Когда дорога стала совершенно разбитой, таксист, отказавшись ехать дальше, высадил ее из машины. Лиззи, прежде чем покинуть аэропорт, выяснила у водителя, сколько будет стоить их поездка, так как ей приходилось считать каждый пенни, и взяла у него визитку с телефоном. Она собиралась вызвать такси, после того как устроится в этом отеле. Ей надо было поехать в город, встретиться с Илиосом Маносом и заключить с ним контракт.
И вот теперь Лиззи неподвижно смотрела на изрытую колесами землю, где когда-то стояла гостиница, а затем, подняв голову, взглянула на оконечность мыса, где жесткая редкая трава сливалась с зимним серым Эгейским морем. Свежий ветерок, подувший ей в лицо, показался ей соленым на вкус. Или солеными были ее слезы?
Она не могла понять, что происходит. Бэзил заверил ее, что она имеет в этом здании долю, составляющую двадцать процентов, — а именно два номера, каждый стоимостью двести тысяч евро. Но сейчас стоимость этих комнат не имела никакого значения, потому что эти комнаты исчезли, вместе с самой гостиницей.
И что же ей теперь делать? В кошельке у нее было пятьдесят евро, ей негде было остановиться, здесь не было никакого транспорта, на котором она смогла бы добраться до города, и никакого жилья. Вообще ничего. У нее было только письмо с угрожающим содержанием. И ей надо было разобраться с этим письмом — и с мужчиной, который ей угрожал.
Если бы кто-нибудь сказал, что Илиос Манос был в плохом настроении, то это было бы очень мягко сказано. Илиос, подобно Зевсу-громовержцу, метал громы и молнии, когда приходил в ярость, и этот ураган мог разрушить все, что вставало на его пути. Так было и сейчас.
Причиной его гнева на этот раз был кузен Тино. Он уже пытался вытянуть деньги из Илиоса посредством незаконного использования земли их деда, но ему это не удалось. Теперь Тино придумал другой способ шантажа — оспорить право наследства своего старшего двоюродного брата. Он заявил, что дед настаивал на том, чтобы Илиос женился. Если этого не произойдет, то земля достанется ему незаконно, потому что она должна передаваться от семьи к семье через мужскую линию. Конечно, Илиос это понимал, как понимал и то, что рано или поздно ему надо будет произвести на свет наследника.
Сначала Илиос решил проигнорировать угрозу Тино, но адвокаты предупредили его, что кузен может затеять долгую судебную тяжбу, которая потребует больших материальных затрат, и поэтому лучше от Тино откупиться.
Илиос страшно разгневался:
— Поддаться на шантаж Тино? Никогда!
До него, словно издалека, донеслись слова адвоката. Тон его был извиняющимся.
— В таком случае, может быть, вы подумаете о том, чтобы найти себе жену?
— С какой стати? — возмущенно воскликнул Илиос.
— Вашему кузену нечего терять, а у вас намечается очень крупный проект. Вы рискуете потерять много времени и денег в этом бесконечном судебном процессе.
Адвокат предложил ему взять «тайм-аут» и спокойно обдумать ситуацию. Возможно, он надеялся, что Илиос согласится отдать Тино один миллион евро, который требовал его кузен, — ведь это была небольшая сумма по сравнению с миллиардами, которыми владел Илиос. Но адвокат не понимал главного. Тино хотел поживиться деньгами, которые сам не заработал. И Илиос решительно не мог этого допустить.
Охваченный яростью, Илиос вышел на улицу и, схватив топор, стал рубить старое больное оливковое дерево. И вдруг увидел, что по дороге, в его направлении, движется такси. Водитель остановился, высадил пассажира, а затем, развернувшись, уехал обратно.
В старой каске с логотипом «Манос констракшн», белой футболке и джинсах, заправленных в грубые сапоги, Илиос был похож на местного рабочего. Бросив топор, он отошел от дерева и увидел Лиззи, смотревшую на море. Илиос остановился, скрестив руки на груди.
Она снова взглянула на землю, разровненную гусеницами экскаватора, где совсем недавно еще стоял дом, и застыла на месте. Перед ней стоял незнакомый мужчина и смотрел на нее.
— Вы вторглись в чужие владения. Это частная земля.
Он говорил по-английски! Но слова, которые он произнес, были злыми и враждебными. И это заставило Лиззи ответить ему с такой же враждебностью:
— Часть этой земли принадлежит мне.
