Поколебавшись, Бультман ухмыльнулся:

- Ни бельмеса не понимаю, но ладно... Переложив пистолет в левую руку, он воздел правую.

- Прекрасно, - сказал я. - Теперь клянись всем, что для тебя свято: никогда, нигде и никому не проговорюсь, какая именно служба просила устранить кровопийцу Фиделя Кастро.

- Ach, - раздраженно процедил Бультман, - это же просто глупо! Хуже телевизионного фильма! Смехотворно!

- Понимаю, - согласился я. - Сам так считаю. Но, коль скоро это глупо и смехотворно, значит, и вреда не будет поклясться? Правда?

- Хелм, это идиотизм! Я безо всяких клятв отродясь не выдавал заказчиков.

- Сделай милость, произнеси торжественное обещание. Рассматривай его, как личное одолжение мне. Секунду спустя немец осклабился:

- Хорошо. Клянусь и присягаю.

- Danke schon, - с облегчением отозвался я. - Теперь твое вечное и надежное молчание обеспечено, а приказ именно к этому, в сущности, сводился.

Поглядев друг другу в глаза, мы дружно рассмеялись.

- Коставердианская миссия Мэтта Хелма завершилась, - уведомил я. - Полным успехом. Выкладывай, как попал в эти богомерзкие джунгли, зачем крадешься по пятам и отчего не нападал раньше, ринувшись по дороге во всю прыть? В группе только трое надежных людей, считая меня самого, а ты, насколько разумею, ведешь не меньше взвода коммандос.

- До президента, - сказал Бультман, - дошло известие о похищенных американцах. Раэль запрыгал от беспокойства, точно таракан, угодивший на сковороду. Перепугался, что заложников перебьют, а дядюшка Сэм разгневается и урежет помощь Коста-Верде. А то и начисто прекратит ее. Кому надобен президент, не умеющий в собственной стране порядок наводить? А отдать партизанам выкуп он тоже не желал. Нельзя же снабжать противника целым миллионом долларов.

- Ага, значит, курьера просто задержали в Санта-Розалии, покуда ты набрал ударный отряд из наиболее закаленных десантников и бросился нам на выручку?

Бультман кивнул.

- А вдобавок Раэль обещал крупное вознаграждение за голову Люпэ де Монтано, если мне повезет. Мне повезло, но лишь наполовину: Монтано пал, однако не от моей руки. Выяснилось, что заложников прячут в Лабале и охраняют сравнительно малыми силами. Я помчал туда и обнаружил только груду мертвецов. Под аркой, Хелм, кто-то подрался на славу. Замечательно подрался. Не ты ли сам?

- Насыщенный выдался вечерок, - молвил я уклончиво. - И потом ты пустился вдогонку, по следам?

- Ja, чтобы защитить в дальнейшем. Я полагал, вы просто имели быть захвачены другой партизанской шайкой... Подкрадывался, выжидал удобный миг... А нарвался на засаду. И устроенную по всем правилам, кстати. Пришлось немедленно вступать в бой.

- Отриньте геройство, сударь, - усмехнулся я. - Ты профессионал. Тебе не погибать со славой надобно, а жить с удовольствием. Допустим, я устрою так, что вся честь освобождения американских бедолаг будет принадлежать господину Бультману. Поможешь мне за это обустроить одно хитрое дельце?

Двумя днями позже я сидел в гостиничном номере, посреди Санта-Розалии, дожидаясь вместе с остальными, пока латиноамериканские бюрократы и североамериканские дипломаты договорятся по щекотливому поводу, который мы предоставили. Зазвонил телефон, и голос нашего коставердианского резидента (резидент, вопреки убеждению покойной Миранды, наличествовал, только об этом не знал никто) уведомил: отсутствие доктора Арчибальда Диллмана замечено в Каньоне-де-Шелли, уже поднялся великий шум и гвалт; а сведения, которые просил я, добыты и будут исправно вручены чуть погодя.

- Вы, кстати, спрашивали, не объявлялся ли Бультман в El Palacio de los Gobernadores, - продолжил парень. - Нынче поутру вышел оттуда, побеседовав с Энрике Эчеверриа и самим El Presidents.

Глядя в заливаемое солнцем окно, я скривился:

- Возможно, это к добру. Или нет; но тогда Бультман окажется худшей сволочью со времен Иуды. Присматривайте за ним на всякий случай. Спасибо.

Временно оставаясь не у дел, я спустился по лестнице и решил пропустить приличный коктейль на площадке возле плавательного бассейна. Кое-кто из товарищей по минувшим несчастьям плескался в голубовато-зеленой, насыщенной хлором воде. Я устроился на весьма неудобном стуле, за столом с прозрачной плексигласовой крышкой, заказал напиток и быстро получил просимое. Поболтал в бокале соломинкой, позвенел тающими ледяными кубиками, попробовал. Банановый дайкири оказался неожиданно хорош.

