– Тогда будь со мной добрым и мягким. Мне тяжело достаются наши ссоры. Я не хочу, чтобы наш брак превращался в череду ссор и примирений.

Габриель напрягся:

– Обещаю, я найду способ, как нам поладить.

– Не надо искать способы. Не надо подстраиваться под меня и подлизываться ко мне. Просто расскажи, что? с тобой.

– Расскажу. Обещаю.

– Расскажи сейчас. – Ее голос звучал жестко и требовательно.

– Джулианна, пожалуйста, – шепотом взмолился Габриель. – Я же постоянно тебя прошу: дай мне еще немного времени.

– Чтобы ты принял какое-то важное решение один, без меня?

– Я не стану ничего делать, предварительно не обговорив с тобой. Но разве у тебя не бывало, когда ты хотела в чем-то разобраться сама? Что-то решить для себя. Ты не сможешь решить за меня. – Он покачал головой. – Джулианна, я прошу проявить ко мне капельку сочувствия.

Чувствовалось, Габриель не юлил. Во всяком случае, глаза его были искренними.

– Хорошо, я дам тебе еще немного времени. Но я настоятельно прошу тебя позвонить доктору Таунсенду. – Габриель приготовился возразить, однако Джулия не дала ему и рта раскрыть. – Я не приму твоего отказа. Ты должен рассказать о своих тревогах либо мне, либо ему. Но, Габриель, ради спокойствия нас обоих, не носи это в себе.

Он медленно выдохнул, потом кивнул.

Габриель проснулся еще до восхода солнца. Когда он покидал номер, Джулия продолжала спать. Ему очень не хотелось уходить из ее теплых объятий, но были дела, которыми он не мог пренебречь. Чем быстрее он соберет всю необходимую информацию, тем ближе окажется решение.

Во всяком случае, он так надеялся.

Днем у него была запланирована важная встреча с dottore Витали – директором Галереи Уффици. Габриелю сильнее, чем прежде, хотелось продемонстрировать Джулии, как сильно он ее любит. И не наедине, а в присутствии множества людей.

Выйдя из отеля, Габриель поймал себя на мысли, что ему очень нравится утренняя Флоренция, когда улицы еще тихи и сонны. Потом город проснется и заживет в своем привычном ритме.

На площади Синьории он зашел в кафе Музея Гуччи, взяв чашку эспрессо и сладкую булочку. Расположившись на террасе, он принялся завтракать, просматривая номер «Ла национе». Первым пунктом деловой программы Габриеля был приют и серьезный разговор с Еленой.

В десять часов утра он позвонил в двери приюта. Елена удивилась его раннему визиту, но еще сильнее ее удивила цель визита.

Елена поблагодарила Габриеля за заботу о Марии. Если он хочет помочь малышке, они с удовольствием примут от него деньги на детского психолога, который занимается с Марией, пытаясь восстановить ее речь.

Когда Габриель спросил о возможности удочерения, Елена рассказала ему, что в Италии на этот счет достаточно строгие правила. Детей отдают только супружеским парам, прожившим в браке не менее трех лет. Даже если бы они с Джулианной решили удочерить Марию, итальянское правительство не дало бы им разрешения.

Из приюта Габриель уходил в более умиротворенном состоянии. Он оставил ощутимую сумму на лечение Марии и попросил Елену, если возникнет необходимость, без колебаний обращаться к нему.

Погруженный в свои мысли, он забрел в кафе неподалеку от базилики Санта-Кроче. Вопреки обыкновению, он не стал разглядывать красивых женщин, проходящих мимо, а сделал несколько звонков по мобильному телефону. Он позвонил своим знакомым флорентийским интеллектуалам – людям состоятельным и семейным – и предложил им поддержать приют, взяв оттуда детей на воспитание или усыновление.

Ответы поражали словесной изощренностью, за которой люди скрывали свое «нет». Все безоговорочно соглашались оказать приюту финансовую поддержку, но ни одна супружеская пара не выразила готовности взять ребенка на воспитание. Об усыновлении вообще не могло быть и речи.

