— Это был залог, — промолвил Вардас, взявшись за мои руки, в которых покоилось аметистовое украшение.

— Покуда вы доберетесь, чтобы его выкупить, трактирщик продаст ожерелье скупщику.

Мне показалось, или он специально не спешит забирать принадлежащее ему?

— Оно безвозвратно бы ушло от вас навеки, — пролепетала, и дернула рукой на всякий случай. — Мы с Людей не могли допустить этого.

— Ваша подруга так же приняла активное участие в спасении реликвии? — в голосе канцлера слышался смех.

— А как же? Она убедила хозяина в том, что если он не разменяет ваш кулон на наш, она ославит его до самого Дейделиса.

— С этим он не смог бы мириться! Такой удар по репутации.

Вардас перестал скрывать свое веселье. Хохотал он от души, слегка прикрывая рот рукой. Наивный. Людвика совсем не спит. Небось, стоит под дверью и подслушивает — с нее станется.

— Хозяин уже на вас пожаловался, — Вардас стал медленно ко мне приближаться. Я отступила. Однако, канцлер мою руку так и не выпустил.

— Ты знаешь, что это за вещь? — неожиданно канцлер стал серьезным. А жаль. У него потрясающая улыбка и невероятное лицо, которое совершенно преобразилось, когда он стал так искренне веселиться. И пусть морщины на щеках углубились, Майло это ничуть не портило.

— Н-нет… — я не пыталась вырвать руку. Сердце замерло и время на мгновение замедлило свой бег — черные глаза не сводили с меня своего гипнотического взгляда. Мурашки по спине забегали с новой силой. Мне хотелось убежать, и одновременно остаться.

Что за дура?

— Это наш родовой камень, — мужчина медленно сокращал расстояние между нами. — Он передавался из поколения в поколение. Каждый из Вардасов дарил своей избраннице аметист. Именно этот.

Майло кивнул на место соединения наших рук.

— Дарил прадед своей невесте. Дарил отец моей матери…

Как ужасно. Камень должен был уберечь ее от трагедии, но чуда не случилось.

— Она сняла его, — ответил Майло будто прочитав мои мысли. — В ту ночь она отдала его Бригги поиграться…

Рука Вардаса сжалась, вдавливая камень в мою ладонь. Мне стало больно. Болела не рука, душа скорбела о маленьком Майло Вардасе, который вырос, но живет с тяжким грузом той ночи по сей день.

— Мы играли с Бригги вместе. Возможно, это нам и спасло жизни. Когда пришли убийцы, мы не спали, как должны были, в своих постелях. Это дало возможность спрятаться.

— Ты не виноват! — облегчить его боль мне навряд ли удастся. Но вот найти себе путь к отступлению сейчас самое время.

— Не виноват, — согласился со мной лорд Вардас. — Но я долго прятался, пока не нашел в себе силы выползти из норы. Прятаться, оказывается, гораздо уютнее, чем встречать опасность в полный рост.

— Не надо… прошу! — моя рука непроизвольно дернулась в его ладони, от чего Майло спохватился и отпустил меня. Я хотела было отступить к окну. Но он обхватил меня руками, сильно прижавшись к моей спине.

— Майло…

— Прошу! — его горячее дыхание опалило мой висок, по телу побежали волны странной, непонятной мне стихии. — Умоляю! Обещай никогда не снимать его, даже если нам не суждено остаться вместе. Возможно завтра — я умру, или на землю вдруг вздумает упасть небо. Не снимай этот оберег!

— Я… — попыталась было возразить, но как-то слова нужные никак не шли на ум. Да и откуда тому уму взяться? Горячая рука Майло гладила мою шею, щеку. Пальцы провели по губам так, что я забыла свое имя и тот факт, что родилась бастардом, а теперь близка, как никогда, к повторению судьбы Инге.

— Обещай мне!

Он поднес к моей шее серебряную нить с аметистовым кулоном.

— Не надо… — слова, что сорвались с моих губ были похожи на лепет.

Застежка на моей шее щелкнула. Камень, чуть поблескивая во мгле глубоким звездным небом, лег на грудь с невероятной легкостью. И пусть внутри почему-то царило спокойствие и даже покорность принятия такой судьбы. Я все же очень разозлилась.

20.5

— Зачем? — повернулась я лицом, чтобы посмотреть в глаза моему пленителю. — Зачем ты сделал это?

