кому можно пойти.

31 августа 2007 года Гектор и Моран впервые связались с Сенатом США. Я объяснил им, что говорить и к кому обращаться, но я знал, что это будет непросто. Сенатор Карл Левин, влиятельный председатель постоянного подкомитета Сената по расследованиям, был убежденным сторонником демократической партии и противником администрации Буша, включая министерство юстиции. Я подумал, что он заинтересуется моим предложением, ведь никто до меня еще не предлагал прижать швейцарские банки, рассказав, как они обманывали американских налогоплательщиков в течение десятилетий. Но нельзя просто взять телефонный справочник Капитолийского холма и позвонить Карлу Левину. Поэтому мои адвокаты нашли какого-то из его подчиненных и сказали ему: «У нас есть американский клиент, который также является швейцарским банкиром, и он хотел бы рассказать обо всех гнусных швейцарских банковских делишках». Ответ на это был довольно прохладным в стиле: «Это здорово. А у меня есть мост в Бруклине, который я готов продать по реально низкой цене». Дело оказалось непростым. Требовалось нечто большее, чем несколько телефонных звонков и писем. Однако я сохранял хладнокровие и попросил адвокатов подождать пару недель, позволить ситуации успокоиться, а затем снова нанести удар.

В середине сентября я сообщил своим адвокатам, что мы прекращаем работать с министерством юстиции и должны вновь обратиться в налоговую службу, в частности к двум ее специальным агентам, прикомандированным к Сенатскому комитету — Джону Ривзу и Джону Макдугаллу. Я хотел, чтобы налоговая служба знала, что я все еще готов к сотрудничеству, однако, поскольку министерство юстиции оказалось таким же дружелюбным, как пес на помойке, мы решили пойти на более высокий уровень. Я придумал двухуровневую тактику. Налоговая служба должна знать, что я готов выступать в роли изобличителя. Я был уверен, что они умирают от желания услышать мою историю, но я смог бы рассказать ее, только если бы у меня была повестка, защищающая меня от швейцарцев. Налоговая служба не могла ее предоставить, но это мог сделать Сенат.

Сразу после этого я заставил Гектора и Морана снова постучать в двери Сената. На этот раз кое-что изменилось, возможно, из-за статьи Хейга Симоняна, на которую обратили внимание все основные финансовые издания и веб-сайты. Мои адвокаты еще раз повторили мое предложение дать детальные показания лично и на условиях, удобных комитету.

При этом они четко описали необходимое условие: «Наш клиент должен иметь на руках повестку, иначе он не сможет дать показания, не рискуя своей свободой. Мы считаем это довольно выгодными условиями с учетом того, насколько серьезными будут разоблачения». По сути, они говорили: «Привлеките нас к разбирательству, и у вас будет все, что вам нужно».

9 октября Гектор и Моран позвонили мне в Женеву. Было слышно, как они отталкивают друг друга от телефона.

— Мы все получили, Брэд! Комитет только что выписал для тебя повестку!

— Прекрасно. Отправьте мне копию по факсу, — сказал я, думая при этом: «Как нельзя кстати. Если бы вы, парни, сразу пошли по этому пути, на меня не лаял бы этот бешеный пес, Даунинг». Однако вслух я добавил лишь:

— Собираю вещи.

Тем не менее я был взволнован и испытал хоть какой-то оптимизм. Наконец-то меня согласились выслушать, и это была не парочка бюрократов, общение с которыми зашло бы в тупик. Пришло время Большого Шоу, и теперь я пущу в ход все, что у меня есть. Я также понимал, что мои показания перед комитетом Левина могут вызвать совершенно непредсказуемые последствия. Я даже не представлял, сколько времени проведу в Штатах. Я заплатил уборщице за три месяца вперед и попросил ее поливать цветы.

Затем я направился в аэропорт, немного нервничая, поскольку не исключал, что у выхода на посадку меня могла ждать швейцарская полиция с ордером. Однако, черт побери, я всегда предпочитал играть по-крупному, и начиналась новая партия.

Вашингтон в октябре выглядит намного лучше, чем в июне. Было прохладно и ветрено, и листья уже начали желтеть, правда, вокруг меня все только накалялось. Я устроил себе «бункер» у Дуга в Веймуте, неподалеку от Бостона. С учетом того, сколько я за последнее время налетал на рейсах Delta Airlines, мне стоило подумать о покупке акций компании. Дуг, как я уже упоминал выше, — это дотошный и талантливый судебный адвокат. Пока я все ему рассказывал, он составлял подборку свидетельств, которые позволили бы мне сохранить мою шкуру. Он полностью поддержал мое стремление рассказать о деятельности банка и, так же как и я сам, был зол и расстроен от того, что министерство юстиции относилось ко мне как к Лаки Лучано[65]. Дуг относился к своим обязанностям адвоката, примерно как врач — к клятве Гиппократа. Он был ошеломлен, узнав, что министерство юстиции считает свои обещания «гибкими», а со временем он разозлился на чиновников еще пуще моего.

Весь следующий месяц я работал с Гектором и Мораном над подготовкой своих показаний в Сенате, а также над тем, чтобы мой статус изобличителя был должным образом подтвержден налоговой службой. 12 октября мы устроили в офисе моих юристов собрание с участием пары агентов налоговой службы, работавших в юридическом отделе. Я дал им еще больше документов и показаний, делавших картину масштабного скандала еще более яркой и красочной, и пояснил, что собирался раскрыть всю информацию комитету Карла Левина, и вот тогда-то они получат все материалы. Агенты были очень вежливыми, заботливыми и благодарными. В конечном счете именно Конгресс финансирует налоговую службу. А министерство юстиции всегда держало свою деятельность в секрете, вокруг него было много скандалов, а толку от него было как от сетчатой двери на подводной лодке.