Причины были самыми убедительными. Это в очередной раз заставило Габриеля задуматься о редком милосердии, проявленном Грейс и Ричардом. Они ведь тоже могли бы найти великое множество убедительных причин, чтобы не усыновлять его. Могли бы, но решили по-другому.

Джулианна проснулась в тишине номера. Кровать была пуста, но Габриель оставил ей стакан воды и записку.

На обороте Габриель воспроизвел стихотворение Э. Э. Каммингса, которое так и называлось «Люблю свое я тело, когда оно с твоим».

Джулия читала и перечитывала стихотворение, пытаясь представить, какие дела подняли ее мужа в такую рань.

Ее грызло чувство вины. Габриель был прав: Мария нуждалась в семье, где к девочке будут относиться с любовью и заботой. Джулия понимала, почему муж так привязался к этому ребенку.

На нее вновь нахлынуло беспокойство по поводу ее докторантуры и карьеры. Сколько она ни пыталась, не могла отделаться от мысли, что она просто эгоистка, которой образование дороже благополучия ребенка.

Тем не менее она и сейчас считала неправильным увозить маленькую Марию в чужую страну и чужую семью. Особенно сейчас, когда Джулия не знала, какие тревоги снедают Габриеля.

«Быть может, он не хочет тянуть с обзаведением детьми и готовит почву, чтобы сказать мне об этом».

Покрутив эту мысль в мозгу, Джулия отбросила ее. Габриелю тоже хотелось, чтобы она окончила докторантуру. Он не собирался осложнять ей жизнь.

Она потратила столько усилий, чтобы попасть в докторантуру. Его вчерашние слова о «Джулианне, которую он знает» глубоко ранили ее. Всю свою жизнь Джулия старалась быть понимающей и сострадательной. Но быть хорошим человеком не значит отказываться от своих мечтаний и планов.

Как бы ей ни хотелось помочь Марии, Джулия просто не могла согласиться на удочерение ребенка. Не сейчас. Возможно, года через два, когда они получше познакомятся с малышкой, а Джулия уже будет на четвертом курсе докторантуры. В это время докторанты обычно составляют план своей диссертации и приступают к ее написанию. Джулия смогла бы сочетать ученые занятия с материнскими обязанностями.

Во всяком случае, она так думала.

Джулию не покидало беспокойство о муже и тайных демонах, терзавших его. Почему он до сих пор скрытничает?

Взяв с ночного столика мобильник, она быстро набрала эсэмэску.

Джулии захотелось сделать какое-нибудь доброе дело, проявив сострадание к тем, кто в нем нуждался. Она оделась и решила отправиться на поиски бездомного, которому однажды подала милостыню. Это было почти два года назад, когда она впервые приехала во Флоренцию вместе с Габриелем.

Она прошла весь центр города, так и не найдя бездомного старика. На ее расспросы люди пожимали плечами и качали головами. Никто не видел человека, соответствующего ее словесному портрету.

Пока Джулианна, сидя в баре «Персео», заедала свои неудачные поиски лимонным мороженым, Габриель заканчивал разговор с Массимо Витали. Вернувшись в отель, он застал номер пустым, но в воздухе пахло апельсином – запахом туалетной воды Джулии.

Он стал вспоминать их первую поездку во Флоренцию. Воспоминания были счастливыми. Одну стену в этом номере Габриель с удовольствием превратил бы в место поклонения. Он вспоминал те дни. Сколько усилий он тогда приложил, чтобы завоевать доверие Джулианны. И вдруг перед глазами промелькнула другая картина. Габриель увидел, какой была бы его жизнь без нее. Холод, пустота, никчемность.

Ему надо немедленно разбираться со своими проблемами, иначе трещина между ним и Джулией будет и дальше расширяться, пока он не потеряет свою Беатриче.