— У тебя есть секреты, Рен. Я знаю о них, но никому не рассказываю. Ты удивлена, почему я никому не раскрываю твоих секретов? — прошептал Риз, присаживаясь на корточки перед Рен, которая по-прежнему жалась в углу, не в силах оправиться от ужасного зрелища, свидетелями которого их сделал ее отец.

Рен заплакала и, наконец, подняла голову над согнутыми коленями. Щеки ее были в красных пятнах и мокрыми от слез. Черные волосы превратились в кудрявый спутанный беспорядок. Белая ночная рубашка идеально облегала формирующееся тело. Риз перевел взгляд на ее грудь, любуясь растущими округлостями, когда влетевший в окно порыв ветра коснулся их, заставив ожить соски. Ее невинность по-прежнему очаровывала и влекла к себе. Риз замер на секунду, чтобы в очередной раз восхититься ею. Он не понимал, почему эта чистота заставляет его жаждать чего-то большего.

— Ты даже не пытался помочь ей! — выкрикнула Рен, глядя на Риза. Она казалась шокированной его бездействием и равнодушием при виде того, как мужчина с ненавистью и презрением избивает его мать.

— Ты тоже. А теперь вставай, Рен. Пришло время для сказки на ночь.

Глаза Рен округлились, едва она вспомнила о том дне, когда все изменилось.

Не все ангелы — Божьи любимцы. И они, безусловно, не так безупречны, какими кажутся на первый взгляд.

Риз сидел, глядя на распростертое на кровати обнаженное тело Рен. Ему не нравилось то, что у нее сбриты волосы в интимных зонах. За это она заслуживает сурового наказания. Рен принадлежит ему, и настало время ей понять, что это значит.

Риз не смог найти веревку в ее доме, поэтому воспользовался строительным скотчем и, смотав запястья Рен, закрепил их за изголовье кровати. Каждую ее ногу он тем же скотчем примотал к изножью. Теперь эта свежевыбритая киска с тонкой дорожкой волос на лобке смотрела прямо ему в лицо, умоляя быть съеденной. Но Риз сдерживал себя, понимая, что она должна прийти в сознание, прежде чем он возьмет ее так, как мечтал последние десять лет.

На несколько минут его охватило волнение, потому что Рен все еще не приходила в себя. Риз испугался, что мог вызвать у нее сильное сотрясение мозга или даже, что еще хуже, кровоизлияние.

Наконец она открыла глаза и испуганно посмотрела на него, инстинктивно пытаясь прикрыться руками. Но у нее не получилось. Они были связаны Ризом. Он позволил себе улыбнуться и вытащил из заднего кармана моток скотча, заметив, что Рен отрыла рот в попытке закричать. Он быстро вскочил на кровать, оседлал ее обнаженное тело, зажал рот ладонью и, зубами оторвав от мотка кусок клейкой ленты, залепил ей рот, чтобы она не могла говорить. Не сейчас. Ей нужно немного успокоиться и осознать, что от нее здесь ничего не зависит. И никогда не зависело. Главным всегда был он.

Риз слез с кровати, решив, что не сможет удержаться, чтобы не погрузиться в сладкое тепло между ее ног и не вдохнуть самый восхитительный из запахов, который только можно себе представить. Он пока откажет себе в удовольствии, которого так сильно желал, потому что понимал — ее нужно немного подтолкнуть к дальнейшим действиям, но для этого ему сначала необходимо услышать от нее всего несколько слов. Во-первых, ей нужно успокоиться. Во-вторых, он должен сломить ее волю и превратить в ту, кем она когда-то была — в маленькую девочку, сжимавшуюся в углу их спальни и цеплявшуюся за веру и молитву, когда, на самом деле, в ее жизни была единственная неизменная величина — это Риз. Пусть он кровожаден и безумен, но его чувства к ней ни с чем не сравнимы. Она считала его отвратительным чудовищем и была уверена, что демоны, с которыми он неразрывно был связан, с радостью заберут его к себе. Но никогда даже предположить не могла, что для нее все обернется так плохо.

