Я подвинулась и села сверху на его расставленные ноги. Потянувшись ко второй ступне, я постаралась убедить себя, что смогу вытерпеть эту последнюю порцию унижения: «Просто делай, не думай об этом». Я начала целовать верхнюю часть ступни, после чего собралась с духом и охватила губами сразу несколько пальцев. На вкус они не были противными, и я осмелела настолько, что перешла к большому пальцу. Я посасывала, лизала, я благоговела перед ним. В моем мозгу крутилась лишь одна пластинка: «Это. Скоро. Кончится».

Неожиданно он запустил руку мне между ног, и я застонала над его ступней от удовольствия и удивления. Воспользовавшись моментом, он запихнул ногу глубже мне рот.

– Ты такая влажная. Губки припухли. Тебе определенно очень нравится то, чем мы сейчас занимаемся.

Я закрыла глаза, продолжая сосать, а он запускал пальцы глубже и глубже, и, к своему стыду, я поняла, что это действительно доставляет мне удовольствие.

Тишину комнаты нарушали лишь звуки того, как я посасывала его палец и как его пальцы медленно ласкали меня. Невольно я почувствовала возбуждение. Почувствовав, что дохожу до оргазма, я схватила его за руку и начала с силой засовывать его пальцы в себя. Он усмехнулся:

– После всех этих сердитых взглядов оказывается еще, что ты любишь облизывать и обсасывать мои пальцы. Тебе же нравится, когда с тобой обращаются как со шлюхой, вопреки себе самой. Правда, шлюха?

Я проигнорировала его слова и, в частности, повторяющееся слово на «ш», как он сам его насмешливо называл. Я знала, что он ждет моей реакции. Я покраснела еще больше, но он не мог этого видеть, потому что я сидела к нему спиной и волосы закрывали мне лицо. Я продолжила лизать, подумав, что, когда мой рот занят, мне необязательно говорить, а значит, я могу избежать еще больших проблем. Вместо разговоров я приложила все усилия к тому, чтобы он наконец был доволен и позволил перейти к чему-то другому. И на самом деле тяжело получить оргазм, когда все твои мысли о том, чтобы это поскорее закончилось.

Я стонала от возбуждения, когда он легко касался моего клитора большим пальцем. Несмотря ни на что, я была очень близка к оргазму. И наконец он это понял.

– Я смотрю, ты теперь в восторге от моих ног.

В раздражении я чуть ли не с яростью водила языком между его пальцами.

– Думаю, ты должна продолжать, пока не кончишь. Это было бы забавно, а?

Забавно – не то слово. Я закрыла глаза, пытаясь скрыть слезы злости и унижения. Несмотря на свою ненависть к этому процессу, я старалась извлечь из него максимальное наслаждение. Он ускорил темп и проталкивал пальцы сильнее и дальше, с каждым толчком надавливая большим пальцем на клитор. Он делал это до тех пор, пока я не упала лицом в ноги с криками наслаждения. Я знала, что завтра мне будет больно, но его жестокие, настойчивые движения действительно доставляли немыслимое удовольствие. Когда он замедлялся, оргазм потихоньку утихал, а он наслаждался своей властью надо мной, перед тем как ускориться снова. И снова.

Не знаю, как долго я лизала его пальцы, но, когда я кончила, челюсть моя болела, во рту пересохло, и я скорее хрипела, чем кричала. В конце концов я перестала замечать что-либо, кроме его руки и ноги. Я чувствовала себя комком нервов, одновременно стремящимся к тому, чтобы достичь оргазма, доставить ему удовольствие и получить наконец желанную свободу. Я могла бы умолять его об этом, но вместо этого сосала пальцы ног, пытаясь захватить их как можно глубже, лизала ступни и всем своим видом доказывала, что сделаю все, что он хочет, даже то, что час назад казалось для меня немыслимым.

Я где-то читала, что сущность сексуального унижения состоит не том, чтобы заставить партнера делать то, что он не хочет, а в том, чтобы привести его к тому, о чем он втайне мечтает. Я никогда не мечтала о подобном унижении и до сих пор краснею, вспоминая об этом. В то же время в тот раз я испытала оргазм, который был сильнейшим за долгое время. И даже после того, как он заставил меня облизать его пальцы, липкие от моих выделений (доказательство того, насколько мне понравилось необычное наказание), и притянул меня за волосы к своему члену, я не могла не думать о том, как это могло быть в следующий раз.

