— Он оставался верен своей касте.

— Он был вором и предателем! — сердито повторил я.

Била Хурума отвернулся и уставился на руины, на каменных исполинов, на разрушенный и всеми позабытый древний город.

— Когда-то здесь была великая империя, — медленно проговорил он. — Теперь ее нет. Мы не знаем, кто ворочал эти камни, воздвигал эти храмы, разбивал сады и прокладывал улицы. Мы не знаем названия этой империи, не знаем имени ее народа. Мы знаем лишь то, что люди построили эту страну и какое-то время жили в ней. Империи процветают и отходят в небытие. Но строят их все-таки люди.

— Или разрушают, — заметил я.

— Да, — согласился Била Хурума, глядя вниз, на галеры и каноэ. — Одни люди строят империи, другие их разрушают.

— Какое из этих занятий более благородно? — спросил я.

— Я думаю, — сказал Била Хурума, — что лучше строить, чем разрушать.

— Даже если твой труд обратится в руины?

— Да, — твердо произнес он. — Даже если твой труд обратится в руины.

— Ты знаешь, чего хотели от Шабы я и Мсалити?

— Конечно, — пожал он плечами. — Шаба перед смертью успел мне все поведать.

— Кольцо не принадлежало ему по праву, — сказал я. — Он был предателем и вором!

— Он оставался верен своей касте, — упрямо повторил Била Хурума.

Я отвернулся от убара и двинулся вниз, к причалу.

— Подожди, — негромко произнес он мне вслед. Я обернулся и посмотрел ему в глаза. Убар спустился на несколько ступеней, и мы оказались лицом к лицу.

— Шаба просил меня передать тебе это. Он прятал его у себя на теле.

Била Хурума вложил мне в руку большое кольцо, слишком крупное для человеческого пальца — золотое, с серебряной пластинкой. На нем отчетливо виднелась крохотная царапина.

— Шаба сказал, что он благодарит тебя и просит прощения. Сам понимаешь, без него Шаба не смог бы пройти этот путь.

— Благодарит? — растерянно переспросил я. — Просит прощения?

— Он, если можно так выразиться, одолжил у тебя это кольцо. Взял взаймы. Он очень надеялся, что ты не станешь возражать.

Я молчал, не находя слов.

— Он хотел вернуть его сам, — продолжал Била Хурума, — но тут внезапно напали эти твари… Я сжал кольцо в кулаке.

— Ты знаешь, что мне отдал?

— Знаю. Кольцо великой силы, которое делает своего владельца невидимым.

— С таким кольцом ты стал бы непобедим!

— Возможно, — едва заметно усмехнулся Била Хурума.

— Тогда почему ты отдаешь его мне?

— Потому что так хотел Шаба.

— Не знал, что бывает такая дружба, — задумчиво произнес я.

— Я — убар, — сказал Била Хурума. — За всю мою жизнь у меня было лишь два друга. Теперь их обоих не стало.

— Одним из них был Шаба…

— Конечно, — ответил убар.

— Кто же второй?

— Человек, которого я убил.

— Как его звали? — спросил я.

— Мсалити.

— Нам пора! — крикнул Кису.

Мы с убаром спустились на пристань, расположенную на восточном берегу озера Шабы. И тут прогремел взрыв.

В нескольких пасангах от нас ослепительно вспыхнул свет. Пламенный столб взвился ввысь, и небо вмиг заволокло облаком пыли и листьев. Земля содрогнулась у нас под ногами, озерная вода вспенилась и забурлила. Раздались потрясенные крики. Нас окатила волна горячего воздуха, с неба посыпались обломки камней…

Потом все внезапно стихло, только волны с плеском бились о причал. Небо на юго-востоке потемнело.

— Что это было? — пришел в себя Кису.

— Взрыв, — ответил я.

— А что он означал? — спросил Била Хурума.

— Я думаю, он означал, что мы теперь спокойно можем плыть вниз по реке.

Я мысленно улыбнулся. Фальшивое кольцо никогда не попадет в Сардар.

— Ну что же, отправляемся, — сказал Била Хурума.

— Отдать швартовы! — крикнул я.

