Другие иудеи имели не столько богословские, сколько социально–экономические основания для недовольства Храмом. Существуют убедительные свидетельства того, что для неимущих слоев населения Храм символизировал их угнетателей — коррумпированную верхушку богатых аристократов, а также царящую в обществе несправедливость. Такое восприятие предельно ясно выразилось в действиях повстанцев во время войны. Захватив Храм, они совершили то, что в древности могло соответствовать уничтожению главного банковского компьютера, — сожгли все долговые расписки.

Хотя поведение Иисуса в Храме следует рассматривать в контексте распространившегося недовольства, оно выходит далеко за его рамки и переходит совсем в другое измерение. Eгo отношение к Храму не выражалось словами: «Он нуждается в реорганизации), или «У власти стоят недостойные люди», или, наконец, «Поклонение Богу возможно и в других местах». Восприятие Иисусом Храма носило эсхатологический характер: настало время, когда Бог будет судить институт Храма как таковой. Он стал олицетворением несправедливости, насквозь пропитавшей израильское общество, выражением его отказа от призвания быть светом мира и городом, построенным на вершине холма, к которому стекались бы все породы земли.

 Все это возвращает нас к вопросу о том, как Иисус вел себя в Храме и что означали его действия. По этому поводу существует целый спектр мнений. Многие считают, что Иисус предпринял попытку реорганизовать сложившуюся систему и очистить Храм. Другие воспринимают его действия как инсценировку притчи о разрушении Храма. Точка зрения последних в настоящее время, по–моему, более аргументирована. Однако расхождение во взглядах по–прежнему достаточно велико. Если своим поведением Христос желал выразить осуждение, то на каком основании и с какой целью. Сандерс вновь предложил свою версию, которая уже приобрела определенный вес. По его мнению, Иисус инсценировал разрушение Храма, поскольку предвидел возведение нового Храма, возможно даже руками самого Бога. (Следует заметить, что как в древности, так и в наши дни мысль о каких–либо действиях Бога, включая постройку Храма, в представлении иудеев не отменяла возможности участия злодей, в данном случае — архитекторов и строителей )

Я уже высказывал предположение, что во время своего галилейского служения Иисус говорил и действовал так, словно был, в определенном смысле, призван исполнять роль Храма. Чтобы получить предложенное им прощение, не требовалось посещения Храма и жертвоприношения. В наши дни это можно было бы сравнить с предложением частного лица выдать кому–либо паспорт или водительское удостоверение. Своими действиями Иисус разрушал сложившийся порядок, заявляя таким образом о замене его новым. Кроме того, мы уже убедились, что большая часть предсказаний грядущего суда была сосредоточена вокруг Храма. Думаю, мне удалось показать, что поведение Иисуса в Храме было своеобразным пророчеством о его разрушении. С появлением Иисуса в Иерусалиме город стал, если можно так выразиться, слишком тесен для них обоих. Главный символ общественной жизни Израиля находился в опасности, и, если народ не покается, он падет под натиском язычников. Иисус верил, что Бог Израилев готовил наказание и искупление своего народа и что это событие должно было ознаменовать собой решающий момент в истории Израиля. Наказание выразилось в разрушении Храма римлянами. За ним (вопреки мнению Сандерса) должно было последовать не возведение нового материального Храма, а основание мессианского сообщества во главе с Иисусом, которому суждено было навсегда занять место Храма.

Что же сказать об обвинении: «Вы сделали его вертепом разбойников»? (Мк. 11, 17). Разве оно не указывает на то, что основной мотив, побудивший Иисуса к нападкам на Храм, был связан с экономической эксплуатацией? Разве не наводит оно на мысль о стремлении Иисуса очистить Храм, а не изобразить символически его разрушение? Здесь, как и во многих других случаях, решающее значение приобретает соответствующий ветхозаветный отрывок (Иер. 7, 3–15). Иеремия не выступал за реформу Храма, он предсказывал его разрушение. Греческое слово «lestes», переведенное в Евангелии как «разбойники», Иосиф Флавий нередко использовал в значении «мятежники», «повстанцы». Дважды упоминая о «пещерах, где скрывались lеstаi», он говорил о настоящих пещерах, служивших убежищем отчаявшимся революционерам.

Это свидетельствует о том, что главное обвинение, предъявленное Иисусом Храму, касалось не финансового мошенничества, хотя и таковое, возможно, имело место. Так же как и во время Иеремии, Храм стал оплотом националистов в их страстном желании противостать власти Рима. Несмотря на то что управлявшие им люди по убеждению революционеров сами были частью проблемы, Храм представлял собой нечто большее. Именно там, верили они, обещал пребывать Бог Израилев, и оттуда оп должен был восстать на защиту своего народа. Учитывая все это, Храм уже не мог символизировать, как надлежало, по словам Исаии, желание Бога сделать его лучом надежды, светом для народов и городом, построенным на вершине холма. Для Иисуса отношение народа к Храму стало страшным символом того, что Израиль забыл о своем истинном призвании. Символ, значение которого было столь ужасно искажено, необходимо было уничтожить. Гора, предположительно Сион, должна быть, образно выражаясь, поднята и низвергнута в море.

Зачем же тогда Иисус изгнал из Храма торговцев. Без сбора храмового налога не могли продолжаться ежедневные жертвоприношения. Без храмовых денег верующие не могли купить чистых жертвенных животных. Без животных жертвоприношение было невозможно. Без жертвоприношений существование Храма, хотя бы на час или два, утратило всякий смысл. Действия Иисуса символизировали его уверенность в том, что по возвращении на Сион Яхве не будет обитать в Храме, где его присутствие оправдывало бы действия первосвященников, а также националистские устремления, тесно связанные с этим местом. Прекращение жертвоприношений, что пришлось позднее осознать и Флавию, означало намерение Бога использовать римские войска как орудия наказания, которое служители Храма навлекли на себя своей нечистотой, а также поддержкой националистских выступлений. Незначительный сбой, внесенный поступком Иисуса в привычный уклад храмовой жизни, символизировал разрушение, которое очень скоро должно было постигнуть всю систему.

Итак, о Храме можно сказать то же, что и о почитании субботы, принятии пищи, об институте семьи и о земле. Символичные действия Иисуса, а также загадочные разъяснения, которые он предлагал, добавляют штрихи к портрету Иисуса–пророка, подобного Иоанну Крестителю или Иеремии, и в то же время превосходящего их обоих. Он возвещал о приближении Царства Божьего, которого так долго ждал Израиль, однако предсказывал скорее неизбежный суд, чем скорое избавление. Позволю себе повториться: я не пыталось утверждать, будто Иисус выступал против символов иудаизма, потому что считал их негодными или сомневался в их божественном происхождении. Он знал, что приблизилось Царство Божье и его принципы были прямо противоположны тем, в соответствии с которыми использовались в то время символы национальной принадлежности Израиля, служившие прикрытием для разного рода несправедливости. Иисус, будучи пророком, устами которого говорил сам Бог Израилев, словом и делом торжественно провозгласил неотвратимость Божьего суда. Господь, в прошлом не раз предававший Храм своему суду, должен был теперь вынести ему окончательный приговор.

Обратимся теперь к символам, которые Иисус утверждал своими собственным служением. Как уже указывалось в предыдущей главе, различные поступки Иисуса (я приводил в пример призвание двенадцати учеников) красноречивее всяких слов повествуют о его целях и принципах. Теперь мы знаем о них еще больше. Отвергая традиционное символическое значение земли, семьи, Торы и Храма, Иисус наполнял старые символы новым смыслом, так что они указывали теперь на его собственные цели и дела.