«Выбор? Он ошибается, — уныло подумала Лиззи. — У меня нет никакого выбора».

Ей удалось высоко держать голову, когда она произнесла:

— Очень хорошо. Я выйду за тебя замуж, хотя в твоих расчетах есть один недочет.

— Какой? — требовательно спросил он.

— Ты сказал, что вилла Манос и ее земли должны передаваться от отца к сыну, — заметила Лиззи.

— Так и будет, — согласился Илиос. — Мы живем в двадцать первом веке. Ребенок может быть зачат даже без встречи его родителей, не говоря уже о женитьбе.

— Но что ты скажешь о любви? — Лиззи не могла остановиться. — Ты можешь влюбиться, и тогда…

— Это никогда не произойдет. Я не верю в то, что ты называешь «любовью», и не хочу верить. Ни от одной женщины я не хочу иметь детей. Зачем? Чтобы она, на определенном этапе, использовала их как пешки для собственной выгоды?

Голос его стал резким, и Лиззи поняла, что это опасная тема, волнующая Илиоса, в чем, как она догадывалась, он ни за что не признается.

Но… не верить в любовь?..

Лиззи содрогнулась, представив себе столь холодное и пустое существование. Любовь могла ранить человеческое сердце очень сильно, но она была такой же непременной составляющей человеческой жизни, как воздух и вода…

— Настанет время, — продолжил Илиос, — и я стану отцом одного или двоих сыновей. Они будут нести мои гены, а также гены той женщины, которая изъявит желание стать суррогатной матерью и выносить моих сыновей. Эта женщина не будет знать, кто я такой, потому что это не ее дело. Мои сыновья вырастут со мной, зная о том, что я их отец.

— Но они никогда не узнают своей матери! — Лиззи не смогла скрыть своего шока. — Разве тебя не волнует, как это может сказаться на них?

— Нет. Потому что они будут знать, что их рождение было запланировано, что они мне нужны. Я расскажу им об их предназначении. И главное — ни одна женщина не сможет использовать их в своих меркантильных интересах. С каждым днем они будут постигать, что это значит — быть Маносами, и настолько будут заняты этим, что не заметят отсутствия в своей жизни женщины, которую могли бы называть «мамой». В отличие от многих детей, они никогда не обнаружат, что мать, которая, казалось, любила их больше всего на свете, совсем не…

Может, поэтому он отказывается верить в любовь?

— Это случилось с тобой? — тихо спросила она.

Ее тихий голос пробудил давнюю, глубоко запрятанную боль в его душе, которую он отказывался признавать. И это вызвало в Илиосе ярость. Он разозлился на себя — за то, что он такой уязвимый, и на Лиззи — за то, что она тонко это почувствовала.

— Не надо строить из себя психоаналитика. Не трать попусту свое время и свою жалость. Все, что я хочу от тебя, — это возвращения долга. Ни больше ни меньше, — холодно сказал Илиос.

«Впечатлений сегодня было более чем достаточно», — устало признала Лиззи. Физическая и эмоциональная усталость нарастала с каждым пролетавшим километром, глаза слипались, а разум лихорадочно искал средства спасения от сна, будто это хоть ненамного могло отдалить то, что ждало ее впереди.

«Я добился того, чего хотел, так почему же не испытываю триумфа?» — не мог понять Илиос.

Зато его кольнуло другое чувство, совсем незнакомое, когда Лиззи снова уснула. Он взглянул на нее.

По крайней мере, она будет удобной женой — именно поэтому он придумал такой способ заставить ее выплатить долги. Это вполне логичное и разумное решение, и гордость его была удовлетворена. Именно поэтому он и предложил ей денежный «бонус». Другой причины не было. Он совершенно не испытывал сострадания к ее семье. Просто Илиос Манос — не тот человек и никогда не будет другим. Если Лиззи Верхэм оказалась жертвой обстоятельств, а не своей жадности, как она уверяла его, разве это волнует его? Нисколько. Он не должен взваливать проблемы других на свои плечи. Он должен заботиться о самом себе. Потому что он живет один. Одинокий человек. И ему так удобно.