Вскоре наши галеры и каноэ уже шли по озеру Шабы. Кольцо из Тахари висело у меня на шее, на золотом ожерелье, подаренном Билой Хурумой. Рядом со мною в каноэ, завернутые в непромокаемые промасленные шкуры, лежали записные книжки и карты Шабы.

Я последний раз оглянулся на руины древнего города, на грозное черное небо на юго-востоке и поудобней перехватил весло.

— Эй! — закричал Кису. — Где Аибу?

Мы стояли на площади Ниундо, главного селения Укунгу.

Навстречу нам, вооруженный копьем и щитом, вышел Мвога.

— Аибу мертв, — сказал он. Тенде ахнула и разрыдалась.

— Отчего он умер? — спросил Кису.

— От яда, — ответил Мвога. — Теперь я — вождь Укунгу.

— Мое копье не согласно с этим, — нахмурился Кису.

— Зато мое согласно, — отрезал Мвога. Кису угрожающе сдвинул брови:

— Пусть сами копья разрешат этот спор.

В Укунгу острия копий обычно обмотаны полосками кожи. Мвога и Кису, не сговариваясь, сорвали кожаные чехлы. Наконечники копий грозно блеснули. Щиты в Укунгу украшают пучком перьев. Если перья смотрят в землю, это означает, что человек собрался на охоту. Пучок перьев, устремленный в небо, говорит о том, что вот-вот начнется схватка. Кису и Мвога держали свои щиты перьями вверх.

— Я буду лучшим мфалме, чем Аибу, — сказал Мвога. — Потому-то я и велел отравить его.

Поединок был недолгим. Очень скоро Мвога упал к ногам Кису. Тот выдернул из его груди окровавленное копье.

— Ты хорошо сражаешься, — похвалил Била Хурума. — Теперь ты уничтожишь тех, кто поддерживал Мвогу?

— Нет, — ответил Кису. — Мы из одного племени. Я не стану убивать их. Пусть в Укунгу воцарится мир.

— Прежде, Кису, — сказал Била Хурума, — ты был упрям и буен, как кайлуак, несдержан в гневе и скор на расправу. Теперь ты многому научился. В тебе довольно мудрости для того, чтобы стать мфалме.

Кису пожал плечами.

— Я приглашаю тебя в Ушинди, — продолжил убар. — Мсалити больше нет. Мне нужен человек, который поможет мне править империей.

— Лучше быть первым в Укунгу, чем вторым в империи! — отрезал Кису.

— Ты и так первый в Укунгу, — сказал Била Хурума.

— Я все равно пойду на тебя войной, — заявил Кису.

— Зачем? — поднял брови убар.

— Я освобожу Укунгу! Била Хурума улыбнулся:

— В этом нет нужды. Укунгу — свободная страна.

По толпе пронесся крик изумления.

— Оботри острие своего копья, Кису, — сказал Била Хурума, — и зачехли его. И переверни свой щит. Пусть перья смотрят в землю.

— Я зачехлю копье, — твердо ответил Кису. — И переверну щит.

Он передал оружие одному из жителей деревни. Била Хурума и Кису крепко обнялись. Империя заключила мир с Укунгу.

— Зачем ты заковал меня в цепи, господин? — жалобно спросила Дженис.

Она стояла на коленях, обнаженная, на горячих досках причала в Шенди. На лодыжках и запястьях рабыни блестели кандалы, тяжелая цепь приковывала ее к железному кольцу на пристани. На горле девчонки болтался стальной ошейник с надписью: «Я принадлежу Боску из Порт-Кара». Под этим именем меня знают в разных уголках Гора, и у него есть своя история.

— В Порт-Каре, — сказала Дженис, — когда я хотела убежать, ты меня даже не связал. Сейчас, когда я уже знаю, что значит быть рабыней на Горе и одна мысль о побеге приводит меня в трепет, ты заковал меня в цепи!

— Женщин всегда заковывают перед погрузкой на корабль, — объяснил я. — Жаль, что я не сделал этого раньше.

— Да, господин, — потупилась она.

— Дело даже не в цепях. Не будь их, тебе все равно не удалось бы далеко убежать.

— Да, господин. Теперь у меня есть ошейник и клеймо.

Ко мне подошел капитан Улафи.

— Приветствую тебя!

— Приветствую тебя, — ответил я.

— Это из-за нее было столько шума? — спросил он.