Голос дрогнул и осип. Нервы все-таки не выдержали, и сама я совсем раскисла.

— Затем, что люблю, — прошептал Майло прямо в ухо. — Затем, что боюсь потерять. Затем, что каждый раз проклинаю себя, что не могу быть рядом, и умираю при мысли, что с тобой может что-нибудь случиться!

— Майло, — я запрокинула голову и посмотрела на мужчину серьезно, на сколько получалось за пеленою слез. — Тебя не так легко понять. To ты любишь так безумно, что готов полезть за мной в огонь, то даешь на растерзание своим врагам. Разве это и есть любовь?

— Я не стану оправдываться, Гинта, — тихо произнес Вардас и обнял. — Я не стану просить прощение — это не облегчит ни мою, ни твою боль. Все безумие мира, что ожидает нас за этой дверью может сломать и перемолоть нас, как только мы переступим порог, что бы я не делал, как бы не старался. Все, что я могу тебе предложить здесь и сейчас — это часть моей души, хотя, если бы было возможно, отдал тебе все без остатка. Я не стану давать ложных обещаний, что сделаю твою жизнь счастливой и безмятежной, но, если мы найдем в себе силы пройти по ней вместе, трудности покажутся не такими уж острыми. Ты даришь мне то, что я так долго искал — спокойствие души, может и я, какой есть, смогу подарить тебе хоть толику любви, которую ты заслуживаешь.

Все тело ныло от его объятий. Только стоили ли эти ласки и эти слова моей девичей наивности?

— Прости! — пропыхтела я в его плечо и всхлипнула. — Мне не надо было приходить сюда так поздно. Но я, правда, беспокоилась. Хотела порадовать тебя тем, что мы с Людей спасли твое ожерелье…

— Гинта…

— Мне стыдно за свое поведение, и страшно. Ведь еще ничего не закончилось.

— Гинта, чтобы не случилось, — Вардас говорил серьезно, а губы обжигали мои холодные ладони поцелуями. — Я не оставлю тебя. Слышишь? Никогда. Но, умоляю, ты должна мне верить. Всегда.

— Майло, боюсь — я не могу…

— Ты права… — он прижался к моим пальцам лбом, я чувствовала его тяжелое дыхание, — Все должно быть по правилам. Завтра мы пойдем в храм…

— Глупый… — слезы почти высохли, я взяла его лицо ладонями и притянула к себе.

От рук Майло быстро перешел к моей шее, к губам. Спина выгибалась под его пальцами, чувствуя властные прикосновения. Голова кружилась оттого, что поцелуи перехватывали каждый мой вздох. Ласки эти все глубже погружали меня в какой-то совсем незнакомый манящий мир, где я уже не помнила себя и того, что было со мной раньше. Хотелось просто забыть обо всем и навеки тут остаться.

Сброшенное платье осталось лежать на полу, а кровать, совсем не подходящая для первой ночи любви, приняла наши разгоряченные тела. Я прикрывала ладонью рот, чтобы сдержать стон от очередной сладкой ласки, совершенно не заботясь о том, где мой возлюбленный мог обрести такие знания, по укрощению девичьего естества. Просто наслаждалась его присутствием, близким, как никогда. Дарила ему ответные ласки, как понимала и чувствовала сейчас, в этот звенящий момент откровения.

Его грубые руки были сильны и настойчивы, лаская шею, грудь, живот. Губы находили все новые и новые пути по моему изгибающемуся телу, извлекая из него протяжные стоны сладострастия.

Наконец он сжал меня, будто стараясь стать со мной единым целым, и я почувствовала, как надвигающаяся жаркая волна охватила все мое тело, мелкой дрожью пройдя от кончиков пальцев ног, до непослушных рыжих кудрей на макушке.

Мы лежали вдвоем в тишине, слушая как свистит ветер в каминной трубе. Но все было уже не так, как в старом замке. Мы были так близки, что я, припав к его широкой груди. слышала размеренное биение непокорного сердца. Я чувствовала, что теперь принадлежу ему, а он… Что бы там ни было, Вардас — мой мужчина. Мой путь — это его путь, а его путь — моя дорога жизни…

От этой мысли стало очень спокойно и легко. Я даже усмехнулась:

— Знаешь, а ведь там за дверью. наверное, Людя…