— Несчастный Осков никогда не нравился Валексу. Он то и дело подвергал его испытаниям, пока, наконец, не добился своего. Официальной причиной смерти было названо самоубийство, но думаю, беднягу убил Валекс.

Шмяк, и повар ловко перевернул оладью. А я-то тревожилась из-за Брэзелла, хотя на самом деле — малейшая ошибка, и — шмяк! — от меня ничего не останется. Скорей всего Валекс держал пару-тройку ядов в запасе на случай, если ему заблагорассудится избавиться от дегустатора. Я испуганно оглянулась, опасаясь, что на кухню сейчас войдет мой мучитель, чтобы отравить завтрак.

Я даже не могла насладиться беседой с разговорчивым поваром, потому что само место действия постоянно напоминало мне: новая должность чревата не только необходимостью дегустировать пищу, но и другими опасностями. Повар поставил передо мной тарелку со сладкими блинчиками, вытащил из печи еще три буханки хлеба и залил в формы новое тесто. Горячие блины были так вкусны, что я проглотила их в мгновение ока, несмотря на то что желудок у меня еще не успокоился.

— Осков был моим другом. И самым лучшим дегустатором командора. Он каждое утро после завтрака приходил ко мне на кухню и помогал изобретать новые рецепты. Я должен все время чем-то удивлять командора, иначе он начнет подыскивать мне замену. Понимаешь, о чем я?

Я с готовностью кивнула, вытирая рот.

— Меня зовут Ранд, — сказал он, протягивая мне руку.

— Элена, — пожимая ее, ответила я.

По дороге к кабинету Валекса я остановилась у открытого окна. Солнце только что поднялось над вершинами гор Духа, которые располагались к востоку от замка. Краски неба были размыты, словно ребенок пролил воду на акварельный рисунок. Я стояла, глубоко вдыхая свежий воздух, и наслаждалась трепещущей красотой жизни. Вокруг все цвело, и утренняя прохлада вскоре должна была смениться приятным теплом. Жаркий сезон еще только начинался. Палящий зной и влажные ночи наступят только к концу месяца. Я уже две недели занималась с Валексом и не знала, сколько времени провалялась в беспамятстве после «Любимого».

Я оторвалась от окна и двинулась к кабинету Валекса, подойдя как раз тот момент, когда он из него выходил.

— Элена! Ты выжила! — улыбнулся он. — Тебя не было три дня, и я уже начал волноваться.

Я вгляделась в его лицо. Похоже, он и вправду был искренне рад меня видеть.

— А где Мардж? — осведомился он.

— Я ее не видела. — «К счастью», — добавила про себя.

— Значит, тебе нужно противоядие, — заметил Валекс, возвращаясь в кабинет.

Я проглотила жидкость, и Валекс вновь направился к двери, а когда я не последовала за ним, сделал мне знак рукой.

— Нужно продегустировать завтрак командора, — пояснил он, убыстряя шаг.

Мне ничего не оставалось, как поспешить за ним.

— Тебе пора познакомиться с командором и узнать, как именно осуществляется дегустация блюд.

Мы свернули в главный коридор. Валекс шел слишком быстро, пока я не споткнулась, спеша за ним.

Знаменитые шпалеры королевской эпохи были разорваны и замазаны черной краской. В сиротском приюте Брэзелла нас учили, что любая шпалера представляла определенную провинцию старого королевства. Каждая из них вышивалась вручную в течение многих лет золотыми нитями и разноцветным шелком и являла какую-нибудь картину из истории провинции. Теперь, даже будучи разорванными, они красноречиво говорили о вкусах командора.

Вся Иксия знала о его презрении к роскоши, излишествам и несправедливости, которые были присущи предыдущему правителю и членам его семьи. После перехода от монархии к военному режиму в Иксии, произошли разительные перемены. И хотя многие граждане готовы были смириться с простыми, но строгими правилами Кодекса поведения, другие отказывались носить униформу, испрашивать разрешение на путешествие и предпочитали просто бежать на юг.

