– Всё и все, как правило, притворяются чем-то другим.

Я вздрогнул: как точно она оценила меня. Словно бы знала, что я не Хэмиш О’Нил, хотя откуда ей знать?

Пока она изучала марблс, я выпил слишком много виски. Наконец она заговорила:

– У вас тут несколько копий – вот и вот, – вот этот шарик чинили, чтобы скрыть трещину, видите крошечные складки и помутнения?

Я кивнул.

– Стекло повторно разогревали. И есть несколько химер, – продолжала она, перемещая шарики. – То, чего никогда не существовало в оригинале. Пластиковые пакеты со старыми названиями, – с отвращением уточнила она. – Но в целом все очень неплохо. У вас зоркий глаз.

– Хотелось бы надеяться. Посмотрим, да?

– Посмотрим. – Она окинула взглядом коллекцию и засмеялась с одышкой. – Надеюсь, вы никуда не спешите: на это уйдет вся ночь.

Только в четыре утра кто-то по прозвищу Медведь закинул меня обратно в гостиницу на пикапе и помчался прочь. Я ничего перед собой не видел, распив на двоих с Соней бутылку виски. Попытался сосредоточиться на тропинке и рухнул вместе с сумкой шариков в кусты. Расхохотался, выбрался оттуда и побрел в номер.

Когда пикап проносился мимо виноградника, я успел заменить, что свадьба уже завершилась и не осталось ни одного гостя, даже моя Кэт не отплясывала. Необычно для ирландской свадьбы, но мы же не в Ирландии, и мне следовало бы предвидеть, что такие консервативные люди разойдутся рано. Я ввалился в гостиницу под сердитым взглядом хозяина, которому пришлось подняться в этот безбожный час, чтобы мне открыть, и по пути к лестнице налетал на все – на косяки и на мебель. Когда я дошел до номера, Кэт, уже каким-то чудом угадав, распахнула дверь, лицо искажено обидой.

– Где ты шатался, черт побери?

И я понял, что опять сделал это. Что бы я о себе ни думал, как ни надеялся измениться, я снова и снова причиняю людям боль. Хэмиш во мне берет верх, но полно валить вину на мертвого. Это я, а не он. Я. Это всегда был я.

Я жду Ли в машине, она собирается на вечеринку. Включила обогреватель, чтобы просушить прилипшие к ногам джинсы. Вновь вытащила из сумки и пролистала каталог – воспоминания моего отца, вся его жизнь, записанная красивым почерком. Просматриваю фотографии той статьи со стены «Мраморного кота». Фотографии зернистые, папа прячется за чужими спинами, но это он. И тут я впервые заметила дату в газете.

Позвонила маме, она ответила удивительно быстро для столь позднего часа.

– Привет, мам, надеюсь, не разбудила.

– Вовсе нет, мы тут пьем вино, Роберт напился и пишет твиты НАСА. – она засмеялась, и я отчетливо расслышала крик Роберта: мол, инопланетяне машут ему руками с Луны. – Мы вышли на балкон полюбоваться черным полнолунием. Чудесная ночь. Но ты конечно же не можешь уснуть, ты ж и в детстве не могла уснуть из-за луны, помнишь? Забиралась к нам в постель. Помню, однажды Фергюс унес тебя вниз и сварил горячий шоколад. Я застала вас обоих в темноте за кухонным столом: он уснул, а ты глядела в окно.

Это все из-за луны.

Я улыбнулась воспоминаниям.

– Не очень-то я с тех пор изменилась.

– Мальчики хорошо провели день? – спросила она.

– Замечательно.

Она снова засмеялась:

– Уверена, и ты тоже. Приятно иногда побыть одной. Тебе такая возможность редко выпадает.

Пауза.

– Все в порядке?

– Помнишь мое тринадцатилетие? У нас на заднем дворе был шатер, верно?

– Да, тридцать человек гостей, еда на заказ, столько хлопот.

– Папа был? Я что-то не припомню.

– Да, был.

– Значит, в тот день он никуда не уезжал? – Газетная статья датирована днем моего рождения, а чемпионат закончился накануне.

Она вздохнула.

– Столько лет прошло, Сабрина.

– Понимаю, но, может быть, ты припомнишь?

– Разумеется, он был на празднике, посмотри фотографии, он там повсюду.

