– Долго и тщетно ждали мы тебя, чужеземец, и медлен был ход твоего коня от лесов до моего жилища, – мрачно начал король.

Но Гизела тотчас выступила вперед, подала витязю свою белую руку и наклоном головы приветствовала его спутников.

– Когда я была ребенком, не больше, чем теперь мой сын, я видела тебя, витязь, в палатах бургундов, но ни прошлое, ни дружба не забыты нами. Подай руку родственнику, – велела она мальчику, – и постарайся быть столь же славным в народе витязем, как и он.

Ребенок протянул ему руку. Инго приподнял малютку, поцеловал его, и мальчик тотчас ласково повис на шее у витязя. Подошел король, и в сопровождении царственной четы Инго последовал в хоромы, обмениваясь с супругами приветствиями; наконец король приказал своему дворецкому провести гостей в приготовленное для них помещение. Инго вернулся к своей дружине; лица турингов стали поласковей – то один, то другой воин подходил к чужеземцам и приветствовал их. Служители принесли в отведенные гостям покои яств и напитков, подушек и одеял, а снова вошедший дворецкий пригласил Инго к королевскому столу.

Поздно вечером вернулся Инго в покои своих ратников, сопровождаемый служителем и факельщиком. У дверей сидел Бертар – у ног он держал свой боевой меч, а щит прислонил к косяку; его седая борода и кольчуга под полотняным кафтаном блестели при свете факелов. Инго поклоном отпустил служителей, а Бертар воткнул факел в большой, с рост человека подсвечник, возвышавшийся посреди комнаты, и свет озарил ряды ратников, спавших на полу на тюфяках; возле них лежали мечи, в изголовьях – щиты и кольчуги.

– Верный же ты страж, – сказал Инго, – а как тебе нравятся наши новые хозяева?

– Косятся, – засмеялся старик, – Справедлива пословица: чем могущественнее король, тем злее блохи в простынях, которые он стелет заезжему гостю. Скуден был хозяйский ужин, но королева прислала вина и сладких закусок; утомленные дорогой, но сытые, твои ратники лежат подле щитов своих. Обширно помещение это, – продолжал он, вглядываясь в темные углы, – там, на возвышении устроили тебе господское ложе. Заметь себе, король: в каменных стенах огромного замка это единственное деревянное строение; стоит оно вплотную к высокой стене, и если ночью кто-нибудь из королевских ратников поднесет факел к этой деревяшке и запрет дверь, то вспыхнет пламенем дом, и треск огня немногим нарушит сон владетелей замка.

Инго обменялся со стариком взглядом и тихо спросил:

– Каков привет ратников королевских?

– Крадутся, что лисы к гнезду; не привычен им придворный обычай, и похваляются они могуществом своего повелителя, пытливо поглядывая на наше оружие. Сдается мне, что надеются они обменяться с нами сильными ударами мечей. Мой король порой бывал окружен врагами, но никогда еще преграда не была столь крепка.

– Король Бизино и сам не знает, чего он хочет, а королева к нам благосклонна.

– Никто из прислуги не восхвалял красоту королевы, – возразил старик. – Из этого я заключаю, что они побаиваются своей госпожи. Быть может, тревога сломает моего короля и поможет ему соснуть ненадолго. Погашу-ка факелы, чтобы их свет не указал стреле места, где стоит твое ложе. Первая ночь для гостя всегда самая трудная.

– Быть может, она же и последняя, – отозвался Инго. – Теперь моя очередь сторожить, иди на постель.

– Не думаешь ли ты, что старик уснет, если не смыкается глаз твой?

Он поставил для Инго у входа стул – там тень скрывала сидевших – затем снова уселся на свою скамейку, положил руки на рукоятку меча, прислушиваясь к шорохам на дворе и порой поглядывая на вызвездившееся небо холодной зимней ночи.

– Говорят, будто высокие звезды восседают на серебряных седалищах и предохраняют они угнетенного от бед, с мольбой взирающего на них человека, – благоговейно начал Бертар. – Я дряхлый ствол и пора бы уже срубить меня, но иногда я желаю тебе, король, боя с благородными врагами, славного исхода для твоих трудов. Видел я в лесах добрую, преданную тебе женщину, и боюсь я теперь для тебя мрачных туч ночи, заслоняющих нас от света звезд, опасаюсь ночной бури, проносящейся по кровле, и полагаю, что во мраке исполнит король внушения своего злобного духа.

