Последние слова он произносит веселым голосом, но пытается это скрыть. Интересно, намекает ли он на то, чтобы я привела с собой Дару. А затем во мне проснулась злость к самой себе за эту мысль. Между нами не было никакой неловкости, пока они двое не замутили друг с другом.

Еще одна вещь, разрушенная Дарой, потому что ей это нравилось, потому что у нее появилась какая-то жажда, какое-то влечение, какой-то заскок.

- Он чертовски сексуальный - сказала она как-то утром ни с того ни с сего, когда мы шагали по улице по направлению парка Аппер Рич посмотреть на финальную игру Фризби.

- Ты когда-нибудь замечала, что он настолько сексуально привлекателен? - спросила она, когда мы наблюдали, как он бежал по игровому полю с вытянутой рукой, преследуя ярко-красный летающий диск - мальчик, которого я знала всю жизнь, преобразовался в одно мгновение после слов Дары.

Я помню, как посмотрела на неё и подумала, что она выглядит для меня незнакомкой со своими волосами (тогда они были фиолетового оттенка) и толстым слоем тёмных теней на веках, красными губами, визуально увеличенными с помощью карандаша, длинными ногами в коротеньких шортах. Как могла моя Дара, Маленький Птенчик, Носик, любившая обнимать меня за плечи и стоять на моих стопах, как могла она превратиться в кого-то, кто использовал такие слова как "сексуально привлекателен", в кого-то, кого я едва знала, кого я боялась.

- Всё будет как в старые добрые времена, - говорит Паркер, и я чувствую сильную боль в груди, вызванную желанием вернуть нечто давно утраченное.

Но все знают, что нельзя вернуть прошлое.

- Ага, я подумаю. А потом дам тебе знать, - вру я.

Я наблюдаю за тем, как он садиться в свою машину и отъезжает, машу ему рукой, широко улыбаюсь, щурясь от солнца, и делаю вид, будто ищу ключи в сумке. Затем иду к автобусной остановке.

РАНЕЕ

- Ау, - я открываю свои глаза, бешено моргая.

Лицо Дары, с этого угла, выглядит таким же большим, как луна, если бы она была окрашена безумными цветами: угольно-черные тени на веках, серебряная подводка, и большой красный рот, как мазок горячей лавы.

- Перестань в меня тыкать!

- А ты перестань двигаться. Закрой глаза.

Она хватает меня за подбородок и нежно дует на мои веки. Ее дыхание пахнет ванильной водкой.

- Вот, всё готово. Видишь? – я встаю с унитаза, куда она меня усадила, и становлюсь рядом с ней у зеркала. - Сейчас мы выглядим, как близнецы, - весело говорит она, положив голову мне на плечо.

- Я похожа на трансвестита.

Я уже жалею, что согласилась на то, чтобы Дара накрасила меня. Обычно, я использую гигиеническую помаду и тушь - и то, это только для особых случаев. Забавно, но мы с Дарой на самом деле похожи, по большей части, но всё же, по всем параметрам она изысканней меня, лучше сложена и симпатичней, а я – несуразная и обыкновенная. У нас обеих шоколадного цвета волосы, хотя она сейчас временно покрашена в чёрный («чёрная Клеопатра», как она называет этот цвет). А до этого был образ платиновой блондинки, она красилась в рыжий и даже, хоть и на очень короткое время, в фиолетовый оттенок. У нас обеих одинаковые светло-карие глаза. У нас обеих одинаковый нос, хотя мой чуть-чуть искривлён, так как Паркер нечаянно попал в меня мячом для игры в софтбол в третьем классе. Вообще-то, я выше Дары, хоть этого и не видно - теперь она носит ботинки на огромнейшей платформе и полупрозрачное платье, которое едва прикрывает нижнее бельё, плюс колготки в чёрно-белую полоску, в которых любой другой выглядел бы по-идиотски. Между тем, я одета так, как всегда одеваюсь на бал в День Основателей: майка и узкие джинсы, плюс удобные ботинки.

Вот кое-что обо мне и Даре: мы одновременно и похожи и различаемся как небо и земля, как солнце и луна, или морская звезда и небесная звезда, - имеем что-то общее, конечно, но в тоже время целиком и полностью разные. И только Дара всегда блистает.