Тут и я вспомнила. Я в короткой юбке и на высоких каблуках, словно шлюха, как мама только позволила мне разодеться подобным образом – впрочем, кого я слушала.

– А накануне?

– Что ты узнала, Сабрина? Ну-ка выкладывай! – командует она.

Тон жесткий, мне это неприятно.

– Я так и подозревала, – не дождавшись ответа, продолжает она, – и, вероятно, ты именно этому нашла подтверждение – что он завел интрижку на стороне. Он сказал, что едет в Лондон на конференцию, но я позвонила в гостиницу, а там его имени даже не слышали. Я подозревала неладное, он такое не в первый раз проделывал – скажет, будто едет в одно место, а сам едет в другое. Я это уже знала. Он вернулся утром твоего дня рождения. Я все ему высказала, но он и в тот раз как-то вывернулся, я уже не помню как. Вышло, как всегда, будто это я параноик. Так что? Что ты узнала? Кто это был? Та отвратительная Регина? Один бог ведает, сколько их было еще, но эту связь он всегда отрицал. Но я всегда подозревала, что они были вместе еще до нашего развода.

– Нет, он, кажется, был не с женщиной, мам. У него и впрямь была интрижка, только не такая, как ты подозревала. – Я сделала глубокий вздох. – Он поехал в Англию, на мировой чемпионат по марблс. Его команда из шести человек, «Электрические бабки», выиграла. В день моего рождения в газете появилась статья с фотографией. Он прячется на втором плане, но я его узнала.

– Что? Чемпионат по марблс? О чем ты? – Голос ее звучит нечетко, я соображаю, что не лучший момент выбрала для такого разговора, надо было отложить, но я не могла.

– Я же тебе сказала, мама, он всю жизнь играл в марблс. Участвовал в соревнованиях. И коллекционировал шарики.

Она умолкла. Слишком много информации, наверное.

– На фотографии я его узнала, но он играл под другим именем. Хэмиш О’Нил.

Слышно было, как она резко втянула в себя воздух:

– Господи, Хэмиш – это же его старший брат, он погиб, когда Фергюс был еще очень молод. Он мало рассказывал о нем, но кое-что я постепенно узнала. Фергюс его боготворил. О’Нил – девичья фамилия его матери.

Значит, Мэтти был прав. Это все Хэмиш. Он умер, скрываясь под именем моего отца, и отец в свою очередь принял имя Хэмиша. Не уверена, смогу ли я когда-нибудь до конца понять, почему он так поступил. Не уверена, что мне это следует знать.

– Кубок лучшего игрока в индивидуальном зачете выиграл Хэмиш О’Нил. Я познакомилась с его командой, они помнят папу как Хэмиша.

Мама снова притихла. Ей было над чем подумать. Я ведь и представить себе не могла, какие воспоминания она пытается воскресить, сложить воедино, чтобы вполне понять эту историю.

– Мам?

– Он выиграл кубок накануне твоего дня рождения?

– Да.

– Почему же он ничего не сказал мне?

– Папа никому не говорил, – пояснила я. – Ни семье, ни друзьям.

– Но почему?

– Мне кажется, он пытался воскресить брата. Или почтить его память. Наверное, он думал, что никто не поймет. Сочтут это бредом.

– Это и есть бред! – рявкнула мама, потом вздохнула, помолчала и почти виновато добавила: – Хотя и мило. Почтить память. – Снова молчание. – С кем же я прожила столько лет? – совсем тихо спросила она.

Я не нашлась с ответом, но про себя подумала: не допущу, чтобы мой муж задавался таким же вопросом обо мне.

Ли медленно опустилась на переднее сиденье, на ней бандажное платье телесного цвета, черная кожаная куртка, она пахнет парфюмом, лицо покрыто таким слоем макияжа, что я с трудом узнаю простенькую нянечку, которую вижу чуть ли не каждый день.

– Перестаралась? – с тревогой спрашивает она.

Из-за цвета платья она выглядит чуть ли не голой.

– Нет, – говорю я, включая двигатель. – Итак, куда мы едем?

– Да ты знаешь про это столько же, сколько я.

Я грозно кошусь на нее:

– Ли!

– Что? – Она захихикала. – Мы познакомились в сети. Зовут Дара. Он чудненький. Мы живьем еще не встречались, но, понимаешь… – Она беспомощно пожимает плечами.