С чувством нарастающей паники я услышала первый удар еще до того, как поняла, что он встал сзади. Он прозвучал как выстрел и заставил меня подпрыгнуть. Первую долю секунды я ничего не почувствовала, подумав, что он промахнулся. А затем боль – такая, что у меня перехватило дыхание. Я ловила воздух ртом. Может, даже кричала. Глаза были полны слез. Может, он спрашивал меня, в порядке ли я. Не помню. У меня в голове стоял шум, подобный рокоту набегающих волн. Я ничего не соображала и ничего не видела и не слышала, кроме этого шума – и боли от удара. Это было гораздо больнее, чем я ожидала. Больнее, чем его ремнем или тростью. Я осознала в полной мере последствия своего подарка.
Следующий удар обрушился, когда не успели высохнуть слезы от первого. Я пыталась контролировать дыхание и не кричать. Я хотела выдержать и была слишком горда, чтобы попросить его остановиться. Я хватала воздух и чувствовала, как по щекам текут слезы из закрытых глаз, пытаясь справиться с болью, когда на меня обрушивались удар за ударом.
После, наверное, десятка ударов он остановился. Я попыталась собраться с мыслями и вернуться к реальности, понимая, что он находится сзади. Я немного трусила в ожидании продолжения наказания. Он протянул руку, поглаживая наказанную ягодицу, и даже это относительно нежное прикосновение вызывало во мне дрожь.
Я почувствовала, как он приблизился, разглядывая отметины на моей бледной плоти, как художник, оценивающий свое произведение.
– Гм, думаю, надо было бить посильнее. И следить, чтобы следы образовали квадрат, а то эффект будет неполным. Нужно было попрактиковаться на одной ягодице, чтобы убедиться. И когда я буду готов, я как следует займусь другой, на которой все должно быть как надо. Что ты думаешь?
Я старалась сдержать дрожь и закрыла глаза, чтобы он не заметил вновь набежавших слез.
– Думаю, решать тебе.
Я ощущала смех в его голосе, когда он гладил меня по голове.
– Хороший ответ, моя шлюшка.
Он вновь взял шлепалку, и я приготовилась испытать боль, но вместо этого он провел ею между моих ног.
Я едва сдержала замешательство – шлепалка скользнула, выдавая мое возбуждение. Я почти видела его улыбку, когда он стал поворачивать ее передо мной.
– Поцелуй и поблагодари меня за наказание, которому ты была так рада.
Я протянула губы к блестящей коже. Я не могла себя заставить произнести больше, чем мне было приказано.
– Спасибо за наказание. Извини, что разбудила тебя.
И тут все началось снова.
Не могу сказать, что наказание давалось мне легче. И слезы вновь лились, хотя, против желания, я все больше возбуждалась. Наконец, когда мой зад уже горел в агонии, он остановился. Я испытала облегчение, пока не поняла, что это означало: он выдерживал паузу, прежде чем нанести последний удар по моей «непострадавшей» ягодице. Меня била дрожь в ожидании, и наконец… Звук разнесся по всей комнате, я вскрикнула, руки и ноги подогнулись. Он ударил со всей силой, с размаха, попав по чувствительному месту, где начинались бедра. Я всхлипывала от боли и от облегчения. Я выдержала наказание. Он поглаживал меня по спине, бормоча что-то успокаивающее и говоря, как я ему услужила, какая я смелая и как прекрасно выглядит мой зад, красный и воспаленный.
Затем он перевернул меня на спину и отымел быстро, грубо, жестоко, доводя до исступления – как я любила, но, конечно, не при таких обстоятельствах, когда это превращалось в очередную пытку. Я корчилась от боли каждый раз, когда мой зад задевал простыню или его руки охватывали меня в попытках проникнуть глубже, и наслаждение смешивалось с болью.
Когда я видела шлепалку, тело подтверждало, что я та самая шлюха, которая нуждается в наказании.
Наконец я кончила, судорожно сжимая его член. Наслаждение заставило забыть меня о боли. Он кончил в меня, отодвинулся, и я наконец могла предаться столь долгожданному сну.
