– Вы думаете, что убийца – это он, – заметила Пибоди, пока они обходили квартал по маршруту, намеченному для них Лией.

– Я думаю, он дешевый остряк-самоучка. Представился ей как Эл – Элберт Де Сальво. Тот, кого он копировал, когда убивал ее. Но – надо отдать ему должное – это был ловкий тактический ход: прощупать ее, придя в магазин и прикинувшись беспомощным одиноким папашей. Если он исследовал этот район в поисках одинокой женщины ее возраста, заметил ее и решил, что она может подойти, значит, ему необходимо было изучить ее распорядок, узнать ее имя, анкетные данные. Так он узнал, что она работает на добровольных началах в детском саду.

«Он умеет собирать сведения, – вынуждена была признать Ева. – Знает, что не надо торопиться, надо собрать все данные, все как следует переварить, прежде чем сделать ход. Простой и умный ход».

– Раз женщина бесплатно работает в детском саду, значит, любит детей. Вот почему он сказал ей при первом контакте, что у него есть маленький сын, – продолжала она вслух. – Самое удачное место для контакта – овощной магазин. Спросить у нее совета, рассказать душещипательную историю о сыне, которому нужен детский сад. Проводить ее до дому, но не до самого дома. Ему это ни к чему, он и так знает, где она живет. И ее планы на воскресенье ему известны. Не на ближайшее воскресенье, на следующее. Таким образом, у него полно времени, чтобы проследить за ней, все спланировать, насладиться предвкушением.

Ева остановилась на углу, понаблюдала за людьми, идущими мимо. У большинства был пустой, типично нью-йоркский взгляд, привычно избегающий контакта с глазами встречного. Сразу видно, не туристический район. Здесь люди жили и работали, шли по своим делам.

– А она шла с ним рядом, – задумчиво проговорила Ева, – шла прогулочным шагом, оживленно болтала, сообщала ему безобидные, как ей казалось, подробности своей жизни. Персики для дочери. Но в воскресенье мы не нашли в квартире пятифунтовой корзины персиков. Это он их забрал. Очаровательный съедобный сувенир в дополнение к кольцу. Вышел из ее квартиры, сделав то, что он сделал, с корзинкой для фруктов в руке. Держу пари, эти сочные персики пришлись ему по вкусу. – Широко расставив ноги, сунув большие пальцы в карманы, сосредоточившись на картине, разворачивающейся у нее в голове, Ева даже не замечала, как прохожие бросают на нее опасливые взгляды: полы жакета распахнулись, и всем было видно, что она вооружена. – Но это была ошибка – крупная, глупая, самонадеянная ошибка. Люди могли не обратить внимания на мужчину, выходящего из жилого дома с ящиком для инструментов в руке, но они вполне могли его запомнить, если вместе с ящиком он нес еще и корзину персиков. – Ева миновала перекресток, остановилась на следующем углу и вновь огляделась. – В такой ранний час в воскресенье торговцы с тележками еще не выходят – только не в этом районе. Но газетные киоски, кафе, бакалейные магазинчики наверняка уже открыты. Я хочу, чтобы их прочесали частым гребнем. Я хочу знать, не заметил ли кто мужчину в комбинезоне ремонтника с ящиком для инструментов и корзинкой персиков.

– Да, лейтенант. Я только хочу заметить, что наблюдать за вашей работой – одно удовольствие.

– Ты на что-то намекаешь, Пибоди?

– Нет, я серьезно. Это откровение – смотреть на вас, замечать то, что вы замечаете, а главное, стараться понять, как вам это удается. Но, раз уж вы упомянули о торговцах с тележками, хочу напомнить, что сейчас они работают вовсю, а жара стоит страшная. Может, мы могли бы купить прохладительного вон у того, на углу. А то я чувствую себя злой волшебницей Бастиндой.

– Кем? Как?

– Ну, понимаете, я таю.

Презрительно фыркнув, Ева выудила из кармана кредитки:

– Мне банку пепси, и передай ему, что, если будет не холодная, я сама подойду и сделаю ему очень-очень больно.

Пибоди помчалась исполнять поручение, а Ева осталась на месте. Ее воображение продолжало активно работать. Эл расстался с Лоис на этом самом перекрестке, решила она. Скорее всего, здесь, в паре кварталов от дома Лоис. Он должен был расстаться с ней именно на перекрестке, чтобы это выглядело естественно. Наверное, сказал ей, что живет где-то неподалеку. Рассказал про работу, толкнул пару историй про своего сынишку. Разумеется, в его словах не было ни слова правды, если это тот человек.

Вся ее полицейская натура твердила ей, что это тот человек.

«Южанин, – подумала она. – Значит, он сказал ей, что он с Юга? Скорее всего. Использовал акцент. А может, у него и вправду есть акцент? Нет, прикинулся, – решила Ева. – Еще один маленький штришок».

Пибоди вернулась с напитками, пакетиком жареной картошки и шашлыком из жареных овощей.

– Картошку я взяла вам. Она пересолена, сплошной холестерин, и это лишает вас права смеяться над моим шашлыком.

– Никто и ничто не лишит меня права смеяться над вегетарианской дрянью, насаженной на палочку. – Но Ева сунула руку в пакетик. – Мы свернем вот здесь, заглянем в дамский магазинчик. Может, туда он тоже нанес визит.

В магазине работали две продавщицы, и обе ударились в слезы в тот самый миг, как Ева упомянула имя Лоис. Одна из них прошла к двери и вывесила табличку «Закрыто».

– У меня в голове не укладывается. Я все жду: вот она войдет и скажет, что это была ужасная шутка. – Высокая худощавая продавщица, похожая на породистую борзую, похлопала свою подругу по спине, но та продолжала рыдать, закрыв лицо ладонями. – Я собиралась закрыть магазин на весь день, но мы бы не знали, куда деваться.

– Вы здесь хозяйка? – спросила Ева.

– Да. Лоис работала у меня десять лет. Она прекрасно ладила с персоналом и с покупателями, прекрасно знала ассортимент. Она могла бы управляться тут одна, без посторонней помощи, если бы только захотела. Просто не знаю, что я без нее буду делать.

– Она мне была как мать, – рыдала та, что помоложе. – Я в октябре замуж выхожу, и она мне так помогала! Мы обсуждали с ней все планы, и все было так чудесно, а теперь ее на свадьбе не будет.

– Я понимаю, как вам тяжело, но мне необходимо задать вам несколько вопросов.

– Мы хотим помочь. Правда, Эбби?