- Ты классно выглядишь, - говорит Дара, выпрямляясь.

Ее телефон на раковине начинает вибрировать и делает полуоборот рядом с чашкой для зубных щеток перед тем, как снова затихнуть.

- Не так ли, Ари?

- Классно, - повторяет Ариана, не поднимая глаз.

Ариана - блондинка с длинными, волнистыми волосами и чистым лицом, как Швейцарские Альпы, что делает ее пирсинг на языке, на носу и крошечный гвоздик над ее левой бровью неуместными. Она сидит на краю ванной, мизинцем помешивая свою теплую водку с апельсиновым соком. Она делает глоток и выразительно давится.

- Слишком крепкая? - спрашивает Дара невинным голосом.

Ее телефон снова начинает звонить. Она быстро отключает его.

- Нет, все прекрасно - с сарказмом отвечает Ариана и делает еще один глоток. - Я искала предлог, чтобы сжечь свои миндалины. Кому они вообще нужны?

- Всегда пожалуйста - отвечает Дара, потянувшись за стаканом, из которой делает большой глоток и передает мне.

- Нет, спасибо - отвечаю я. - Поберегу свои миндалины.

- Ну же. - Дара обхватывает меня за плечи. На своих каблуках, она даже выше, чем я со своим ростом под метр семьдесят четыре. - Сегодня же День Основателей.

Ариана встает, чтобы забрать стакан. Ей приходится идти по полу ванной, усеянному лифчиками, нижним бельём, платьями, майками, -  огромный выбор брошенной одежды.

- День Основателей, - повторяет она, передразнивая голос директора.

Мистер О'Генри не только проводит танцы в спортзале каждый год, он и принимает участие в дурацкой исторической реконструкции битвы при Монумент Хилл, после которой первые британские переселенцы объявили все земли к западу от Саскаватчи частью Британской Империи. Я думаю, что это немного политически не корректно пародировать резню кучки индейцев Чероки каждый год, ну да ладно.

- Самый важный день в году и судьбоносный момент в нашей гордой истории, - заканчивает Ариана, поднимая стакан вверх.

- Слушайте, слушайте - говорит Дара, и притворяется, будто пьёт из стакана, оттопырив при этом мизинец.

- Ей богу, лучше было бы назвать этот день Королевским днём перепихона, - говорит Ари уже нормальным голосом.

- Не так хорошо звучит, - говорю я, и Дара хихикает.

Три сотни лет назад колониалисты, искавшие реку Гудзон, думая, что нашли ее, осели на берегу Саскаватчи. Они присвоили земли ненамеренно основали город, который позже будет называться Сомервиль. Он находился примерно в пяти сотнях миль юго-восточнее, чем их изначальная цель. В какой-то момент они, должно быть, поняли свою ошибку, но, я думаю, к тому времени они уже не хотели переезжать. Есть поговорка, что-то типа: жизнь всегда забрасывает тебя туда, куда ты не ожидаешь попасть, научись радоваться этому.

- Аарон сойдет с ума, когда увидит тебя, - говорит Дара.

У нее есть сверхъестественная способность вырывать мысль из моей головы и заканчивать ее, как будто она распутывает какую-то запутанную невидимую нить.

 - Один взгляд и он забудет о своем обете воздержания.

Ариана фыркает.

- Последний раз повторяю, - говорю я. - Аарон не давал обета воздержания.

С тех пор как Аарона выбрали на роль Иисуса в нашем рождественском спектакле в первом классе, Дара была уверена, что он религиозный фанатик и поклялся оставаться девственником до брака. Идея подкреплена тем, что мы, встречаясь два месяца, не зашли дальше второй базы. Думаю, ей не приходило на ум, что проблема может быть во мне.

Когда я думаю о нем, что-то сжимается у меня внутри, на половину от удовольствия, на половину от боли. Я думаю о его длинных, темных волосах, о том, как он всегда пахнет жареным миндалем, даже после баскетбольных игр. Я люблю Аарона. Правда, люблю. Просто недостаточно сильно.

Телефон Дары снова завибрировал. В этот раз она его со вздохом схватила и бросила в маленькую блестящую сумочку с изображением черепов по всей ткани.

- Это тот парень, который...? - начала спрашивать Ариана, но Дара быстро зашикала на неё.