Их наказывали в точном соответствии с тем, как это было определено Кодексом. За отсутствие униформы виновного на два дня приковывали обнаженным к столбу на городской площади. Даже если у него имелись уважительные причины, наказание всегда было одинаковым. И народ Иксии знал, что изменить его невозможно. Ни подкуп, ни знакомства не могли облегчить участи виновного. Все было просто: либо живи в соответствии с Кодексом, либо плати за его нарушение.

Я вовремя отвела взгляд от шпалер, так как Валекс свернул под каменную арку, украшенную искусной резьбой. Потрескавшаяся деревянная дверь криво висела на разболтавшихся петлях, однако на ее поверхности еще были видны изысканные изображения деревьев и экзотических птиц. Она тоже стала жертвой переворота и еще одним свидетельством намерений командора.

Я миновала дверной проем и замерла в полном изумлении. Передо мной простирался тронный зал замка. Он был уставлен рядами столов, за которыми сидели советники и военные офицеры всех военных округов. В огромном зале стоял несмолкаемый гул голосов.

Трудно было выделить кого бы то ни было в этой суете, и, тем не менее, я разглядела Валекса, который решительно продвигался в глубь зала. Мне потребовалось время, чтобы найти путь в лабиринте столов. Только подойдя к двери, я услышала, как кто-то жалуется на то, что сладкие булочки успели остыть.

Командор Амброз сидел за простым деревянным столом. По сравнению с кабинетом Валекса зал выглядел голым, лишенным какого бы то ни было убранства. Единственным предметом, не имеющим практического назначения, было скульптурное изображение снежного барса. Его глаза блестели серебром, а мощная спина была присыпана сверкающей металлической стружкой.

Черная униформа командора была безупречна и идеально подогнана по его фигуре. Она выглядела точно так же, как у Валекса, разве что ромбы, вышитые на его воротнике, были бриллиантовыми и сияли в лучах утреннего солнца. Черные с проседью волосы командора оказались подстрижены настолько коротко, что стояли «ежиком».

В приюте Брэзелла нам рассказывали, что командор не любит появляться на людях и не позволяет изображать себя на портретах. Чем меньше людей знало, как он выглядит, тем меньше было шансов, что кто-то покусится на его жизнь. Некоторые считали его параноиком, но я полагала, что придя к власти с помощью убийств и заговоров, он был не более чем реалистом.

Конечно же, я представляла его себе совсем иначе: например, крупным бородатым мужчиной, с обилием оружия и грудью, увешанной орденами. На самом деле он оказался суховатым человеком с чисто выбритым лицом и классическими чертами.

— Командор, это — Элена, твой новый дегустатор, — промолвил Валекс, подталкивая меня вперед.

И я встретилась взглядом с миндалевидными глазами командора. Взгляд этот был жестким и пронзительным, как острие меча. Он словно пригвоздил меня к полу. Я чувствовала, как он испытующе проникает в самую душу. И когда командор перевел глаза на Валекса, я с облегчением вздохнула.

— А я-то считал, что она должна изрыгать пламя, судя по той суете, которую здесь поднял Брэзелл, — заметил командор.

При звуке этого имени я окаменела. Если Брэзелл уже успел пожаловаться командору, то меня запросто отправят на виселицу.

— Брэзелл — болван, — ответил Валекс. — Ему нужна драматическая развязка, которую он хочет устроить из публичной казни убийцы своего сына. Лично я разделался бы с ней на месте, и он вполне имел на это право. — Валекс отхлебнул чаю из кружки командора и понюхал булочки.

Сердце у меня сжалось, и я почувствовала, что не могу вздохнуть.

Но с другой стороны, в Кодексе поведения ясно сказано, что первому же осужденному, которого предстоит повесить после освобождения этой должности, следует предложить занять ее. И Брэзелл был одним из его авторов. — Валекс вырезал центр булочки и отрезал кусочек с краю, после чего положил оба куска в рот и принялся их тщательно пережевывать. — Прошу, — промолвил он, передавая тарелку командору.

— У Брэзелла есть свои причины, — ответил командор, беря кружку с чаем и заглядывая в нее, — Когда она приступит к своим обязанностям? Мне уже надоело есть холодную пищу.