— Ах, Анджелина, — ласково произнес Николо, делая ударение на каждом слоге. — Моя прекрасная!

— Прекрати, дорогой племянник, — оборвала его Бажарат по-итальянски.

— Особенно мне понравились их фотографии в кругу ее семьи в Бруклине. Даже самому высокооплачиваемому организатору рекламных кампаний не удалось бы сделать такие удачные фотографии, — сказал сенатор.

— Это произошло совершенно случайно... но давайте вернемся в моей просьбе.

— Конечно. Гордость барона — его семья, особенно прекрасный сын. Что я могу сделать для вас?

— Нельзя ли организовать небольшую личную встречу моего племянника с вашим президентом... всего минуту или две, чтобы я могла отправить барону фотографию, где они изображены вместе? Барон будет так счастлив, а я, конечно, не забуду рассказать брату, кто организовал эту встречу.

— Думаю, это можно будет устроить, хотя, откровенно говоря, существуют определенные сложности...

— О, понимаю, синьор, я ведь тоже читаю газеты! Поэтому и прошу о короткой личной встрече. Только Данте Паоло и я, а фотографии будут отправлены только барону ди Равелло и не попадут ни в какие газеты. Конечно, если эта просьба невыполнима, то я забуду о ней, и примите мои извинения.

— Подождите минутку, графиня, — задумчиво произнес Несбит. — Это займет несколько дней, но думаю, что смогу все устроить. Один сенатор от нашего штата состоит в той же партии, что и президент, а я поддержал его законопроект, потому что считал его правильным, хотя это может стоить мне голосов...

— Я не совсем понимаю вас.

— Он близкий друг президента и ценит мою поддержку... а также понимает, какую пользу могут принести штату инвестиции барона... и что я могу сделать с ним, если он попытается хоть чуть-чуть помешать... Да, графиня, я могу устроить такую встречу.

Хоторн и Пул осторожно шли по мощеной улице самого дешевого квартала Сан-Хуана. В туристические маршруты эта окраина главного города Пуэрто-Рико не входила, но ее охотно посещали моряки, солдаты и люди с различными пороками, и здесь все они находили удовлетворение своим плотским страстям. Из уличных фонарей горел примерно каждый четвертый, поэтому большинство невзрачных зданий оставалось в тени. Хоторн и Пул разыскивали жилище пшюта самолета, который доставил покойных Кука и Ардисона с Горды в Пуэрто-Рико. Они нашли нужный дом и были немало удивлены, услышав громкие, неистовые крики, доносившиеся из старого трехэтажного каменного здания.

— По-моему, этот бардак даст фору любому на Бурбон-стрит, коммандер. Да что там, черт побери, происходит?

— Совершенно ясно, что вечеринка, лейтенант, и нам, похоже, придется выломать дверь, потому что мы не приглашены на нее.

— Вы не возражаете, если это сделаю я, сэр?

— Что сделаешь?

— Выломаю дверь. Моя крепкая нога очень подходит для этого.

— Давай сначала постучим, а там видно будет. — Тайрел постучал в дверь, и на стук откликнулись очень быстро. Открылось маленькое окошко в центре двери, и пара больших размалеванных глаз уставилась на них.

— Нам сказали, чтобы мы пришли сюда, — вежливо произнес Хоторн.

— Как вас зовут?

— Смит и Джонс, так нам предложили назваться.

— Катитесь к черту отсюда, гринго! — Окошко захлопнулось.

— Надеюсь, что твоя многоопытная нога в порядке, Джексон?

— А твое оружие готово, Тай?

— Действуй, лейтенант.

— Вперед, коммандер! — Пул врезал по двери левой ногой, она разлетелась в щепки, и мужчины вломились в дом, держа оружие наготове. — Не двигаться, или буду стрелять! — ззакричал лейтенант.

Его угроза ни на кого не подействовала, да в ней и не было необходимости. Кто-то в панике упал на магнитофон, оборвав провода, ведущие к динамикам, и в наступившей после этого тишине несколько мужчин, натягивая на ходу брюки, устремились к двери. В полутемной, заполненной табачным дымом гостиной явно ощущался недостаток благопристойности, большинство молодых и не очень молодых женщин были с обнаженной грудью, а нижнюю часть их тела прикрывали крохотные бикини. Светловолосый мужчина средних лет, казалось, не обращал внимания на возникший беспорядок, он возлежал на стоящем в углу диване с подушками, а лежащая рядом с ним брюнетка громко требовала, чтобы он выпроводил непрошеных гостей.

