— Мама уехала к тетушке на денек. Мы с тобой одни… Понимаешь, вчера мне исполнилось двадцать пять. Мы думали отметить это событие, но ты пришел с работы очень поздно… Давай отметим его сегодня.

Я обескураженно молчу. Так вот почему вчера она была такой грустной… Милая, добрая моя Прекрасная Елена!

Машинально оглядываю комнату. Здесь я впервые. Все дышит чистотой и уютом… Но почему мне такая честь? А у меня и подарка нет.

Лихорадочно перебираю в памяти скудную обстановку моей комнаты.

Есть! Нашел! Тут же срываюсь с места:

— Я сейчас… Извини.

И мчусь к себе.

Лена — большая любительница книг, кое-что из них и у меня имеется. На днях приобрел по случаю замечательное издание романа «Русский лес». Леонов всегда привлекал меня своим глубоким философским мышлением, афористичностью речи, а тут вдруг — отлично изданный томик! Подписать его — дело одной минуты.

Увидев подарок, Елена вздыхает:

— Ах, Демичевский! Ну зачем это? Я же знаю, как тебе хотелось заполучить эту книгу.

Спешу развеять ее огорчение:

— Ничего. Еще достану. Лучше прочитай, что я там нацарапал.

Лена раскрывает томик, снова счастливо улыбается и неожиданно награждает меня легким поцелуем.

— Спасибо тебе за «Елену Прекрасную» и такой дорогой для меня подарок.

Мы садимся на тахту. Все так же приглушенно звучит мелодия блюза, в бокалах искрится шампанское, нескрываемой радостью сияют глаза Елены.

— Расскажи мне о себе, Демичевский. Как ты жил, кого любил?.. Сегодня я хочу все знать о тебе. Все!

В голове моей чуть шумит от выпитого вина и поцелуя. Музыка расслабляет, вызывает на откровенность. Хочется окончательно размагнититься и раскрыться, высказаться о наболевшем.

И вспоминается далекий старинный город. Тенистый парк. И девчонка на скамейке… Красивая, русоволосая, с глазами, наполненными тревогой.

«Ты не забудешь меня, Владик?»

«Что ты, Катюша! Что ты…»

«Тебе там встретятся другие девчата».

«Я даже не взгляну на них».

«Два года — это так долго!»

«Я буду писать тебе каждый день!»

И писал. Все два года армейской службы. И ни на одну из девчонок не глядел. А Катюша не дождалась, вышла замуж за другого.

Нет! Об этом не стоит говорить никому. Это мое, пусть оно во мне и останется. Я прожил в том городе почти тридцать лет. И никогда бы не покинул его…

— Ну что ты молчишь? — спрашивает Лена.

А я не знаю, что и сказать.

— Тогда потанцуем? — терпеливо предлагает она, видимо, догадываясь о моем состоянии.

И мы медленно плывем в полумраке. Рука Елены легко лежит на моем плече, глаза, не отрываясь, смотрят в мои глаза.

— Ты все еще любишь ее, — тихо полуспрашивает-полуутверждает она.

И опять не нахожу, что ответить. Врать нельзя, и правду сказать сегодня язык не поворачивается.

— Знаешь, давай не будем говорить обо мне. Все-таки героиня вечера — ты! Расскажи о себе.

Елена натянуто смеется.

— Ох, Демичевский!.. Он, оказывается, еще и плут.

Она ненадолго умолкает, потом с расстановкой начинает рассказывать:

— Мы ведь тоже не местные. Переехали из Тулы. Папа был летчиком. Его перевели сюда по службе. Ну и мы за ним… А через неделю, при испытании нового самолета, он погиб. Мама в один день поседела… Мне шел тогда всего второй годик… А теперь уже — двадцать пять! Окончила школу, институт… Вот, собственно, и все.

— Извини за нескромность, — говорю. — А почему ты не замужем?

Лена опять смеется.

— Потому что таких плутов, как ты, не встречала! — Она останавливается. — Но если серьезно — были предложения. Да душа ни к кому не лежала. Почему-то все лишь о себе и думали, о своем «я». А мне, Демичевский, не рабыней, а царицей быть хочется!

— Клеопатрой, что ли?

— Нет! Такой, как Суламифь. В любви своей — царицей. Понимаешь?

Я бестолково киваю, и мы возвращаемся за столик. Елена спрашивает:

— Хочешь кофе?

— Хочу.

Лена уходит на кухню, и вскоре по всей комнате разносится его горьковатый аромат.

