«Почему ты не сказала, что ты — рабыня?» — спросил он по-английски.

«Прости меня, господин!» — взмолилась я.

«Мы едва не нанесли нашим богам страшное оскорбление, принеся им в жертву презренную рабыню».

«Да, господин», — пролепетала я.

«Увидев тебя впервые, я сразу решил, что ты — рабыня. Но когда я приказал тебе не надевать очки, ты ослушалась»

«Прости меня, господин!»

«Ты ведь знаешь, что всякий свободный мужчина имеет полную власть над рабыней?»

«Да, господин».

«Когда ты надела очки, я подумал, что ты не рабыня, а свободная женщина, которая сможет стать достойной жертвой для наших богов».

«Да, господин». — Я низко склонила голову.

«Но я был прав: ты оказалась всего-навсего рабыней».

«Да, господин», — прошептала я, не поднимая головы

«Почему ты надела очки, когда я велел тебе не делать этого?»

«Прости меня, господин!»

«Высечь ее!» — приказал он.

Белокурая дикарка в замешательстве посмотрела на меня.

— Продолжай.

— Перед троном были укреплены два кольца, примерно в пяти футах одно от другого. Меня поставили на колени…

— Встань на колени, — сказал я, — в точности как в твоем сне.

— Хорошо, господин. — Она опустилась на колени. — Ремни, стягивающие мои запястья, пропустили сквозь кольца, а концы их держали двое мужчин.

— Занятно, что тебе приснилось такое, — заметил я. — Это известный способ менять напряжение в теле рабыни, которую бьют плетью.

— Во сне это казалось таким естественным…

— Это и есть вполне естественно. А теперь покажи, в каком положении были у тебя руки перед началом порки.

— Вот в таком, господин. — Девушка вывернула запястья и развела руки в стороны.

— Что произошло дальше?

— Меня высекли.

— Сколько ударов ты получила?

— Одиннадцать. Десять — за непослушание и еще один — чтобы напомнить мне, что я рабыня.

— Забавно. — Я поднял брови. — Такое иногда практикуется.

— Да, господин.

— А теперь, — приказал я, — веди счет ударам и после каждого делай то же, что делала во сне.

— Хорошо, господин.

Видимо, во сне ее выпороли на славу. Я наблюдал, как менялись ее лицо и тело. Блондинка то извивалась от боли, то вздрагивала в ожидании очередного удара, то сжималась в комочек, то падала на живот, то садилась. Видимо, большая часть ударов пришлась на спину, два — на грудь, два — на левый бок и один — на правый. По ее движениям я без труда восстановил картину порки. Судя по всему, мужчины, которые держали ремни, были настоящими мастерами.

— Потом наказание закончилось? — спросил я.

— Да, господин.

— Похоже, тебя высекли как следует.

— Да, господин. Меня высекли как следует.

— В конце порки, — продолжал я, — ты поняла, что ты рабыня?

— Да, господин. Я поняла, что я — рабыня.

— Что случилось дальше?

— Я стояла на коленях и плакала. Мужчины вытащили ремни из железных колец и рывком подняли меня на ноги. Я жалобно смотрела снизу вверх на моего господина, ища в его глазах хоть искорку милости… Тщетно. Для него я была женщиной чуждой, ненавистной расы, и к тому же рабыней.

«Дрянная рабыня», — процедил он.

«Да, господин», — всхлипнула я.

Он махнул рукой, и меня потащили. Я увидела круглое отверстие в камне — это был бассейн с отвесными краями, футов восьми в диаметре. Мужчины, которые волокли меня, стали по разные стороны от него. Сначала я услышала хриплое рычание и всплеск воды и лишь затем, в свете факелов, увидела зрелище, от которого мне стало плохо. Бассейн кишмя кишел крокодилами. Это звери, похожие на речных тарларионов, только покрытые твердым панцирем…

Я кивнул. Насколько я понимаю, болотные и речные тарларионы Гора генетически отличаются от земных аллигаторов, кайманов и крокодилов. Дело в том, что земные рептилии так хорошо приспособлены к окружающей среде, что почти не изменились за десятки миллионов лет. Если бы болотные и речные тарларионы произошли от крокодилов, завезенных на Гор Царствующими Жрецами, они бы больше напоминали своих предков. С другой стороны, я могу и ошибаться. Известное сходство между этими видами животных, особенно в строении тела и в повадках, можно отнести на счет конвергентной эволюции: в сходных условиях окружающей среды яйцекладущие животные двух разных миров стали походить друг на друга. Многие виды горианских животных родом с Земли: некоторые птицы, грызуны и даже такое важное для горианской экономики животное, как боcк.