— Что? Что? Заткни пасть и оставайся со мной!

— Может быть, ты выгонишь всех и послушаешь нас, Саймон, — сказал Хоторн, подходя к обтянутому бархатом дивану в темном углу гостиной.

— Ну ты, свинья! — завопил мужчина на диване, оборачиваясь. Вид оружия очень удивил его, но страха в холодных глазах не промелькнуло.

— Послушайте, девушки! — крякнул Пул. — Я думаю, что вам всем нужно убраться отсюда. У нас личный разговор, и вас он не касается... И БЕЗ тоже, леди, если можете вырваться из объятий этого ублюдка.

— Спасибо, сеньор! Большое спасибо!

— И передайте своим подружкам, чтобы они подыскивали другую работу! — бросил молодой офицер ВВС вслед проституткам, уже выбегавшим на улицу. — От такой работы они могут умереть!

Теперь в гостиной больше никого не было, за исключением полупьяного пилота, прикрывшего голое тело красным покрывалом.

— Черт побери, да кто вы такие? — спросил он. — Что вам от меня нужно?

— Для начала я хотел бы знать, откуда ты взялся, — сказал Тайрел. — Ты как-то не вписываешься в здешнюю обстановку, Саймон.

— Это не твое собачье дело, детка.

— Об этом тебе лучше скажет мой пистолет, детка.

— Думаешь, напугал меня? Стреляй, детка, окажи мне услугу.

— Да, ты определенно необычный человек... Ты был военным, да?

— Когда-то, сто лет назад.

— Я тоже был военным. И кто же отправил тебя с небес на землю?

— Почему это тебя тревожит?

— Потому что я разыскиваю очень плохих людей. Так что говори, детка, а то умрешь.

— Хорошо, хорошо, какого черта? Меня уволили после Вьетнама, и я летал в королевских ВВС Лаоса...

— В этом филиале ЦРУ, — оборвал его Хоторн.

— Ты прав, парень. Начались мирные переговоры, и у сената появились вопросы, поэтому ребята из ЦРУ были вынуждены свалить на кого-то все это — дерьмо. Они продали все шесть самолетов мне за сто тысяч, которые сами же и одолжили, а потом смылись. Мне, несовершеннолетнему пилоту, которому для поступления на службу понадобилось разрешение матери, потому что отец давно умер... Боже мой, мне было всего восемнадцать! У меня отобрали все самолеты, кроме одного совершенно неисправного, но очень странно, что все они по-прежнему были зарегистрированы на мое имя.

— Но у тебя остался один самолет, у которого только стоимость одного оборудования составляла как минимум два миллиона. И что ты сделал: продал его, чтобы пополнить свои доходы от воздушных перевозок?

— Как бы не так! Я достаточно наворовал, чтобы несколько лет назад купить себе вот это гнездышко, — усмехаясь, ответил Альфред Саймон.

— А куда же делся самолет? Он ведь представлял большую ценность.

— Представлял и представляет. Я подремонтировал его и перегнал сюда, подкупив кого надо. Так что теперь он здесь, но я не использую его. Он стоит — спрятанный, законсервированный, но в рабочем состоянии. И я не буду летать на нем, пока не куплю собственный аэродром. А уж тогда взлечу с него, спикирую прямо на этот хренов Пентагон и разнесу ко всем чертям этих сукиных детей, которые столько лет водят меня за нос! Эти ублюдки заявляют, что я украл у правительства США самолет стоимостью десять миллионов долларов... а это тянет на сорок лет в Ливенворте! Да я и четверть этого срока не проживу!

— Однако петля вокруг твоей шеи все же затянута довольно сильно, раз тебе приказали забрать тех двух в Себастьян-Пойнте на Горде.

— Да, черт возьми, но не я же выбрасывал их из самолета во время захода на посадку! Я не имею к этому никакого отношения!

— А кто это сделал? — крикнул Пул, отведя в сторону пистолет Хоторна и приставив собственный пистолет к голове Саймона. — Ты заодно с этими ублюдками, которые убили Чарли, и ты тоже умрешь, если не расскажешь мне все!