Многолетнее наше изучение московского некрополя позволило сделать и еще одно любопытное открытие. Мы заметили, что до революции в надписях на монументе имя и отчество покойного непременно предшествовали фамилии. Но где-то уже с 1920-х годов установился обычай вначале писать фамилию, а уже затем имя-отчество. А часто вообще одну только фамилию с инициалами. И этот обычай, за редкими исключениями, соблюдается и в наше время. Сколько мы ни пытались найти объяснение этому феномену у работников похоронной сферы — могильщиков, каменотесов, граверов, — никакого результата! Никто ничего объяснить не может.

По нашему представлению такой порядок установился вполне в соответствии с социальной политикой и моралью советского государства. Каждый человек, по разумению власти, должен был занимать свою определенную строчку в алфавитном порядке. И хорошо еще, если в алфавитном. Но одновременно значительная часть населения распределена была в порядке цифровом, как незабвенный Иван Денисович. Имя собственное тогда вообще зачастую стало ассоциироваться с наследием прежнего режима. Недаром новая власть вскоре предложила гражданам именоваться новыми революционными именами — Владлен, Ремир, Ким, Октябрина, Сталинина и т. д.

В старину в соответствии с христианскими представлениями считалось, что, умирая, человек оставляет свою фамилию в этом мире: на том свете ему нужно лишь имя — под ним он предстанет перед Высшим судом, и, благодаря ему, он сможет надеяться на заступничество «тезки» — небесного покровителя. Неслучайно еще на рубеже XIX–XX веков простых людей хоронили под одним только именем. На старинном подмосковном кладбище села Алексина, Рузского района, нам попался как-то добротный белокаменный обелиск-часов ня, на котором написано:

Р. Б. — это раба Божия, как нетрудно догадаться. Ни фамилии, ни отчества! — на Небесах это ни к чему!

В советский же период фамилия стала основным признаком идентификации личности. (Кстати — любопытно заметить! — в самое последнее время таковым признаком все-таки становится номер, — цифровая система, которой поневоле пользовался наш Иван Денисович, берет свое.) По нашему мнению, такое правило сложилось именно в пику прежним представлениям о значении имени собственного, основанным на христианских ценностях: у них было так, а у нас будет наоборот!

Пример доминирования фамилии мы находим отнюдь не только на надгробиях. Проделаем эксперимент сию секунду: предлагаем читателю взглянуть на собственные визитные карточки. Что он там увидит? — прежде всего он увидит напечатанную крупным шрифтом фамилию, а уже за ней следует набранное петитом имя-отчество. В то время как до революции на всех визитных карточках без исключения прежде всего печаталось имя-отчество. Мелочь? Но эта мелочь свидетельствует о том, что мы преимущественно советские люди: в своих традициях, в представлениях о мироустройстве, в морали и прочем.

Итак, что конкретно мы советуем? Конечно, советовать всем поголовно взять немедленно за образец надгробную надпись с камня XIX века мы не станем. Еще раз заметим, что у каждого свои обстоятельства и возможности, а каждая буква на камне стоит очень недешево. Но добавить еще какую-то краткую информацию о покойном, как-то: род занятий, какие-то его заслуги и — непременно! — место рождения — это мы настоятельно рекомендуем. Это делает покойного не безликой строчкой в советском алфавитном порядке, но личностью, оставившей в мире свой след, а, следовательно, и не окончательно ушедшего из этого мира. И тогда справедливо и уместно зазвучат строки Алексея Николаевича Плещеева:

Современная система погребения предполагает лишь два типа захоронения останков: предание тела земле, как сейчас принято говорить «гробом», и кремация с последующим помещением пепла либо опять же в землю, либо в колумбарий. Крайне редко покойные остаются погребенными в море: если скажем, они находятся на потонувшем судне, то это судно с телами погибших, согласно международному праву, считается подводным кладбищем или общей могилой. Случаются и иные — довольно экстравагантные — способы погребения, как правило, сугубо индивидуальные: так некоторые родственники развеивают пепел своего кремированного близкого — обычно это делается по его завещанию, — в том месте, которое он любил при жизни, или которое было почему-то ему дорого.

Например, нет могилы как таковой у знаменитого писателя Константина Симонова: он завещал пепел свой развеять под Могилевым на Буйничском поле, — это место было дорого Симонову, как память о самых роковых днях войны. На Новодевичьем кладбище в Москве стоит монумент другому популярному писателю — Юлиану Семенову. Но это так называемый кенотаф — символическое надгробие над пустой могилой. Прах автора «Штирлица» развеян над Черным морем. Еще более оригинально распорядилась в завещании своим прахом известная писательница-эмигрантка Нина Берберова: она велела часть праха развеять возле парижского ресторана, где встретила своего первого издателя, часть на территории Йельского университета в Коннектикуте, еще часть над рекой Делавер в Филадельфии и, наконец, оставшуюся — на территории Принстонского университета, где она преподавала.

Итак, рассмотрим историю традиционных способов погребения. Сразу оговоримся, что погребение «гробом в землю» и кремация — это далеко не единственные традиционные похороны. У некоторых народов существуют иные погребальные традиции, восходящие ко временам поистине баснословным. Но мы не будем касаться всяких экзотичных погребальных обычаев, например, предания пепла водам Ганга, как это и по сей день принято в Индии, или подвешивания тела к верхним ветвям деревьев, как поступали некоторые лесные северные народы, или скармливания мертвого тела животным и птицам, как делали в Монголии еще в начале ХХ века, или поедания (!) умерших живыми, как это было заведено у аборигенов Австралии и соседних островов. Русские люди преимущественно наследуют общеевропейской цивилизации и культуре, поэтому нас, прежде всего, интересует именно европейская погребальная традиция, существующая на континенте с глубокой древности и до нашего времени.

Нам нередко приходилось слышать мнение, что предавать тело земле в Европе стали лишь с наступлением христианской эры, а до этого покойных повсеместно сжигали. И в подтверждение такого мнения обычно приводятся свидетельства древней литературы. Так в «Илиаде», между прочим, повествуется о похоронах Патрокла:

Конечно, костер площадью в тысячу квадратных сажень (две с лишним тысячи метров) — это художественный прием гиперболизации. Очевидно, он был существенно меньше. Но нас не это интересует в данном случае. Важно заметить, что хоронили греки одного из своих вождей, поэтому, естественно, похороны ему были устроены по самому высшему разряду. Но думать, что в античные времена подобным же образом хоронили всякого покойного так же нелепо, как считать, что в советской России любого умершего гражданина клали в мавзолей по примеру погребения основателя системы.