— Почему ты вчера так поздно вернулся? — спрашивает она. — Что-нибудь случилось? Говорят, машину угнали. К нам в школу приходили сегодня работники ГИБДД. И участковый по квартирам прошелся.

Я улыбаюсь. Так-так… Скоро весь город будет знать, что разыскивается такси желтого цвета, номер «37–38». Это хорошо. Уж кто-нибудь да расскажет нам о нем.

— Да, — говорю. — Мы ищем пропавшее такси.

И не вдаваясь в подробности, коротко рассказываю о вчерашнем «ЧП».

— Ужас какой, — передергивает плечами Елена. — Ну у вас и работка!

— У тебя она разве легче?

— Сравнил тоже! Как ни тяжело с моими шумными ребятами, но они — дети. Я вижу, как они взрослеют, становятся умнее и добрее.

— А если не все вырастают такими? Как тот брюнет, что стрелял и магазине. Кто-то должен и с ними разбираться. К тому же я закончил юридический. Так что не будем больше об этом. Хорошо?

— Хорошо, — соглашается Елена. — Расскажи мне что-нибудь веселенькое. Уж сегодня ты обязан развлекать меня.

Я начинаю вспоминать. Но в голову лезут одни лишь криминальные истории. Лена смеется.

— Ладно, не мучься.

И берет мои руки в свои ладони.

— Какие у тебя красивые, тонкие пальцы, Демичевский.

Я весь напрягаюсь, чувствуя нежность ее рук.

— Что ж в них хорошего…

— Не скажи… Глаза или лицо могут обмануть человека. А вот руки… В них, по-моему, вся его душа… У тебя пальцы музыканта. Но ты ни на чем не играешь!

— Играю, — возражаю с улыбкой. — На гитаре играю. Да все никак не могу купить ее, а в магазинах она нарасхват.

— У тебя очень красивые пальцы, — задумчиво продолжает Елена. И неожиданно приникает к ним губами.

У меня перехватывает дыхание. Это уже не тот мимолетный поцелуй, которым она наградила меня всего несколько минут назад… Руки мои сами тянутся к этой волнующей, удивительной девушке. И я почти не слышу страстный, срывающийся шепот Елены:

— Подари мне их, подари!..

Боже мой, как стучит в висках… Я с трудом отрываюсь от ее губ и поднимаюсь, чтобы не видеть умоляющих глаз.

— Потанцуем, Лена… Давай потанцуем…

Утром Елена готовит для меня кофе.

— Спасибо за вчерашний вечер, — говорит она тихо.

Кусок бутерброда застревает в моем горле. Хорош вечер!

При первой возможности удрал, как мальчишка. А она еще благодарит!

Лена словно подслушала мои мысли.

— Не переживай так, Демичевский. Я сама вела себя глупо… А пальцы свои ты мне все-таки срисуй. Срисуй, Демичевский.

— Будет сделано, — шутливо обещаю я, лишь бы что-то ответить. — Потом можешь поместить рисунок в рамку, раз они так тебе понравились.

Пью кофе и никак не могу разобраться в себе: стыжусь, что не ответил на вчерашний порыв Лены, или сожалею об этом?

— Я провожу тебя, — говорит Лена. И я замечаю, что одета она по-дорожному.

— Куда-то собираешься ехать? — спрашиваю.

— Да… Ненадолго, — уклончиво отвечает она.

Мы выходим на улицу. Лена провожает меня до бульвара. Идем и молчим. Молча и расходимся, лишь смущенно улыбнувшись друг другу.

Честное слово, на работе легче! Там и самое запутанное дело не кажется таким уж неразрешимым. Даже «ЧП» с магазином.

Расстроенный, я сворачиваю к райотделу. Не успеваю подняться в свой кабинет, как на пороге возникает возбужденный Наумов.

— Лебедев звонил. Насчет пропавшей машины. Нашлась, говорит!

Лебедев — это наш лучший участковый. Его слову я верю, как своему. Если утверждает, что такси нашлось, значит, так оно и есть.

— Где? Где эта машина?

— Дачная, пятнадцать.

— Начальству докладывал?

— А как же! Дана команда — выезжать. Все уже в сборе.

В нашем «уазике» и впрямь не повернуться: оперативники, эксперт Губин, кинолог с собакой… «Уазик» срывается с места и мчится по улицам за город, в дачный поселок.

— Как нашли? — спрашиваю Наумова.