— Икс, прости, если мои слова слишком просты и поверхностны, но это правда. Мне хотелось подойти и заговорить с тобой. Сразу же.

— И? — выдавливаю я.

— Я сдержался. Но подслушал ваш разговор. Прости. Затем я заплатил за напитки. Не смог не сделать хотя бы такую малость. А после ушел, пока не натворил глупостей.

— Почему ты не заговорил со мной?

Марк пропускает мой вопрос мимо ушей.

— Но потом ты пришла в палаццо. Поступила довольно дерзко. И тогда я понял, что ты не такая уж наивная, какой показалась сперва. Ты открылась с новой стороны — забавная, умная и… В общем, мне было сложно опять противиться себе. Я не из тех, кто предается сентиментальности.

Что он такое говорит? Я таю от его слов. Таю. Но я не должна. Мне необходимо знать про Джессику. Почему он сказал, что она ему понравилась? Но не успеваю я спросить, как он произносит:

— После твоего ухода из палаццо я попросил друзей — приятелей, коллег, слуг — присматривать за тобой. Прости меня еще раз. Я не имел права вмешиваться без спроса в твою жизнь. Этому нет оправдания. Но ты показалась мне все же… слегка наивной, может, даже слишком дерзкой.

— Ты устроил за мной слежку?

— Не совсем. Назовем это охраной. Да. «Охрана» звучит лучше. Потом я узнал, что ты исследуешь жизнь трущоб, Матердеи, Скампию — очень опасные места, — и попросил своих людей быть более бдительными. Да, последнюю пару дней за тобой следили.

Не знаю, как к этому относиться. Должна ли я испытывать шок и отвращение, что в мою жизнь вторгаются? Но в моей душе все наоборот. Я под защитой! Марк Роскаррик защищал меня. Невозможно злиться на него.

— Я был на виа Толедо, — говорит он, — когда позвонил один из моих парней, Джузеппе, и сказал, что ты в беде. Он добрался до тебя первым, а я приехал, как только смог.

— И спас меня. Спасибо.

Марк отмахивается от слов благодарности:

— С моей стороны это был чистой воды эгоизм. Я не достоин твоей благодарности.

— Прости, я правильно расслышала? Эгоизм?

Легкий ветерок на мгновение пропадает. Семья, что сидела за нами, ушла. Наступила тишина.

— Икс, — слышу я голос Марка. — Я спас тебя… для себя. Мне дурно от одной мысли, что с тобой может что-то случиться. Как ты уже поняла, именно ты понравилась мне с самого начала.

Теперь я просто обязана спросить.

— Но ты сказал, что Джессика…

— Я соврал, чтобы уберечь тебя от меня.

Его глаза потемнели — от злости или же от печали, а может, от чего другого.

— Не понимаю, Марк…

Он вздыхает и отворачивается, будто разговаривает сам с собой. Вглядывается в голубизну побережья Сорренто вдалеке.

— Александра, для тебя это опасно. Но я все равно неуклонно двигаюсь вперед… — Он медленно поворачивает голову и впивается в меня взглядом. — Ничего не могу с собой поделать. В тебе есть что-то особенное, не только красота, а что-то в самой тебе. Я увидел это, как только ты вошла в палаццо. Твоя смелость, бесстрашие. Острый ум. Меня непреодолимым образом потянуло к тебе. Как по закону гравитации. — Он на секунду замолкает, а потом говорит: — Как там было у Данте? В конце «Комедии». Про любовь, что «движет солнце и светила»? Ах да. «L’amor che move il sole e l’altre stelle».

На этом он замолкает. Я тоже не произношу ни слова. Да и что мне сказать? Что я чувствовала то же самое? Или похожее?

Чтобы подавить свои глупые слова, я отпиваю вина. «Москато роса». Непередаваемый вкус, насыщенный и одновременно утонченный. Сладость без сладости как таковой. Сейчас будто наступил самый важный момент в моей жизни.

— Мне тоже нравится Данте, — слегка дрожащим голосом произношу я. — Одна из причин, почему я приехала сюда. Хочу изучить итальянский, чтобы читать литературу в оригинале.

— Любимый отрывок? — В его глазах вспыхивают огоньки.