Как это часто бывало с Томом, ему удалось найти то, что вызвало мою бурную реакцию и о чем я думала еще долгое время – почему именно ноги были для меня такой проблемой? Мысли об этом вызывали во мне такой прилив чувств, будто это происходило со мной снова.

Слова – забавная штука. В роли подчиненной я буду пресмыкаться, умолять, скажу все, что захочет партнер. Однако некоторые слова просто застревают у меня в горле. Когда-то было нелегко упрашивать его поиметь, наказать, использовать меня, но теперь – по большей части благодаря одержимости Тома заставлять меня ради его удовольствия говорить то, что меня вгоняло в краску, – мой голос звучал уверенно, невзирая на унижение, гордость и возбуждение от того, что я доставляю ему удовольствие, унижаясь. Вот называть его Господином куда сложнее – мой голос становится тише, и, если мне это сходит с рук, я прячу лицо за волосами, чтобы не показать, насколько это для меня унизительно. И все же я могу это сделать. И делаю. И мое повиновение в конце концов приносит наслаждение и облегчение нам обоим.

Но есть слово, которое раздражает меня больше, чем царапанье вилкой по стеклу, независимо от того, насколько часто я его слышу, – шлюха.

Да. Это обычное слово. И в жаргоне БДСМ оно вовсе не считается обидным. Меня вполне устраивает моя двойственная натура: большую часть дня я независима и контролирую свои действия, а волнующими ночами я охотно подчиняюсь своему доминанту. Хотя и во второй половине дня тоже. Ну, и по утрам. Но в «шлюхе» есть нечто, что, будучи сказано даже в самый возбуждающий момент, напрочь выбивает меня из колеи, как игла, царапающая пластинку. Мужчина, который любит секс, – жеребец. Женщина, которая любит секс, – шлюха. Я понимаю, что это стандартное значение. Я знаю, что когда стою перед Томом на коленях, голая, жадно лаская его член, и он называет меня так, то имеет в виду абсолютно другое. Но все равно я не могу удержаться, чтобы не бросить на него сердитый взгляд, даже если в этот момент его член глубоко в моей глотке.

Он смеется, заметив мое возмущение. Меня трудно назвать ханжой, и есть масса других слов, которые в обществе сочтут более грубыми. Но меня они не задевают, а вот «шлюха» – особый случай. Он это знает и специально заставляет меня говорить о том, какая я ненасытная, возбужденная и благодарная шлюха, прежде чем позволить мне оргазм. И хотя в глубине души я негодую и хочу послать его куда подальше, я повинуюсь. Повинуюсь, хотя всеми фибрами души чувствую, что мне необязательно это делать. Это не самая унизительная вещь, но это больше всего задевает. Акт полного подчинения.

Так что, увидев шлепалку, я была обязана ее купить.

Приближался день рождения Тома, я уже купила пару подарков, но искала что-то еще. Символичное. Необычное. Сексуальное.

Я случайно увидела ее, рассматривая хлысты, и тут же задумалась: хороший ли это тон – подарок, от которого я собиралась получить не меньше удовольствия, чем он. Она лежала в самом углу полки, в красивой упаковке, и вдруг за долю секунды я поняла, что на ней написано, и почувствовала неприятный холодок.

ШЛЮХА.

Или, если уж быть точнее, то надпись, вырезанная на 12 дюймах устрашающе-черной кожи, присоединенной к прочной ручке, гласила «АХЮЛШ».

Я даже не могла на нее смотреть. Делая вид, что изучаю другие игрушки, я украдкой бросала на нее взгляды. Я знала, что ему бы понравился такой подарок. Понравилось бы меня им бить. Но одна лишь мысль о том, чтобы ходить вот с этим словом, отпечатанным на моих ягодицах, бросала меня в дрожь. Она была прекрасна, но я уже ее ненавидела. И знала, что из-за этого она понравится ему еще больше.