— Нет, — снисходительно рассмеялся Кису. — Это не коса, а речной остров. Их тут полным-полно.

— Куда повернем? — спросил я.

— Направо, — уверенно сказал Кису.

— Но почему? — спросил я.

Для меня, как для англичанина, привычнее поворачивать налево. Подобным образом встречный оказывается со стороны руки, держащей меч. Всегда лучше, чтобы люди попадались тебе с этой стороны. Так надежней. К большому моему удовольствию, на Горе, как в Англии, принято левостороннее движение. Гориане — благоразумный народ. Подобно землянам, они большей частью правши. И немудрено — почти все жители Гора произошли от людей. В горианском, как и во многих земных языках, незнакомец и враг обозначаются одним и тем же словом…

— В любую деревню на берегу Нгао принято входить справа, — сказал Кису

— Почему так?

— Потому что человек при этом открыт для удара клинка, — пояснил он.

— Но разве это разумно?

— А как еще показать, что ты пришел с миром?

— Любопытно… — протянул я.

Лично я предпочел бы заходить слева. Что, если тебя встречают вовсе не с миром? Я воин и хорошо знаю, что одна восьмая ина — ровно столько времени требуется, чтобы повернуться к противнику другим боком, — может стоить жизни.

— Если в этих краях живут люди и если их обычаи схожи с обычаями Нгао и Укунгу, мы должны показать им, что пришли с добрыми намерениями. Это убавит нам забот.

— Звучит здраво.

Мы повернули каноэ направо, и через половину ана остров уже был по левую руку от нас. В длину он достигал нескольких пасангов.

— А я думаю, в этих местах никто не живет, — сказал Айари. — Мы зашли слишком далеко на восток.

— Может, ты и прав, — пожал плечами Кису. И в этот миг до нас донесся, барабанный бой.

— Ты понимаешь язык барабанов? — спросил я у Айари. Он покачал головой.

— А ты, Кису?

— Нет. Но и так ясно, что они извещают о нашем появлении.

27. ДЕРЕВНЯ РЫБАКОВ. РАБЫНЯ МОЛИТ О ПРИКОСНОВЕНИИ. АЙАРИ ДОБЫВАЕТ СВЕДЕНИЯ

Люди метались по пристани и кричали что-то невразумительное. От берега далеко в воду уходил двойной ряд обструганных бревен с множеством перекладин, скрепленных лианами. С перекладин на веревках свисали длинные плетеные корзины конической формы, служившие рыбацкими сетями.

— Прочь! Прочь! — завопил один из них, сначала на ушинди, а затем на укунгу. На причале были только мужчины и мальчишки, все кричали и отчаянно жестикулировали. Сквозь лес на берегу проглядывали хижины. На крышах из пальмовых листьев рядами вялилась на солнце рыба. Из деревни к берегу начали сбегаться женщины, подгоняемые любопытством.

— Прочь! — снова заорал тот тип на ушинди, потом на укунгу.

— Мы — друзья! — на ушинди выкрикнул Айари.

— Уходите! — повторил парень на ушинди. Видимо, это был местный полиглот. Остальные — семеро мужчин и столько же ребятишек — двинулись к краю причала, умело балансируя на тонких бревнах, с явным намерением обратить нас в бегство.

— Хотел бы я знать, — проговорил я, — был ли здесь Шаба и как давно.

Несколько человек принялись размахивать ножами.

— Не слишком-то они дружелюбны, — заметил Айари

— Плохо, — сказал Кису. — Нам не помешало бы запастись едой, мачете и прочим товаром.

— И на что ты намерен все это купить? — спросил я.

— У тебя есть золотая цепь — подарок Билы Хурумы. Я коснулся ожерелья:

— И то верно.

Я снял цепь и потряс ею перед туземцами. Но те по-нрежнему были полны решимости гнать нас прочь.

— Бесполезно, — огорченно проговорил Айари.

Даже дети угрожающе кричали на нас, подражая взрослым, хотя по существу им до нас не было дела — просто они нашли себе замечательное занятие. Словом, первое поселение, оказавшееся на нашем пути через ан после того, кaк мы миновали первый остров, встретило нас весьма негостеприимно.

— Поплыли отсюда, — сказал Кису.