- Нехудо подкрепиться с утра пораньше! - раздался жизнерадостный голос Глории Патнэм. - Только не много ли будет?

- Завтрак, обед и ужин, слитые воедино, - уведомил я. - Превкуснейшая штука. Хотите попробовать?

- Хорошо, закажите еще бокал.

В простом черном купальнике Глория выглядела великолепно. Усевшись напротив, она посмотрела мне прямо в глаза.

- Нужен совет, Сэм. Разумный и добрый. Дадите?

- Постараюсь, - ответил я. - Но сперва чуток выпейте, ибо не знаю, с какой стати взялись волноваться.

Принесли второй коктейль, и Глория-Джин исправно последовала моему наставлению.

- Сэм, - сказала она, - я не мстительна по природе. Не радовалась, видя Барберу тяжело раненным и страдающим. Но знала: покуда этот субъект жив, ни Джим, ни я сама не сумеем позабыть о случившемся... - Она помотала головой. - Только речь отнюдь не о нем. Ох!

Мокрое полотенце сползло с коленей женщины, шлепнулось на кафельную плитку.

- Сделайте милость, Сэм, подымите, - лукаво попросила Глория.

Я пригнулся, недоумевая, и услыхал быстрый шепот:

- Здесь можно говорить, не опасаясь, что подслушают?

- Прошу, сударыня, - сказал я, - вручая Глории увесистую махровую ткань. - Полагаю, да. Микрофоны устанавливать негде, и вряд ли игра стоила бы свеч, с точки зрения Эчеверриа. Выкладывайте.

- Я знаю, - промолвила Глория, - что ваше настоящее имя не Сэм, а Мэтт. Но привыкла думать, как о Сэме... Разрешите обращаться по-прежнему?

- Безусловно. Глория помедлила и брякнула:

- Думаете, революция, которой заправляет Рикардо, победит?

- Сейчас - едва ли. Они могут шататься по лесам, докучать правительству до бесконечности, язвить, подобно комарам, но не сверх того. Захватить целую страну весьма непросто, Глория.

- Понимаю...

- Люпэ де Монтано был, разумеется, бандюгой девяносто шестой пробы, но и бойцом опытным числился. У Рикардо же отважное сердце, а опыта - ни малейшего. Особенно по тактической части. Вспомните походную колонну, двигавшуюся на Лабаль! Пустить броневик замыкающей машиной! Ведь такого нарочно не придумаешь... Даже пожилые туристы, вздумавшие открыть огонь, потрепали бы этих вояк весьма крепко. - Глория медленно произнесла:

- Знаете, почему я любопытствую?

- Догадываюсь. Джеймс вернулся в родную колею, воспрял и жаждет принять постоянное командование над зелеными юнцами, дабы превратить их в умудренных опытом, опасных военных мужей...

- Рикардо предложил ему чрезвычайно высокий чин в Освободительной Армии Коста-Верде.

- Ну, голубушка, - засмеялся я, - подобным чинам в базарный день цена - ломаный грош. Не чин тут важен, а совсем иное.

- Понимаете, Сэм... Если я начну скандалить, рыдать, умолять, он согласится, и оставит затею, и позабудет о ней. То есть, не позабудет никогда, но смирится и уступит любимой жене. И боюсь...

- Боитесь? - ловко вставил я. - Действительно боитесь, что Джеймс послушается?

Глория посмотрела в упор, не мигая.

- Конечно. Ибо вижу, чего Джеймс хочет, к чему стремится, что позволяет ему жить полнокровной жизнью. И отвергнуть открывшуюся возможность лишь оттого, что истеричка-жена желает иметь под боком безобидного, уютного, пропадающего от зеленой тоски супруга?..

Состроив гримасу, Глория вынула из бокала соломинку, выкинула ее, отхлебнула изрядный глоток.

- Он ведь не лгал, Сэм, не пытался выставить себя лучше или чище, чем был на деле... Я знала: выхожу замуж за офицера, против собственной воли вынужденного покинуть армию; за профессионала, видящего цель и смысл бытия в... У него отняли все, буквально все, чему Джеймс обучался, к чему готовился, ради чего избрал военную карьеру. Напряженное существование, риск, возможность меряться силами с неприятелем и побеждать! Не вправе я лишать его последней зацепки! Потому и прошу совета. Если революция обречена, Джеймс, вероятно, погибнет... А как благословить его на эдакое?