— В «Комедии»? — Я обдумываю ответ. — Наверное, отрывок из «Paradiso»[24]. Когда души возносятся к Господу…

Не скрывая восхищенной улыбки, Марк заканчивает предложение за меня:

— Да! Как воспаряющие снежинки! Это и мой любимый отрывок.

Наши взгляды вновь встречаются. Марк произносит строфу на певучем итальянском:

— «In su vid’ io cosi l’etera addorno, farsi e fioccar di vapor triunfanti…»[25]

И вновь тишина. Марк делает глоток вина.

Затем ставит бокал на стол, его алые губы увлажнились от сладкого «Москато роса». Он пристально смотрит мне в глаза. Тянется рукой через стол и накрывает мою ладонь своей. Подается вперед чуть сильнее. От его прикосновения меня словно пронзает током, каждая клеточка тела жаждет раствориться в этом невероятном мужчине. Мир вокруг нас меркнет.

— Марк… — выдыхаю я.

Я связана по рукам и ногам. Другого выхода не остается. Не хочу больше тянуть. Наши губы совсем близко. Мир теряет смысл, Вселенная — ничто, есть лишь этот момент: наш столик на солнечной террасе, я, Марк Роскаррик, его прекрасное лицо и влажные сладкие губы, что вот-вот прильнут к моему жаждущему рту.

— Я не могу, — говорит он. — Не могу поцеловать тебя. Это слишком опасно. Для тебя. — Он мрачно вздыхает. — Ты мне очень нравишься, Икс. Не помню, чтобы я желал кого-то так сильно. — Длинная и гнетущая пауза. — Но это невозможно.

— До меня по-прежнему не доходит — почему?

— Мы не зашли далеко.

— Странно. Очень странно. Угощает тебя обедом, говорит, что чуть ли не обожает тебя, что ты самая красивая девушка со времен Елены Троянской, если не симпатичнее… а потом заявляет: «Видишь ли, я не могу из-за мрачной и ужасной тайны…» Затем провожает до дома — и все?!

— Он предложил мне свою машину и водителя, чтобы я изучала Неаполь… без приключений.

Подруга кивает.

— Джесс, почему он так поступил? — не унимаюсь я. — Почему?

— Дай подумать. А чтобы лучше думалось, мне нужна доза никотина.

Подруга прикуривает сигарету и выпускает сизый дым под хруст пиццы «Маргарита».

— А может, он и правда очень влиятельный сamorrista? — выдает она. — И не хочет, чтобы его мерзопакостные секреты вспыли на поверхность? Выглядит он как довольно опасный тип. — Джесс фыркает со смеху. — Может, дело в другом. Может, у него просто герпес!

Не язвительные ли нотки появились в ее голосе? Она моя лучшая подруга, не хочу, чтобы она завидовала мне или расстраивалась. Пока что ее реакция была сдобрена здоровым чувством юмора, с присущим ей цинизмом и очаровательным сарказмом. За это я и люблю Джесс. Именно она привносит в мою жизнь стабильность. Иначе я рискую упустить нить событий.

— Но опять же, — задумчиво говорит подруга и выпускает дым кольцом, — может, это имеет отношение к его жене. Ее смерти.

Мы весь вечер обсуждаем Марка в маленькой пиццерии неподалеку от порта. Джессика поддерживает тему, за что я ей очень признательна. Но ведь именно она потащила меня в то кафе.

Мы сидим на улице, наслаждаясь знойным вечерним воздухом. В то же время я вижу, что происходит внутри пиццерии: там здоровяки с демоническими прическами накачиваются в баре крепкой граппой. Они залпом опрокидывают жидкость в горло, затем оборачиваются, словно в ожидании аплодисментов. У некоторых на руках шрамы — ожоги или порезы.

Джессике нравятся такие злачные места. Ей они кажутся очень душевными и настоящими. Иногда я с ней соглашаюсь, иногда нет. Прямо сейчас меня это мало волнует. Я еще не отошла от шока, а на горизонте маячит депрессия.

Марк Роскаррик испытывает те же чувства, что и я. Но он не может позволить себе быть со мной?

Он также предлагает мне машину с водителем. Джузеппе. Зачем делать это, если наши отношения не продвинутся дальше?

Смотрю на заваленный бумажными салфетками стол, а потом на Джессику:

— Джесс, я веду себя глупо, да? Думаешь, мне стоит забыть его?

В ответ подруга пристально смотрит на меня:

— Да.