Моя правая ягодица была сплошным синяком еще несколько недель. По сравнению с ней левая была бледна и безупречна, за исключением отметки ШЛЮХА, пылающей посередине как клеймо. Это означало, что мне стоит проявлять осторожность в раздевалке и спортзале.
Я все еще не люблю слово «шлюха», но, к сожалению, Том его любит, и ему нравилась та чертова шлепалка.
Он заверил меня, что будет оставлять отметины каждый раз, будь это мой зад, внутренняя сторона бедра, на которой синяки появлялись куда быстрее и которая при наказании в позе с раздвинутыми ногами показывала, насколько я возбуждаюсь, или же, по особым случаям, моя грудь.
Когда я видела шлепалку, сердце билось быстрее, а тело подтверждало, что я та самая шлюха, которая нуждается в наказании – и в удовольствии, которое оно может принести, хотя я так и не смогла признать это вслух. Говорят, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. И если бы вы меня видели, мне нечего было бы добавить.
Глава 8
«Готова на все»
Игры с Томом продолжались несколько месяцев. Он расширял мои границы, знакомя с чем-то новым. Но к концу года темп замедлился.
Рождество и Новый год в газете – напряженное и отвратительное время. Количество страниц в газете сокращается, поскольку становится меньше новостей и ни у кого не возникает желания работать дольше обычного. Учитывая, что школы в этот период закрыты, шансы на встречу с членом парламента практически равны нулю, а предприниматели уехали на отдых, становится трудно найти подходящую тему для статьи. Если добавить, что работы нужно сдать раньше и учесть все выходные, что приходится писать сразу для двух газет, а тут еще ненавистный «Обзор года», хочется только одного: побыстрей закончить и отправиться в паб. В общем и целом, период неприятный.
К тому времени, когда я заканчиваю работу и отправляюсь встречать Рождество в кругу семьи, я обычно уже предвкушаю отдых, который, по сути, так не назовешь, так как несколько дней в тесном кругу родных и близких – это все что угодно, только не передышка. После обильной еды, прекрасных подарков и бесконечных визитов к родственникам и знакомым я готова сбежать. И именно в этот момент между Рождеством и Новым годом Том пригласил меня погостить.
Если честно, мысль о том, что я проведу пять дней, слоняясь без дела, буду возиться с собакой, смотреть телевизор, пока Том будет на работе (да-да, его праздники были еще мрачнее, чем мои), почитывать и наслаждаться шоколадными конфетами «Кволити-стрит» – плюс неизбежный секс для снятия напряжения, мне показалась великолепной. Наскоро придумав случай, который требовал моего присутствия на работе, собрав вещи и попрощавшись с родными, я уже была в машине. Знаю, я плохая дочь.
Когда я приехала, мы обнялись – обычно мы не целовались, считая, что это неуместно и слишком по-родственному. Это выглядело так, будто он снял проститутку, хотя в этом отчасти был смысл. Но как только я прильнула к нему, ощутив знакомый запах и потихоньку расслабляясь, он отстранился. Ничего не говоря, он толкнул меня на пол, ударом ноги закрыл за собой входную дверь и расстегнул ширинку.
Схватив за волосы, он поставил меня на колени, я открыла рот, и в этот момент все мысли о статьях и рождественских пьесах, организации вечеринки или о чем-то другом, кроме вкуса его члена, вылетели из моей головы.
Он пододвинулся, чтобы опереться на входную дверь, и я переползла вместе с ним, не желая и (технически, так как его руки тянули меня за волосы) не имея возможности выпустить его член. Я то полностью всасывала, то отпускала член, наслаждаясь реакцией Тома. Он кончил, оставив на задней стенке моего горла такое количество спермы, что, казалось, он тоже с нетерпением ждал момента, когда сможет выпустить праздничный пар. Очень скоро его дыхание замедлилось, и он отпустил меня.
– Это было великолепно.
Я улыбнулась. Он застегнул ширинку и помог мне встать, довольный и возбужденный оттого, что мы, очевидно, не потеряли ни минуты времени на прелюдии той части каникул, которая была связана с потрясающим сексом.