– Тебе известно, что мы умеем преодолевать невзгоды холодного гостеприимства, – ответил Инго.

Старик улыбнулся от приятных воспоминаний и велеречиво продолжил:

– Всегда я радуюсь, когда железо свободно летит по воздуху: значит, поле открытое, а свет получше, чем от пылающего дерева. Однако ж разумно говоришь ты, король, многое неверно на грешной земле, но нет ничего более обманчивого, как ожидание перед битвой. Чем дольше походишь меж мечей и копий, тем меньше думаешь о ее исходе, и, чтобы все высказать тебе, я полагаю, что высокие жены судеб с улыбающимися устами мечут перед битвой жребии наши. Словно шутя, то готовят они нам смертельную опасность, то снова весело вытаскивают нас за волосы, порой опьяняют чувства победными мечтами и наконец мертвыми укладывают нас на сырую землю. Но как ни испытывают они сердце мужа, а все же мы, воины, приятны им на земле, а позже и в ином месте.

Речь его была прервана свистом и ударом; к месту, где сидел Инго, со двора прилетела стрела и, ударившись наконечником о ножны меча, упала на пол. Неподвижно сидели мужи, но за этим нападением не последовало ни новых неожиданностей, ни крика.

– Ложись-ка спать, дуралей! – вскричал Бертар, обращаясь к темной тени, скрывшейся во мраке возле домов. – А стрела из охотничьего колчана.

– Это товар, оставленный нам Тертуллием, – ответил Инго. – Король Бизино не прислал бы столь слабого привета.

Витязи сидели и ждали, но больше ничего не произошло; звезды медленно катились по небу на своих седалищах, объятый мраком, в глубоком безмолвии стоял замок королевский. Наконец Бертар сказал:

– Сон уже носится над хмельными ратниками короля, пора и тебе подумать об отдыхе.

И подойдя к спавшим, он разбудил Вольфа. Молодой воин проворно вскочил на ноги и провел своего господина до постели, затем, взяв щит и копье, остался со стариком сторожить у дверей, пока сероватый свет занимавшегося дня не скользнул по небу.

На этот день была объявлена большая охота. На свободной площадке перед королевскими хоромами нетерпеливо перебирали ногами кони, свора псов, с трудом сдерживаемая на ремнях сильными псарями, подавала злобные голоса, веселой толпой в ожидании короля собрались воины. Прислонившись к коню, Инго тоже ждал отъезда. Наконец и король, любивший охоту даже больше, чем добрую выпивку, пришел в охотничьей одежде, с тяжелым копьем в руке. Рога протрубили утреннее приветствие, и весело подойдя к Инго, король громко спросил:

– Как почивал ты ночью? Я только узнал, что со времени отцов ты в кровном родстве с королевой; приветствую тебя при моем дворе как родственника.

Услышав эти слова, ратники изумленно переглянулись, Инго же почтительно ответил:

– Благодарю короля, столь милостиво приветствующего меня.

– Так и быть, – продолжал Бизино, – испытай сегодня подле нас силу твоего копья.

Он сел на коня, ворота распахнулись, опустился мост, и ринулись вперед собаки, а за ними поезд вершников. Инго легко правил конем, который, подобно своему господину, радовался свободной земле под копытами. Витязь ехал близ короля, а тот внимательно вглядывался в благородный облик гостя и самоуверенную силу, с какой Инго управлял мощным охотничьим конем. Иногда Бизино ласково разговаривал с ним, как со старым товарищем, так что королевские ратники шептали друг другу: «К чему кот величает мышку тетушкой, если она у него в когтях?» Но не таково было мнение короля – ему полюбился Инго, в его ушах еще звучали благосклонные речи королевы о чужеземце, а еще помнил он о сыне, который был ему дороже всего на свете. И король подумал, что Инго действительно веселый товарищ, на которого приятно смотреть. «Почему же не делать ему добро, покуда можно терпеть его в числе живых? Есть ведь другие, смерть которых была бы для меня полезнее». Его ласка шла прямо от сердца, и с удовольствием слушал он рассказы о силе льва, которого Инго видел в башне аллеманских королей.