Конечно, это была не совсем правда. Но, как совладелец гостиничных номеров, она, наверное, владела и частью земли, на которой было построено здание. Лиззи не знала досконально юридических законов Греции, касающихся вопросов собственности, но этот мужчина так резко с ней заговорил, что она почувствовала: ей надо защищать себя и отстаивать свои права. Что ж, она совершила ошибку. Мужчина, опустив руки, продемонстрировал ей мускулистый торс, обтянутый взмокшей, в грязных пятнах футболкой. Мужчина шагнул к ней.
— Земли Маносов никогда не принадлежали кому-либо, кроме Маносов.
Он был страшно разгневан. Его золотистые орлиные глаза, опушенные густыми черными ресницами, пронзили ее насквозь, и Лизи почувствовала себя беспомощной жертвой. Охваченная паникой она попятилась назад и, зацепившись за кочку поросшую жесткой травой, потеряла равновесие.
Но Лиззи не упала — мужчина успел подхватить ее. Жесткие пальцы крепко сжали ее руку, обтянутую рукавом пиджака. Взгляд скользнул по ее телу. В этом взгляде было нечто хищническое, мужское — и это взбесило ее. Он смотрел на нее так, словно… словно был мифическим богом, обладающим правом использовать любое беззащитное женское тело для своего удовольствия, когда только пожелает. Такой мужчина мог только брать, но не отдавать.
Спасая ее от падения, он невольно сдвинул назад свою черную широкополую шляпу, и она увидела, что у него густые черные волосы. Лизи была высокого роста, но этот грек был гораздо выше ее — больше шести футов.
Подхватив Лиззи с небрежной легкостью, он прижал ее к себе. От него исходил запах земли, тяжелой работы и мужчины. И откуда-то из подсознания, из потаенных глубин ее души, поднялись воспоминания: отец держит ее на руках, в саду, возле их любимого родного дома в Чешире. С высоты его роста она смотрит вниз — на мать, играющую с двумя младшими сестрами, — и весело смеется. Это были такие чудесные годы — она чувствовала себя защищенной, счастливой, любимой…
Но этот мужчина не был ее отцом. И с этим мужчиной у нее не могло быть никакой безопасности, защищенности, а тем более — любви!
— Отпустите меня! — гневно воскликнула Лиззи.
Илиос не привык к тому, чтобы женщины требовали их отпустить, когда он их обнимал. Совсем наоборот. Обычно женщины — особенно такие, как эта: эгоистичные, поверхностные, корыстолюбивые, — сами стремились завлечь его в интимные ситуации. Наверное, именно поэтому он с такой неохотой отпустил ее.
Когда она попыталась освободиться от него, он почувствовал ее запах, тонкий и почти неуловимый. И внутри его вспыхнуло горячее чувство, незнакомое и будоражащее. Желание? Неужели он захотел такую женщину, как эта? Это невозможно. Он резко отпустил ее, отступив назад.
— Вы кто? — дрогнувшим голосом спросила Лиззи, пытаясь обрести равновесие— моральное и физическое.
— Илиос Манос, — коротко сказал ей Илиос.
Этот мужчина был Илиосом Маносом? Тем человеком, который прислал ей письмо? Сердце Лиззи подпрыгнуло к самому горлу.
— Илиос Манос, хозяин этой земли, на которой вы не имеете права находиться, мисс Верхэм, — мрачно произнес Илиос.
— Откуда вы знаете мое имя? — Этот вопрос сорвался с ее языка, прежде чем она успела подумать.
— Ваше имя написано вот здесь, — коротко заметил Илиос, указав на ее небольшую дорожную сумку, к которой была прикреплена яркая цветная багажная бирка. Лиззи совершенно забыла про нее.
— А что случилось с гостиницей?
— Я приказал ее снести.
— Что? Почему? Вы не имели права! — Она не могла поверить его словам и от этого еще больше разозлилась, но вместе с тем — непонятно почему — еще острее стала ощущать его близость. Будто в ней возникло новое, совершенно непрошеное чувство, предназначенное исключительно для того, чтобы ощущать все, относящееся и принадлежащее ему. От мельчайших морщинок вокруг глаз, когда он прищуривал их, до формы губ, когда он говорил. Но острее всего она ощущала его мощное мужское тело.