Илиос вдавил педаль газа. Лучше он будет смотреть на дорогу, чем размышлять о женщине, спавшей рядом с ним. И его совершенно не волнует, что она спит в такой неудобной позе, неловко повернув шею. Но нога его уже нажала на тормоз, прежде чем он успел приказать себе не делать этого.

Некий инстинкт подсказал Лизи, что что-то изменилось и ей надо проснуться. Она ощутила какой-то запах — незнакомый и будоражащий и вместе с тем знакомый и желанный, а также тепло другого тела, склонившегося над ней, и прикосновение руки. Медленно она открыла глаза, и сердце ее забилось, когда она поняла, что практически лежит на переднем сиденье автомобиля, и Илиос склонился над ней. Приглушенный свет салона упал на его лицо. Черты его были совершенными.

В ней возникло непреодолимое желание прикоснуться к нему, провести пальцами по точеным чертам его лица. Ей показалось, что перед ней — мраморная скульптура, созданная непревзойденным античным мастером.

Лизи отчаянно дернулась, попытавшись сесть, охваченная паникой от близости Илиоса и неожиданных образов, возникших в ее воображении.

— Не двигайся! — жестко скомандовал он, и в глазах его блеснули золотистые искры.

Может, он был греческим царем Мидасом — и все, к чему бы он ни прикасался, превращалось в золото, включая еду и воду? Даже его сын превратится в золотую статую, лишив возможности вернуть свою любовь. Может, именно это и произойдет с Илиосом? Может, обстоятельства его рождения и обязанность хранить семейную реликвию лишили Илиоса способности любить?

— Не надо дергаться, как нервическая девственница. Я просто разложил твое сиденье, чтобы ты могла удобно спать. К тому же так будет безопаснее.

— Спасибо, — смущенно пробормотала Лизи.

Снова садясь за руль, он холодно произнес:

— Нет нужды благодарить меня. Если бы ты упала на меня, то моя безопасность тоже оказалась бы под угрозой.

Лиззи пришлось встряхнуть себя: «Конечно, он думал лишь о собственной безопасности».

Илиос заметил, как она отпрянула от него — совершенно инстинктивно и непроизвольно. Но это его явно не тронуло. Нисколько. Сексуальная близость между ними могла еще больше усложнить ситуацию, и ему это было совсем не нужно. Он взглянул в темное окно. Наверное, ему надо дать это понять англичанке.

Снова тронув автомобиль, он бесстрастно сообщил Лиззи:

— Я хочу уточнить, что наша женитьба будет чисто деловым соглашением. Если ты думаешь, что к твоему денежному бонусу добавятся сексуальные отношения, то ты глубоко ошибаешься. И я предупреждаю тебя об этом. — Лиззи судорожно вздохнула, чуть не захлебнувшись от унижения и гнева, а Илиос тем временем невозмутимо продолжал: — Мне не нужны ни твое тело, ни твоя страсть.

«Теперь она четко знает мою позицию, — решил Илиос. — И я не буду так остро реагировать на ее близкое и совсем нежелательное присутствие».

Теперь, когда автомобильное сиденье было удобно разложено, Лиззи не смогла уснуть. И это было очень досадно. Нащупав кнопки, на которые нажимал Илиос, она снова подняла спинку сиденья и сообщила ему как можно более холодным и деловым тоном:

— Сестры ждут моего звонка. Полагаю, я лучше скажу им, что буду работать на тебя как дизайнер интерьеров, чем объяснять насчет нашей… женитьбы.

— Согласен. Однако моим друзьям и знакомым все же потребуется объяснение. Поэтому нам надо придумать подходящую историю о нашем знакомстве. Давай расскажем им, что мы познакомились, когда я находился в деловой поездке в Англии, и с тех пор у нас начался роман. Но я держал нашу связь в секрете, пока не решил жениться на тебе,

— Пока мы не решили пожениться, — твердо поправила его Лиззи.

Илиос окинул ее надменном взглядом, свидетельствующим о том, что именно он принимает решения.

— Мы скоро приедем в город, — продолжал он, прервав вызывающее молчание. — В каком отеле ты остановилась?

— Я хотела остановиться в одном из номеров снесенной тобой гостиницы, — с трудом призналась Лизи.