Я услышал пронзительный вопль и, рывком обернувшись, успел заметить, как мальчик лет восьми рухнул с мостков в воду. Течение немедленно подхватило его и стремительно понесло. Не думая ни секунды, я бросился в воду. Вынырнув, я услышал, как Кису велит разворачивать лодку. Я плыл так быстро, что давно уже должен был догнать мальчика, но его нигде не было видно. Через несколько мгновений каноэ оказалось рядом со мной.

— Где он? — крикнул я Айари. — Ты его видишь?

— С ним все в порядке, — ответил тот. — Залезай.

— Так где же он? — спросил я, забираясь в каноэ.

— Да вон, — ответил Кису.

Я оглянулся и, к своему изумлению, увидел, что мальчишка, ухмыляясь от уха до уха, карабкается на мостки.

— Зря ты испугался, — сказал Айари. — Он плавает как рыба.

Только тут до меня дошло, что никто из местных не бросился спасать ребенка. Но ведь он же кричал! И мне действительно показалось, что его относит течением…

Один из людей на причале дружелюбно махнул нам рукой и спрятал в ножны зазубренный клинок — рыбацкий нож. Мы поплыли к мосткам. Мужчина тем временем подал сорванцу руку, помогая выбраться наверх. Я обратил внимание на то, как взрослые и дети уверенно и ловко передвигаются по гладким, скользким бревнам. У этого ребенка было не больше шансов упасть с мостков, чем у земного мальчишки — споткнуться на ровном месте.

Малец ухмылялся, глядя на нас; его приятели тоже потешались вовсю. Мужчина — должно быть, отец — погладил его по голове и похвалил. Ну что же, маленький негодяй отлично выполнил свою роль.

— Причаливайте, — сказал на ушинди тот самый грамотей, что раньше обращался к нам на двух языках. — Вы хотели спасти мальчика. Значит, вы — наши друзья. Добро пожаловать в деревню.

— Это был розыгрыш, — сказал Кису.

— Понятно, — проворчал я.

— И какой ловкий розыгрыш, — добавил Айари

— Я не люблю, когда меня разыгрывают, — нахмурился Кису.

— Наверное, на реке лишняя осторожность не помешает, — предположил я.

— Наверное, — буркнул Кису.

Мы причалили каноэ к мосткам и выбрались на берег.

Девушкам мы связали руки за спиной и усадили их в грязь. От запястий рабынь веревки тянулись к низкому, утопленному в землю рабскому шесту.

Жители деревни устроили нас на ночлег в крытой пальмовыми листьями плетеной хижине. В глиняной чаше тускло горея огонь.

Стемнело. В деревне пели, плясали и веселились. Мы с Кису сидели у огня друг напротив друга.

— Где Айари?

— Остался побеседовать с вождем. Ему пока не все ясно.

— Что еще он хочет выяснить?

— Не знаю.

Нам уже было известно, что около ста двадцати человек, некоторые из них в голубых туниках, на трех лодках проследовали мимо деревни не останавливаясь.

Мы сильно отстали от Шабы и его людей.

— Господин, — позвала Тенде.

— Да, — откликнулся Кису.

— Мы совсем голые.

— Ну и что?

— Ты обменял шелковый лоскут, который я носила на бедрах. Ты обменял раковины с моей шеи и даже с моей лодыжки!

— Да, — сказал Кису.

Как ни странно, ракушки и шелк оказались в большой цене у местных рыбаков. Раковины были с островов Тассы, здешние жители никогда таких не видали. Шелка в этих краях тоже не знали. Естественно, мы тут же отдали туземцам бусы всех рабынь, шелковую тряпицу с бедер Тенде и куски черно-красного репса, служившие юбками белым рабыням. Золотую цепь, подарок Билы Хурумы, мы, хорошенько подумав, решили придержать на черный день. В цивилизованных краях ей конечно же цены не было, но здесь она стоила не дороже, чем стальной нож или медная проволока. В обмен на свои товары мы получили две корзины вяленой рыбы, мешок мяса и овощей, отрез ткани, сплетенной из коры бобового дерева и выкрашенной в красный цвет, горсть ярких деревянных бус и, что было важней всего, два тяжелых ножа с изогнутым лезвием в два фута длиной — панги. Последнее приобретение особенно обрадовало Кису. Я не сомневался, что панги рано или поздно нам пригодятся.

— Мне это не нравится, Кису, — сказала Тенде. Разъяренный Кису одним прыжком очутился возле нее и залепил девушке мощную пощечину.