Дальше было проще: опять повезло со жребием, два последних боя были с Эрнесто и Мануэлем, противниками более слабыми, а из боевого транса я просто не выходил, чтобы не чувствовать руку. За успехами других я не следил, но, раз я победил во всех пяти финальных боях, значит, мои соперники хотя бы по одному бою проиграли, следовательно, я выиграл все соревнование. Мысли в голове ворочались с трудом, и пришлось приложить специальные усилия, чтобы прийти к такому несложному выводу.

Радоваться просто не было сил. Я поморгал, чтобы рассеялась серая пелена перед глазами (зачем я вышел из транса?), и посмотрел на табло: надо узнать, на каких местах Лео и Роберто. Роберто – второй, а вот Лео только четвертый: на третьем – Джакомо.

Я настолько ни на что не реагировал, что чуть было не пожал руку Скандиано, который зачем-то решил меня поздравить, не может быть, чтобы он сделал это просто так. В последний момент я срочно убрал руки за спину. Дело могло бы кончиться безобразной дракой прямо на глазах у всего начальства, если бы не Алекс, незаметно оттерший Скандиано в сторону.

– Хочешь сразу же взять реванш? – поинтересовался мой друг самым издевательским тоном, на который только был способен.

Хм, придется теперь и его охранять.

Очень довольный нашими достижениями Тони прыгал вокруг, но на шею не вешался. Хороший мальчик: на ногах мы держались не без усилий.

К нам подошел синьор Адидже:

– Вы трое – ко мне в кабинет, – приказал он.

Да-а, всех троих призеров он недавно лечил. Это, наверное, он принес удачу Джакомо. Лео очень расстроен. И он единственный человек, которого я не могу утешить, потому что он сильнее. Представляю себе, как он на меня посмотрит, если я поинтересуюсь его самочувствием. Лео избавил меня от проблем, подставив мне свое широкое плечо:

– Похоже, сам ты до врача не доползешь, – заметил он. – Рука болит?

– Не настолько, чтобы падать, – ответил я, но от помощи не отказался. – Зато я понял, зачем надо не думать.

Лео ухмыльнулся.

Я бы сейчас лучше пошел на пляж – полежать часик, а придется тащиться в другую сторону.

Впрочем, ничего такого смертельного синьор Адидже у нас не нашел: поворчав на мальчишек, которые готовы умереть за свои чертовы медали, он велел нам беречь ногу, спину и руку и отпустил восвояси. Ха, сам хорош. Кто не свел со щеки ну очень живописный шрам, прямо как у немецких буршей: наверняка специально, чтобы производить впечатление на новобранцев (они считают всех военных врачей тыловыми крысами, пока сами не повоюют).

* * *

Вернувшись домой, я улегся на горячий песок. Сегодня все проблемы могут идти вдаль, ловить не буду. Я и вообще паинька последнюю неделю, надо отдать должное Ловере, на шалости просто нет ни сил, ни времени. На чтение – тоже, и это гораздо хуже.

– Знаешь, чем плоха «сумма мест»? – спросил меня Алекс, устроившись рядом.

– Ну?

– Можно выиграть все виды, кроме одного, а в итоге оказаться черт знает на каком месте.

– Ммм, да. Есть такое дело. Ты это к тому, что я должен срочно придумать, как выиграть «Ночной бой»?

– Догадливый! Прямо сердце радуется!

Я только повернул голову и посмотрел на него, угрожающе прищурив глаза. Алекс был серьезно потрясен: он был уверен, что я брошусь повалять его по песочку.

– Все ясно, – добавил он грустно. – Думать будем завтра.

Я тяжело вздохнул:

– Ладно, рассказывай все, что ты про него знаешь.

– Прочитать тебе лекцию?

– Угу. Я никогда не был… не участвовал… не слышал…

– Ясно. Это только так называется «Ночной бой», на самом деле игра длится трое суток. Начнется послезавтра утром. Первые шесть часов на организацию, а потом можно уже воевать. Весь лес под наблюдением, так что даже Скандиано не сможет нарушить правила.

– Это греет душу.

– Точно. Дети младше тринадцати лет не участвуют, так что Гвидо тоже будет играть в первый раз. Четыре армии, ты будешь командовать одной из них.