— Я билась в крике, отчаянно пытаясь вырваться, — продолжала блондинка, — но меня дюйм за дюймом подтаскивали к бассейну.

«Господин! Господин! — вопила я, но все было напрасно. Уже на самом краю бассейна я обернулась и взмолилась: — Господин! Прости меня! Пощади свою дрянную рабыню!»

Ремни на моих запястьях натянулись; еще мгновение — и я полечу вниз, в жадные разинутые пасти. Я откинула голову, и… Не знаю, из каких глубин у меня вырвался жалобный крик: «Позволь мне доставить тебе наслаждение!»

Должно быть, он подал какой-то знак, потому что ремни вдруг ослабли. Меня уже не тащили вперед.

«Позволь доставить тебе наслаждение, господин! — вновь выкрикнула я. — Твоя рабыня молит тебя об этом!»

Меня снова подволокли к каменному трону и развязали ремни на запястьях. Охваченная ужасом, я бросилась на колени перед троном и снизу вверх посмотрела на того, кто восседал на нем.

«Ты хочешь ублажить своего господина?» — спросил он.

«Да, господин».

«Как рабыня?» — «Да, господин, — воскликнула я, — как рабыня!»

Теперь я понимала, что значат слова, которые так естественно у меня вырвались. Они означали, что я действительно рабыня и в самом деле жажду доставить удовольствие мужчине.

«Начинай!» — приказал он.

«Хорошо, господин», — сказала я и попятилась от трона…

Я подбросил несколько веточек в костер, прислушиваясь к шорохам джунглей.

«Надеюсь, ты понимаешь, — спросил он, — что, если я останусь недоволен тобой, тебя бросят крокодилам?»

«Да, господин».

Я в страхе смотрела на дикаря. Я понимала, что если я хочу остаться в живых, то должна ублажить его, и ублажить хорошо — как рабыня.

— И что же ты сделала? — спросил я.

— Я… я двигалась перед ним, как рабыня.

— Повтори в точности до малейших деталей все, что ты делала во сне, — приказал я.

— Ах! — вскрикнула она. — Как же ты хитер, господин! Как легко ты заманил меня в ловушку! Я молча смотрел на нее.

— Я опять должна вести себя как самка? — спросила она.

— Конечно.

— Не заставляй девушку выставлять напоказ ее душу! — взмолилась блондинка.

— Рабыня обязана выставлять напоказ свою душу! — отрезал я. — Лицемерие, увертки и ложь годятся для свободных женщин, но не для рабынь!

В глазах ее стояли слезы.

— О господин…

— Ты готова? — спросил я.

— Нельзя так грубо вторгаться в сокровенный мир девушки!

— У тебя нет сокровенного мира! — заявил я. — Ты принадлежишь мне.

— И мне нельзя сохранить даже частичку достоинства?

— Разумеется, нет.

— Я — рабыня, — горько вздохнула она.

— Да.

— И я должна показать господину свой сон.

— Да. В точности, до мельчайших подробностей.

— Хорошо, мой господин. Но помни, что во сне я была вынуждена делать то, что делала, иначе меня швырнули бы крокодилам, этим страшным хищникам, похожим на речных тарларионов. Я знала, что мне предстоит умереть страшной смертью, если я не доставлю удовольствие тому человеку

— Ты спасала свою жизнь, — подтвердил я.

— Да, — кивнула она, — жизнь жалкой, перепуганной рабыни.

— Начинай, — велел я.

В одно мгновение она полностью преобразилась. Я был поражен. Впервые в жизни я сделался соучастником женского сна. Как ярко она оживляла свои видения! Я точно наяву увидел каменный трон, на котором, скрестив ноги, восседал ее господин, пламя факелов, бурый от жертвенной крови алтарь с железными кольцами, бассейн, кишащий крокодилами, краснокожих дикарей в пестрых одеждах и перьях, и посреди всего этого — прекрасную белую девушку, только что ставшую рабыней, которая отчаянно пытается спасти свою жизнь, ублажая сурового хозяина.