Риз приблизил свое лицо к розовой плоти ее киски с аккуратно выбритым островком волос на лобке. Он снова вдохнул через нос, позволяя ее природному запаху, смешанному с ароматом мыла, пощекотать его ноздри. Сердце и член Риза до предела заполнились кровью, но извечный его спутник — гнев — угрожал разрушить эту идиллию и сыграть пьесу по собственному сценарию. Эту часть себя Риз не мог контролировать. Он нуждался в сладостном освобождении. Он нуждался в любви, о которой молил много лет назад, но даже такая любовь для него была потеряна. Он должен заставить ее увидеть то, что между ними существует — до сих пор существует — пока еще не слишком поздно.

Опустив свое чудовищно раскрашенное лицо на ее обнаженное бедро, Риз старался запомнить каждую складочку, мысленно рисуя себе идеальное эротическое воспоминание, обжигающее своей безупречностью. Он начал подниматься выше по изгибам тела Рен, понимая, что если сейчас не позволит себе насладиться ее красотой, то его подлая вторая натура выйдет на первый план и украдет этот момент. Он не хотел этого. Его несущие угрозу руки двинулись вверх по бедрам, к животу Рен, а потом переместились к округлостям ее груди. Ризу потребовалось собрать в кулак всю свою силу воли (до этого он был уверен, что ее не осталось), чтобы не наклониться и не начать их сосать до тех пор, пока соски не станут красными и набухшими от желания. Вместо этого он изучал изгибы ее тела легкими прикосновениями шершавых пальцев.

Из глаз Рен снова покатились слезы. Время от времени она пыталась высвободить запястья и лодыжки, но вскоре поняла, что целиком и полностью находится во власти Риза. В глубине души она была ему благодарна за то, что в этот момент в нем не было грубости и злости по отношению к ней. Его руки двигались по ее телу так, как она всегда мечтала и о чем молилась.

Но это было совсем не то, чего она хотела. Она хотела, чтобы кто-то хороший любил ее, восхищался ею. Не такого финала она ждала для себя. Рен была уверена, что, в конце концов, рядом с ней будет мужчина вроде Константина — преданный и порядочный. Но вместо этого она оказалась привязанной к кровати и терпит прикосновения человека, способного на самые ужасные поступки. Поступки, которые она видела собственными глазами.

Риз всем телом скользнул вверх, пока черное, раскрашенное под череп лицо не оказалось в сантиметре от лица Рен. Он приблизился губами к полосе клейкой ленты, сковывающей ее губы, и, нежно прижавшись к ним, зарылся руками ей в волосы. Рен не могла понять, почему ей хотелось освободить губы от заклеивающей их ленты. Это было неправильно. Он был плохим. Ее душа навечно покрыта шрамами из-за того, что случилось, но все, о чем она могла думать в эту секунду, это о том, что гребаная лента мешает ей почувствовать его полные розовые губы.

Нет. Она не может допустить этих чувств. И не даст им волю. Ей нужно оставаться сильной. Рен понимала, что ее жизнь и так уже загублена из-за прошлого. Были моменты, когда она оправдывала поведение Риза, а в следующую секунду уже проклинала его. Эмоции словно раскачивали ее на качелях. Рен никогда не могла определиться со своими чувствами и всегда приходила к единственному выводу: ее жизнь безнадежно испорчена и никогда не сможет измениться, как и у тех, кому она помогала. Она просто притворяется обычной женщиной.

— Если я отклею скотч, ты обещаешь быть хорошей девочкой? — спросил Риз, вытирая подушечками пальцев слезы с ее лица.

Рен была благодарна ему за это. От холодного воздуха небольшого кондиционера, включенного в комнате, она практически заледенела. Риз улыбнулся, понимая, что его доброта долго не продлится. Пусть насладится ею, пока есть возможность. Он безжалостно сорвал изоленту с ее рта, повреждая кожу губ. Рен всхлипнула, делая очередную попытку пошевелить руками и прижать их к лицу. Бесполезное и просто рефлекторное движение. Риз с восхищением наблюдал, как из ранок на губах начала сочиться красная жидкость, и тут же склонился к ее рту, чтобы высосать ее, почувствовать вкус и напиться женщиной, которая единственная могла утолить его голод.