– Э-э-э, это обязательно?

– Ну, делят так: команды, занявшие первые четыре места, – в разные армии, вторые четыре – тоже, причем мы получим самую слабую из них. Зато из третьей четверки – самую сильную. Ну и так далее.

– Двадцать шесть не делится на четыре, – заметил я.

– Кто-то отсеется по возрасту, а в последних командах обычно такие плохие отношения, что они и сами рады разбежаться. Так что особых проблем с дележкой у Ловере не будет.

– Ты не ответил, почему я буду командовать, – напомнил я.

– Формально это не обязательно, но по традиции…

– Понятно. Придется еще убеждать карбонарскую вольницу, что я могу привести ее к победе.

– А ты можешь? – с нарочитым удивлением поинтересовался Алекс.

Этого я уже не выдержал: вскочил и обрушился на него сверху. Мы покатились в сторону моря. На линии прибоя снизу был я. Почему ему всегда так везет?.. Мы искупались (скоро будет уже нельзя: закат) и опять пошли позаниматься делом, хватит дурака… э-э, то есть умного, конечно, по пляжу валять.

– Ладно, – предложил я, когда мы вернулись на старое место: здесь не слишком раскаленный песок, – поехали дальше.

– Угу. Побеждает та армия, которая перестреляет всех остальных. К сумме мест каждой команде прибавляется соответственно один, шесть, одиннадцать или шестнадцать. Второе, третье и четвертое места зависят от времени жизни армии.

– Ясно. А если к концу игры останутся целы две армии?

– Тогда – дележка мест.

– Кто мешает спрятать нескольких своих бойцов так, чтобы их никто не нашел?

– Никто. Но еще никому не удавалось.

– Странно, лес, я так понял, сорок квадратных километров. Ну ладно, это пока неактуально. Союзы заключать можно?

– Никто не мешает. Но с тобой ни Эрнесто, ни Скандиано в союз вступать не будут: в их интересах уничтожить нас пораньше, только так у них появится шанс на победу. И между собой они не договорятся, потому что тогда у Скандиано нет шансов.

– Ммм, может быть, его устраивает быть вторым, если первые не мы.

– Может быть, – задумчиво сказал Алекс. – Наверное, Лео был прав, Скандиано собирается идти в школу при военном училище. А туда полезно бывает принести медали и грамоты из летних лагерей. А если у него еще будут рекомендации от Ловере, то только очень большая тупость может помешать ему поступить.

– Понятно. А он сволочь, но далеко не дурак. И Эрнест об этом не знает. Поэтому такой союз вполне возможен.

– Час от часу не легче. Я тебе еще не всё сказал. Лес поделен на четыре сектора, и в первые шесть часов пересекать границы запрещено. Зато потом полная свобода. Поэтому воюют все в основном по ночам.

– Понятно. Сектора распределяются по жребию?

– Э-э-э, не знаю.

Феб закатился за горизонт, и вдоль пляжа зажглись неяркие фонари; когда мы вернемся с ужина, погаснут и они – дальше каждый обеспечивает себе освещение сам.

Я утомленно закрыл глаза и замурлыкал что-то немелодичное. Надо подумать. Алекс благоговейно замолчал – Александр Македонский с Пальмаролы думать будет! Покусай его летучие коты! А сам он думать не собирается?

Ладно. Моя старая идея с лазаньем по деревьям, плюс снайпер, плюс возможность подчинить ему еще несколько прилично стреляющих ребят… Алекс будет командовать разведкой – отведет душу. Остальное спланировать заранее не удастся: я не знаю, какой участок леса мне достанется и что будут делать наши противники.

По песку в нашу сторону кто-то шел. Два человека, и походка незнакомая. Я открыл глаза: к нам приближались двое наших ровесников, оба были смущены, а может быть, даже немного напуганы.

Я приподнялся на локтях: они наверняка к нам, наша палатка и естественно сложившаяся территория на пляже – крайняя. Ребята остановились прямо передо мной, оба кусали губы, не зная, как начать разговор. Я вопросительно поднял брови, и один из них расхрабрился:

– Привет! Энрик – это ты?

– Я, – честно признался я.

– Я – Крис, а это Бенни, – представился он и представил своего спутника.